Евангелие от Чаквапи - Стукалин Юрий Викторович. Страница 11

Сью перечитала письмо дважды, закурила сигарету и потянулась к телефону, намереваясь позвонить по указанному под подписью контактному номеру. Да, она готова заплатить деньги, чтобы старый индеец показал ей легендарную скалу, и готова выехать к ним уже сегодня, чтобы завтрашним утром выступить в путь. Девушка начала набирать номер, когда на мониторе высветилось сообщение о новом письме. На этот раз ответ пришел из мексиканского города Ханос. Он был краток.

Сью обескураженно покачала головой. И в этот момент пришли сообщения еще о двух письмах. Оба они мало отличались от предыдущих — в каждом сообщалось о наличии скалы-маяка и желании показать ее. Сью развернула карту и отметила пункты, откуда пришли ответы. Два из них разделяло не менее пятисот миль. К вечеру ответы пришли практически от всех агентств, в которые были отправлены запросы. В одних указывали оплату услуг, в других скромно умалчивали об этом, рекомендуя заглянуть на официальный сайт или связаться по телефону. Складывалось впечатление, что на американском континенте все скалы находились посреди пустыни жаркой, а по форме напоминали маяк, указующий путь терпящему бедствие мореходу.

— Вот мракобесы и кровососы, — нахмурившись, Сью отпихнула клавиатуру. — Каждый хочет заработать на бедной девочке.

Монитор снова выдал сообщение о поступившем письме, но Сью даже не стала открывать его.

Ночь, проведенная в сырой, холодной яме, показалась бесконечной. Несколько часов пребывания в обездвиженном, скрюченном положении были невыносимо мучительны. Сколько нам предстояло пробыть здесь заживо погребенными, мы не знали. Заснуть не получалось, лишь изредка усталость брала свое, и я проваливался в состояние полудремы, когда явственно ощущаешь происходящее вокруг, но перед глазами проносятся пугающие картинки с извергающими из мерзких глоток языки пламени монстрами, готовыми исполосовать тебя длинными, окровавленными когтями. Едва очередная тварь вцепилась в меня, тишину разорвал пронзительный, душераздирающий крик. Человек визжал от боли так, будто его убивали самым жесточайшим образом. Вопль достиг высшей точки, а затем резко оборвался. Деревянный щит, закрывавший яму, загромыхал, открывая путь свету и свежему воздуху, и, щуря распухшие от бессонницы и грязи глаза, мы увидели склонившихся над нами людей. Один из них махнул кому-то рукой, и через пару секунд появился Шрамолицый. Он заглянул в расширенную нами ночью яму, хмуро, сосредоточенно посмотрел на нас, а затем громко рассмеялся:

— Не знаю, насколько вы опасны, но что весьма сообразительны — отрицать не буду.

Он отошел, а боевики, бесцеремонно схватив нас за шиворот, вытащили из ямы и бросили на землю, давая возможность немного прийти в себя. Тело болело так, словно меня всю ночь били бейсбольными битами. Изодранное наручником в самолете запястье покрылось синюшными болячками, из-под которых сочился кровавый гной. Я попытался медленно вытянуть ноги, но их мгновенно свело, скручивая сжимающиеся мышцы. Поясницу «пробила» дикая боль — казалось, в нее вонзили раскаленное сверло. Рядом в таких же муках корчился Ник. Прошло не менее трех минут, прежде чем нам удалось самостоятельно встать на ноги и кое-как побрести к собравшейся в отдалении толпе.

— Еще пару ночей в этой яме, — тихо сказал я Нику, — и о побеге можно забыть.

— Да из нас уже сейчас бегуны странные получатся, — проворчал он в ответ, ковыляя рядом. — Я бы…

Удары приклада обрушились на наши спины практически одновременно. Они были сильными, но не настолько, чтобы переломать кости. Я бы даже назвал их щадящими, если бы в данной ситуации это слово имело право на существование.

— Не надо разговаривать между собой, — поднимаясь с земли, услышал я сверху нравоучительный голос. Человек не орал и не ругался — лишь разъяснял нам правила поведения, обучая хорошим манерам.

