Тайны «Бесстрашного» - Лейрд Элизабет. Страница 20

— Ой, чушь какая-то. По-моему, это даже не по-английски. Pont… fleuve… navire [8]. Ничего не разобрать.

Кит резко вскинул взгляд.

— Можно и мне посмотреть, Том?

— Сколько угодно.

Кит взял книжицу тонкими пальцами.

— Но это ведь французские слова! Riviere, cote, ville [9], — воскликнул он. — И названия французских городов. Глядите — Verdun, Fonteinebleau… [10]

Он умолк и прикусил губу, а потом нерешительно поднял голову. Друзья смотрели на него так, точно впервые видели.

— Не знал, что ты говоришь по-французски, Кит. — Обычно открытое лицо Тома в одно мгновение приобрело выражение подозрительной недоверчивости. — Я, конечно, знал, что ты иностранец, но мы все считали тебя не то итальянцем, не то испанцем, не то еще кем-то в том же роде. Но меня давно удивляло, что ты никогда не рассказываешь про свою семью. Есть что скрывать, да?

Кровь бросилась Киту в лица.

— Я никогда не говорил ни тебе, Том, ни еще кому-нибудь ничего о себе, — ответил он. — Не знаю уж, что вы там считали. Но моя мать была англичанкой.

— Была? Значит, она умерла?

Том весь подался вперед, нос у него чуть не подергивался от нетерпения — ни дать ни взять охотничий пес. Джон, тоже сгорая от любопытства, не сводил с них глаз. Несмотря на все дружелюбие Кита, веселый нрав и умение изобразить кого угодно, Джон всегда ощущал в товарище что-то чуждое, отстраненное, некоторую замкнутость, отчаянное желание защитить свои границы — что не давало воли чужому любопытству. Теперь же, когда в обороне Кита была пробита брешь, правде предстояло неминуемо вылиться наружу.

Кит вызывающе встретил взгляды товарищей.

— Если вам так уж надо знать, я скажу. Мой отец был французом. И не смотри на меня так, Том. У меня нет никаких причин любить французское правительство. Мой отец был… он погиб во время Красного Террора, после революции.

— Ого-го! — вскричал Том. — Какой-нибудь граф или маркиз? Аристократ? И ему отрубили голову — чик, и нету! — гильотиной?

На миг Кит зажмурился, точно от неожиданного удара, а Джон так пихнул Тома под ребра, что тот едва не слетел с сундука, на котором сидел.

— Значит, ты сирота, Кит, да? — спросил он. Ему страшно хотелось узнать больше, но замкнутое, потерянное выражение на лице друга не располагало к вопросам.

Кит коротко кивнул, а потом снова взял книжицу и поднес ее ближе к раскачивающейся лампе.

— Слова, цифры, буквы, цифры — что это всё такое?

Он продолжал читать, что-то бормоча про себя, а потом вдруг развернулся, как будто собирался что-то сказать, но в ту же секунду вдруг зазвонил судовой колокол и раздался резкий свисток боцмана.

— Все на учебные стрельбы! — прозвучала, разносясь по палубам и в открытые люки, отрывистая команда.

Юнги мигом повскакали на ноги. Книжица была тут же спрятана в котомку, котомка запихнута в прежний тайник, столы подтянуты наверх, и все четверо вместе со всеми шестью сотнями моряков, составлявших экипаж «Бесстрашного», разбежались по орудиям. Из глоток семидесяти четырех командиров орудий изрыгались приказы: «Орудие по-боевому! Откатить!»

За всё время учебных стрельбищ Джону не выдалось ни минутки на то, чтобы спокойно подумать. Раздевшись до пояса, моряки работали на пределе сил и скорости — каждый с точностью до доли секунды знал, что и когда ему делать. Юнги же и младшие моряки на время учений превращались в проворных «пороховых обезьян», как называют во флоте тех, кто подносит картузики [11] из порохового погреба, расположенного глубоко внизу в недрах корабля. Сперва эта задача наводила на Джона настоящий ужас. Неверный шаг по трапу, искорка от случайного удара металла о металл — любая мелочь могла привести к взрыву. Опасность была столь велика, что к пушке разрешалось подносить только по одному картузику пороха — и для каждого выстрела из погреба надо было нести новый.

