Позабытые острова - Даниельссон Бенгт. Страница 10

В старину здесь не знали алкоголя, единственным хмельным напитком была кава из кореньев: их разжевывали, затем смешанную со слюной кашицу ставили на несколько часов бродить, разбавляли водой и пили. Совсем невинным этот напиток нельзя назвать, но и большого вреда он не причинял. При неумеренном потреблении у «пьяниц» шелушилась кожа, наступало нервозное состояние, но эти симптомы быстро проходили. Теперь же маркизцы узнали ром и другие спиртные напитки; кава была забыта. А тут еще моряки научили их добывать алкоголь из пальмового сока, и всюду появились нехитрые самогонные аппараты. Распространилось пьянство. Одним из популярных предметов обмена стал, разумеется, табак. Курили все — мужчины, женщины, дети.

Не обошлось без проституции, которой прежде благодаря присущей полинезийцам свободе нравов на островах не знали. Когда женщины вплавь (лодки были для них табу) добирались до кораблей, они вовсе не рассчитывали на вознаграждение, щедрость матросов была для них неожиданностью. Но они быстро смекнули, что у европейцев свои воззрения, и требовать плату стало обычным. Мужчин-маркизцев это вполне удовлетворяло: они получали все необходимое, не отдавая ничего взамен и не работая.

Венерические болезни были занесены уже испанцами, а проституция превратила их в подлинное бедствие. Свирепствовали и другие инфекции. В ту пору у капитанов было заведено оставлять больных матросов в первом попавшемся порту. Это коснулось и Маркизских островов. Местные жители по неосмотрительности старались помочь больным и, конечно, сами заражались. Туберкулез, грипп, оспа и прочие болезни распространялись, как пожар в степи. Островитяне были лишены иммунитета, лекарств они не имели и гибли сотнями, тысячами.

Прошло всего несколько десятилетий, и положение стало катастрофическим. Целые долины вымирали, опустевшие дома разваливались, каменные платформы зарастали зеленью. Только на самых уединенных островах, совершенно лишенных удобных гаваней и бедных продовольствием, часть населения уцелела, но старый общественный уклад и здесь распался, жизненные силы народа были подорваны.

Миссионеры пытались спасти островитян от полного истребления, но их было очень мало, и они располагали весьма ограниченными возможностями; во всяком случае, вначале. Первыми миссионерами на Маркизских островах были англичане Крук и Харрис, высаженные в Ваитаху с корабля «Дафф» в 1797 году [21]. Вождь Тинаи любезно принял пасторов, предложил им поселиться в его доме. Чтобы проверить, сколь прочно благоволение вождя, капитан «Даффа» решил задержаться на некоторое время в бухте.

Островитян явно обрадовало дружелюбие и услужливость англичан, но их сильно смущало одно обстоятельство. Все прежние посетители столь рьяно стремились познакомиться с местными наядами, что маркизцы считали их несчастными обитателями стран, лишенных женского населения. Однако новые приезжие, облаченные в черное, совершенно не обращали внимания на женщин. В чем дело? Женщины Ваитаху были обижены, они так рассчитывали на щедрые дары. А супруга вождя сочла себя просто оскорбленной. Маркизский обычай требовал, чтобы глава семейства предоставлял каждому почетному гостю возможность разделить с ним благоволение своей жены. Но эти белые непочтительно отвергли бескорыстное предложение хозяина.

Через несколько дней вождь отправился вместе с Круком в одну из соседних долин, оставив жену дома в обществе Харриса. Госпожа Тинаи уже давно пыталась понять странное безразличие чужестранцев. Она подозревала, что это переодетые женщины. Теперь ей представился случай проверить свою догадку. Вместе с несколькими подругами опа среди ночи набросилась на ничего не подозревавшего Харриса. Бедняга в ужасе обратился в бегство. Каким-то образом он ухитрился захватить свои пожитки, но пока шлюпка с корабля шла за ним к берегу, островитяне успели его обобрать.