Я оглянулся на него, и он спокойно добавил:

— Выживете, только если будете послушны.

Мальчишка лет четырнадцати, он был низкорослым крепышом с едва пробивавшимися усиками и черными, простодушными глазами. Но автомат — наш родной и близкий «Калаш» — он держал в руках крепко и со знанием дела. Автомат этот пользовался у фарковцев большой популярностью.

— Меня зовут Хуан, и я к вам приставлен, — представился он. Голос меланхоличный, без малейшей агрессии. — А сейчас идите вперед. Вам следует кое-что увидеть, чтобы голову не посещали глупые мысли.

Человек сорок чумазых бедняг в изодранной одежде толпилось в окружении вооруженных боевиков. Они стояли спиной к нам, сгорбленные и поникшие. Некоторые озирались по сторонам, боязливо поглядывая на молчаливых стражей, и глаза их были полны безысходного ужаса. Толпа расступилась, пропуская нас в первые ряды, и, пробравшись туда, мы поняли, почему каждый хотел оказаться подальше от готовящегося представления. Два здоровенных боевика держали человека, чье нагое тело сплошь покрывали ссадины и огромные кровоподтеки. Ноги несчастного откровенно дрожали, голова казалась вжатой в плечи, а из под рассеченных бровей смотрели пустые, затравленные глаза. Он что-то бубнил, но охранники не обращали внимания, удерживая его под руки. Мы с Ником стояли в толпе бок о бок, молча наблюдая за происходящим.

По толпе пошел тихий шепот, и люди моментально повернули головы вправо. Шрамолицый шел в сопровождении нескольких боевиков, среди которых мы разглядели Гарсию. Мексиканец переоделся в защитную форму, и мы узнали его не сразу. Держался он весьма самоуверенно. Группа подошла к пленнику, тот в испуге поднял глаза и запричитал, моля о прощении. Я увидел, как его лицо покрылось крупными каплями пота. Шрамолицый снисходительно похлопал несчастного по щеке, и тот мгновенно притих в ожидании, а бандит повернулся к толпе и громко заговорил:

— Этот человек сбежал несколько дней назад. Мы предупреждали вас, что сбежать не удастся, и собрали сейчас, дабы лишний раз подтвердить серьезность наших слов, — он сделал знак, и от группы пришедших с ним людей отделились двое. Одним из них был Гарсия.

Сперва пленника жестоко избивали руками и ногами, затем выкручивали ему руки, ломали пальцы, и от истошного крика его замирало сердце. Мексиканец наслаждался данной ему властью. Глаза его горели, губы растянулись в отвратительной улыбке. Он выхватил нож и начал полосовать беднягу по лицу, груди, животу. Кровь брызнула во все стороны, и боевики, державшие пленника, отскочили, чтобы не запачкаться. Несчастный упал на землю, прикрывая голову руками в безуспешной попытке защитить себя от сыпавшихся со всех сторон ударов…

Шрамолицый стоял поодаль, равнодушно следя за пытками, а люди топтались на месте, робко вздыхая и опуская глаза, чтобы не видеть творящегося кошмара. Лицо пленника посерело, он уже не кричал, а лишь давился кровавой пеной, пузырившейся на сомкнутых разбитых губах. Его спина выгнулась дугой, глаза расширились и закатились так, что на месте их стали видны только белки. Он дернулся еще несколько раз, изгибаясь всем телом, будто кто-то невидимый выворачивал его, и затих. Гарсия склонился над ним, ударил несколько раз по щекам, но человек был мертв. Мексиканец разочарованно выпрямился, с изумлением глядя на недвижимое тело, словно ребенок, сломавший любимую игрушку. В ярости огласив округу проклятиями, он принялся топтать труп ногами. Шрамолицый поднял руку, жестом приказывая успокоить его, и несколько человек потащили обезумевшего мексиканца к расположенному неподалеку двухэтажному дому. Я видел, как они втолкнули его в дверь, захлопнули ее и отправились по своим делам.