Позабытые острова - Даниельссон Бенгт. Страница 17

— Спросим Генри Ли, — предложила Мария-Тереза, — Он единственный может дать нам дельный совет.

Генри Ли — норвежец, с которым мы познакомились, когда он приезжал на Таити. Он прожил на Маркизских островах сорок два года. Капитан предупредил нас, что через два дня мы придем в его долину.

— Помнишь, он звал нас к себе, — начал я нерешительно. — Что если в самом деле сначала…

— Нет уж, — перебила Мария-Тереза. — Как это можно стеснять людей! Надо сразу строить собственный дом. И ведь у Генри Ли лавка в долине Пуамау, где живет четыреста островитян. Где же тут спокойная жизнь?

Н-да, перспективы довольно мрачные… Разве что Генри Ли сможет нам порекомендовать хорошее место. Сходить на берег где попало — нелепо, приютиться на то время, пока мы осмотримся — негде. Кстати, это один из минусов Маркизских островов, о которых большинство случайных посетителей как-то забывает. Капитаны шхун, матросы и таитяне всегда найдут приют у своих родных или у друзей в долинах. Совсем в ином положении залетный турист. После долгого плавания он сходит на берег, разбитый, грязный, мечтая где-нибудь отдохнуть, привести себя в порядок. Но где? Гостиниц нет. Маркизцы даже за деньги не пустят его к себе; ни помыться, ни переодеться, ни поесть, ни вздремнуть… И броди в пропотевшей одежде, пока идет погрузка копры, а она может продлиться несколько дней…

Естественно, немногочисленные белые, обосновавшиеся на островах, считают своим долгом заботиться о приезжающих европейцах. Мы с радостью пользовались этим обычаем, но одно дело — погостить день-два, другое — обосноваться на несколько недель. Нельзя же злоупотреблять традиционным гостеприимством. Надо знать меру.

Итак, перед нами стояла простая и в то же время сложная проблема: найти подходящее место, пока не ушла шхуна и пути к отступлению не отрезаны. То, что мы видели до сих пор, не очень обнадеживало. Но, может быть, найдется все-таки достаточно сухая, приветливая долина, в которой живет одинокий, стосковавшийся по людям поселенец? Ответить на этот вопрос мог только Генри Ли. Если и он не поможет, можно с таким же успехом возвращаться вместе с Ларри на Таити.

Чем ближе к Хива-Оа, тем хуже мы себя чувствовали. Разумеется, отчасти виной тому были большие волны и резкий запах копры из трюмов. Даже Белоснежка и Нефелине, которые обычно не боялись качки и без вреда для себя угощались копрой, начали страдать морской болезнью. Нас же просто мутило. Но даже больше, чем волны и копра, нас угнетала неопределенность. Чем-то кончится наше маркизское приключение?

Прошло десять дней, как мы покинули Папеэте. В эту ночь мы почти не спали и уже в пять утра заняли наблюдательный пост на носу. Как обычно, едва различимые, несмотря на начавшийся рассвет, отвесные серые скалы… По вот рулевой крикнул капитану в каюту:

— Эиаоне и муа!

Мы подошли к долине, которая называется Эиаоне. Поглядели на карту: так, теперь уже недолго и до Пуамау, где живет наш норвежский друг.

Все четче вырисовывалась долина Эиаоне. Светлыми полосами среди темной зелени вытянулись стволы пальм. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, мы отправились на шлюпке на берег. На фоне белого песка выделялось несколько темных фигур; встречающие указали на сарай поодаль — там хранилась копра. Матросы тотчас поспешили туда, начались переговоры на таитянском и маркизском наречиях о ценах и меновых товарах. Мы уныло сели на камень, размышляя о своих злоключениях. Вдруг сзади нас послышался бодрый голос:

— А вы как сюда попали?

Генри Ли! В соломенной шляпе и очках, в руках — бухгалтерская книга.

— Генри! — удивился я. — Что ты здесь делаешь? Разве ты живешь не в Пуамау? Мы собирались к тебе туда.