Харрис был сыт по горло и хотел немедленно плыть домой, в крайнем случае — на другие острова, жители которых не отличались бы столь варварскими правами и таким любопытством. Более упорный Крук принял смелое решение остаться. Лишь год спустя удалось кое-что узнать об его участи. Американский парусник, не нашедший удобной стоянки в Ваитаху, направился к Нукухиве. Только судно вышло из бухты, как его догнал на лодке с балансиром какой-то островитянин. Капитан, не обращая на него внимания, хотел уже отдать команду добавить еще паруса, но вдруг полинезиец окликнул его на безупречном английском языке. Представьте себе удивление команды, когда обнаженный островитянин поднялся на борт и назвался пастором Круком!

Как ни странно, Крук не собирался отказываться от своей миссионерской деятельности. Сколько его ни отговаривали, он настоял на том, чтобы продолжать свой труд на Нукухиве. Будь у него столь же бесстрашные и упорные товарищи, возможно, они вместе достигли бы своей цели, теперь же его усилия были обречены на провал. После еще одного года тщетных стараний добиться чего-либо на Нукухиве Крук сдался и вместе с одним молодым маркизцем сел на китобойное судно, направлявшееся в Лондон. В Англии маркизца Тимотити показывали за плату; деньги предназначались на дальнейшую миссионерскую работу. Увы, полинезиец умер, не успев сделать сколько-нибудь значительного вклада в обращение своих соотечественников.

Неугомонный Крук не оставлял своих намерений осчастливить миссиями Маркизские острова, но трудности были велики и многочисленны, так что ему удалось попасть туда только в 1825 году. На сей раз Крук захватил с собой двоих пасторов таитян, которых и оставил на островах. Другие протестантские миссионерские общества решили испытать тот же метод и разослали по островам священников гавайцев. Надеялись, что местным уроженцам, лучше знающим язык и нравы населения, легче будет добиться успеха. Получилось наоборот. К белым маркизцы по известным нам причинам относились с опаской. Иное дело свой брат полинезиец, который пошел на службу к чужакам, покорился им. Маркизцы относились к таким людям презрительно. И еще одно осложнение: пасторы полинезийцы, вступая в брак с местными женщинами, оказывались замешанными в родовых усобицах и теряли всякую самостоятельность. Мало-помалу большинство из них изменило христианской вере.

Пробовали посылать женатых миссионеров — американцев, надеясь, видимо, что белые женщины благотворно подействуют на нечестивцев. Очень скоро оказалось, однако, что Маркизские острова — неподходящее место для «цивилизованных» женщин. Вопреки всем ожиданиям островитяне относились к женам миссионеров без всякого почтения; один из пасторов пишет, что «даже самые черные чернила недостаточно черны для того, чтобы описать поведение маркизцев». Он же извиняется, что лишь приблизительно может передать оскорбительные выражения островитян — в английском языке нет слов, которые позволили бы их воспроизвести.

Появились и католические миссионеры, они очень энергично взялись за дело. Но уже через несколько лет островитяне сожгли их дома, и в дальнейшем миссионеры жили скорее на положении узников [22].

Двести пятьдесят лет спустя после открытия архипелага маркизцы, несмотря на полувековые усилия множества миссионеров, все еще относились совершенно равнодушно к христианству. Ни один островитянин не был обращен в «истинную веру». Ничего удивительного: корабли приносили им только болезни, лишения, смерть, и виновниками всех своих бед островитяне считали европейцев. Для маркизцев было все одно — что матрос, что миссионер; они считали и тех и других одинаково виновными.

И маркизцы, наверное, по сей день оставались бы язычниками, если бы не французская оккупация 1842 года. Подобно другим великим державам, Франция в ту пору расширяла свою сеть военно-морских баз. С экономической точки зрения Маркизские острова не представляли собой никакой ценности. Здесь не было ни металлов, ни других природных богатств, плодородной земли — крайне мало. Но для базы они вполне подходили.