На первых учениях Джон бегал в пороховой погреб и обратно просто так, с пустыми руками, и наловчился проделывать этот путь с хорошей скоростью, но вот в очередной раз моряк, выдававший заряды, сунул ему из-за мокрого парусинового занавеса полный картузик, у Джона внутри всё так и оборвалось от испуга. Весь обратный путь на батарейную палубу он держал смертоносный груз на расстоянии вытянутой руки и шел чуть ли не на цыпочках, боясь что тот в любую секунду взорвется прямо ему в лицо. Однако Джон очень скоро осознал свою ошибку. Его медлительность так разозлила мистера Стэннарда, командира орудийного расчета той пушки, к которой Джон был приставлен, что тот аж рычал от ярости и обозвал нерадивого помощника сотней самых разнообразных эпитетов, один другого забористей. И теперь Джон не уступал проворством ни одному другому юнге, картузики с порохом носил под полой куртки, как и они, да и по лестницам взбирался, никому не уступая в скорости.

Ему даже начали нравиться учения, он гордился своей быстротой и проворством. Теперь его всё больше хвалили, а не ругали.

Сегодня, впрочем, он не удостоился одобрительного хлопка по спине от мистера Стэннарда. Джон никак не мог сосредоточиться. Двигался он неловко, даже несколько раз споткнулся, а один раз оступился на трапе, что вел с нижней палубы вверх, здорово расшиб себе подбородок и заставил расчет пушки ждать очередного заряда лишние десять секунд, отчего они опоздали с выстрелом. Мистер Стэннард наградил его увесистой затрещиной, а остальные артиллеристы — дюжиной отборных ругательств. Но и это не помогло. Джон никак не мог перестать думать о таинственных словах и цифрах в загадочной книжице — и от всего сердца обрадовался, когда учения наконец закончились и он смог проскользнуть обратно в бомбардирский отсек.

Мистер Таус с Джейбезом как раз потягивали ежевечернюю порцию грога.

— Девяносто секунд между выстрелами, — удовлетворенно говорил мистер Таус. — Французишкам такое и не снилось. Пусть только сунутся — уж мы будем готовы их встретить честь по чести. Зададим им жару.

— А когда это будет, мистер Таус? — спросил Джон, у которого даже живот скрутило при мысли о настоящем бое.

— Откуда же мне знать, паренек? Впередсмотрящие сверху заметили сегодня один из наших фрегатов. Он просигналил, что видел приближающийся французский военный корабль. Не удивлюсь, если французы хотят прорваться через нашу блокаду и подняться вверх по реке к Бордо. Если нам повезет, этот корабль выйдет прямиком на нас — и мы его захватим. Тогда всем выдадут вознаграждение.

— Скорей всего, из Вест-Индии плывет, не иначе, — заметил Джейбез, отворачивая голову от Горацио, который ласково тянул хозяина за прядку светлых волос за ухом. — На борту запросто может оказаться золото. Пора бы нам и впрямь побывать в деле. Тоска смертная рыскать туда-сюда без всякого толка.

Мистер Таус опустил стакан на стол.

— Информация, вот наше слабое место, — промолвил он, вытирая губы. — Точнее, нехватка информации. Бонапарт, тот всегда откуда-то знает, что мы задумали. В любой секрет проникнет, шпионы у него какие-то прямо вездесущие. А вот мы никогда ничего не… Эй, Джон, да что это с тобой? Муху проглотил?

С губ мальчика сорвалось бессвязное восклицание. В голове Джона точно свечка зажглась, осветив все доселе темные закоулки. Он вдруг понял, что может значить та книжица из его котомки.

— Мистер Таус, кажется, я знаю.

И в ту же секунду за занавес ворвался взволнованный Кит.

— Джон! Та книжка! Это…

— Шпионский код, — одновременно произнесли они.

— Что всё это значит? — раздраженно осведомился мистер Таус, допив остатки грога. — А ну сядьте оба. Скачете тут, точно блохи на собачьей спине. У меня аж голова закружилась.

Джон вытащил котомку из тайника, вынул загадочную книжицу и, открыв ее, положил на стол перед мистером Таусом.