— Я давно оттуда переселился! Неужели вы не слышали про большое наводнение, которое унесло мою лавку? Это было еще первого апреля девятьсот сорок шестого года. Только мы сели обедать в моем доме на берегу, вдруг жена вскрикнула и показала рукой на море. Оборачиваюсь — с океана идет огромный вал! «Бегом! — кричу. — Вверх по долине!» И схватил младшего сына. Только мы взбежали на пригорок, как дом исчез под водой. Ученые считают, что на дне океана, где-то у Алеутских островов, произошло вулканическое извержение, да такое мощное, что с севера на юг через весь океан прокатился вал десятиметровой высоты. На Таити и других островах, защищенных коралловыми рифами, он особой беды не причинил. Там рифы приняли на себя главный удар. Зато здесь, на Маркизах, много долин было опустошено. Особенно пострадала обращенная к северу Пуамау.

Моя лавка стояла на берегу, на участке, который я получил от родителей жены. Исчезла в несколько секунд, вместе с жилым домом, складом, библиотекой и коллекцией маркизских произведений искусства, оружия и инструментов. Сорок лет собирал… Один могучий вал все смыл в океан. Он так стремительно налетел, что мы едва успели спастись. И остался я таким же нищим, каким был в девятьсот девятом, когда бежал с корабля на Хива-Оа. Мы долго ходили по берегу, искали, но океан выбросил только несколько деревянных украшений. Однако долину Энаоне, где мы сейчас находимся, волна не смогла у меня отнять. Мне уже давно опротивело заниматься торговлей, без конца препираться с покупателями. И решил я начать новую жизнь. Переехал сюда, построил себе дом. Теперь у меня плантация, это куда лучше.

Закончив свой рассказ, Генри сделал в книге пометку о сдаче партии мешков с копрой.

Пока мы разговаривали, совсем рассвело, и теперь можно было осмотреться в долине. Сразу чувствовалось, что Генри северянин, с совершенно иным взглядом на жизнь, чем у островитян, да и у большинства поселенцев, которых мы встречали в Полинезии. Долина простерлась на два километра в длину и на километр в ширину, и нигде не было видно не только кустиков, но даже сорняков. Пальмы выстроились стройными рядами, точно их муштровал прусский капрал, а вокруг плантации тянулась отличная ограда — проволока в шесть рядов на врытых в землю столбах из дерева миру. Тут и там паслись тучные коровы и сильные лошади. Между пальмами росли апельсиновые деревья; земля была усыпана орехами.

Во всей Французской Океании я не видел такой аккуратной плантации.

Но еще больше мы удивились, когда подошли к стоящему в глубине долины жилому дому. На холме вместо ставшей ужо привычной для нас ветхой и грязной лачуги из досок и ржавой жести стояло сверкающее краской отличное деревянное строение на цементных опорах. Крашеные полы и стены, в комнатах электричество, красивая мебель из лучшего дерева. Ванная комната! Душ! Уборная!

Только тот, кто жил на уединенном островке в самых примитивных условиях, способен полностью оценить такие, казалось бы, тривиальные вещи. Мы от души, вполне искренне хвалили увиденное. Второй такой ванной не было ни на одном из прочих островов архипелага; пожалуй, и на Таити мало таких.

Уписывая вареные плоды хлебного дерева и жаркое из дикого петуха и заедая все это сочными апельсинами, мы рассказывали Генри и его родичам о наших планах. Как мы задумали поселиться в тихой долине на одном из Маркизских островов, поработать спокойно годик и на собственном опыте испытать заманчивую жизнь поселенцев, обходящихся без всякой помощи извне.

— Что ж, — заговорил Генри, мешая английские, французские, норвежские, маркизские и таитянские слова, чтобы всем было понятно, — я, кажется, знаю, что вам нужно.

Он подумал и продолжал:

— Так, все ясно. Вам незачем плыть дальше. Идеальное место — здесь. Стройте свой дом на соседнем пригорке. Место солнечное, с отличным видом на окрестности. Конечно, надо расчистить участок. Возле пригорка растут бананы и таро, есть папайя. Берите, сколько понадобится, пока не разобьете собственную плантацию. Мир и покой гарантирую. Во всей долине живут только две семьи, они работают у меня. Воды предостаточно, а если вы что-нибудь забыли — до лавки в Пуамау всего час езды верхом. Так что приступайте, если вы задумали все это всерьез.

Как раз то, что мы искали! Мы предались розовым мечтаниям, но Генри быстро вернул нас к действительности. Глянув на берег, он воскликнул: