Евангелие от Чаквапи - Стукалин Юрий Викторович. Страница 13
Гарсия не слышал, как я вошел. Стоя у распахнутых створок окна спиной ко мне, он стрелял из автомата короткими очередями. Я быстро окинул взглядом аскетическую обстановку комнаты — пара плетеных кресел, узкая, грубо сколоченная из досок кровать и огромный стол с придвинутыми к нему стульями. Ненависть бушевала во мне, призывая сразу же кинуться на него и раздавить эту мразь, как клопа, но разум подсказывал, что нападать на мексиканца безоружным опасно. Медленно ступая, я подкрался к столу и осторожно взял стоявшую посередине него большую статуэтку собаки. Сомнений в ее древности не возникало и было жалко гробить ее о такого мерзавца, но выбора не оставалось. Я вскинул статуэтку вверх, ощутив, как напряглись мышцы от ее тяжести, и в этот момент Гарсия обернулся. В шуме разгоравшегося на улице боя он не мог услышать меня, скорее почувствовал. Наши глаза встретились, и я с силой ударил его статуэткой в лоб. Она разбилась, распадаясь на множество толстых обломков, а Гарсия ойкнул, как-то сразу став меньше ростом. Его ноги подломились, и он начал сползать вниз. Кровь заливала ему лицо, нос вмялся, глаза закатились, но автомата он не выпустил. Я ухватился за оружие, дернул, но мексиканец только сильнее сжал пальцы. Он уже начинал приходить в себя, и в предстоящей драке все козыри были на его стороне — пребывание в камере у Ромео, ночь в зловонной яме и странные таблетки, которыми нас пичкали не прибавили мне сил, а от левой руки с распухшим и посиневшим запястьем толку в рукопашной схватке практически не было. На ремне Гарсии из ножен торчала рукоять боевого ножа, и я не мешкая выхватил его и резко всадил лезвие ему в грудь. Мексиканец выгнулся и закричал, а я продолжал в ярости колоть его, раз за разом вонзая нож, пока краем глаза не заметил мелькнувшую за спиной тень.
Хуан взбежал по лестнице и напряженно застыл в дверном проеме, направив на меня ствол автомата. Гарсия валялся на полу, на груди его расплывались кровавые пятна, а я стоял рядом, сжимая в руке нож. Понять, что здесь произошло, было несложно. Я видел, как палец мальчишки вздрагивает на спусковом крючке, и ожидал, что сейчас меня прошьет очередь, но Хуан опустил оружие, коснулся пальцами козырька армейской бейсболки, будто отдавая честь, а затем развернулся и, быстро сбежав по лестнице, выскочил на улицу.
Я кинулся к телу Гарсии, вырвал из его скрюченных пальцев автомат. С улицы доносились громкие крики и грохот стрельбы. Фарковцы стреляли по невидимому мне из окна противнику, укрываясь за деревьями и редкими постройками. Я заметил Ника, прячущегося около дома, и побежал к лестнице, но затем вернулся, вспомнив о мобильном телефоне, с которого звонил Гарсия. Подскочив к трупу, я обшарил его карманы. Ничего! Перевернул тело. Маленькая трубка спутниковой связи валялась под ним среди осколков статуэтки, и я запихнул ее в задний карман джинсов. В этот миг глаза наткнулись на кусок перетянутого узкой желтой лентой посеревшего пергамента, торчащего из осколка ноги разбитой собаки. Я схватил его. Лента соскользнула, зацепившись за острый глиняный край, и пергамент развернулся, но мне было некогда разглядывать его. Крепко сжимая в руке автомат, я спустился на первый этаж и, прижавшись к дверному косяку, осторожно выглянул наружу.
Несколько построек горело, и дым клубами стелился по земле, прикрывая сновавших повсюду боевиков, перебежками метавшихся от одного укрытия к другому. Пальба стояла такая, что глохли уши. Взрывы следовали один за другим, оставляя после себя огромные воронки и изувеченные тела погибших. Ник прятался за лежавшим у двери дома бревном, на котором несколько минут назад мы сидели с Хуаном. Он был совсем рядом со мной, но не осмеливался даже поднять головы — то и дело автоматная очередь выбивала из заскорузлой коры брызги мелких щепок. Один из фарковцев, пригибаясь, подбежал к нему и залег рядом, периодически высовываясь из-за бревна, чтобы выстрелить. На Ника он не обращал внимания, полностью поглощенный жестоким боем, но в следующую секунду пуля ударила ему в лоб, превратив лицо в кровавое месиво. Опасливо озираясь, Ник протянул руку и поднял выпавший у убитого автомат. Сверху донесся гул крутящихся лопастей, и над кронами деревьев завис большой вертолет, из которого по распластавшимся фарковцам застрочил крупнокалиберный пулемет. В таком побоище мне еще не приходилось принимать участия. Пули свистели повсюду, рвались гранаты, пулемет из вертолета поливал сверху огнем, со всех сторон слышались душераздирающие крики раненых и приказы полевых командиров, пытавшихся остановить дрогнувших боевиков.
Я закричал Нику, чтобы он бежал ко мне в дом, дающий минимальную защиту. Он услышал меня и обернулся. В глазах его застыл ужас. Не знаю, рискнул бы я сам, будучи на его месте, совершить эту короткую, но очень опасную пробежку под таким смертоносным огнем. Ник вжал голову в плечи и замотал ею, показывая, что боится даже приподняться. И тут я заметил Шрамолицего. Он выглянул из-за дерева с ручным гранатометом на плече, вскинул его вверх и выстрелил. Из ствола полыхнуло пламя, и словно в замедленной съемке я увидел, как снаряд приближается к цели. Летчик тоже заметил характерную вспышку с земли, но сделать ничего уже не мог. Взрыв потряс вертолет, расколов его пополам, и огромные огненные обломки, кружа, посыпались вниз, разрывая кроны деревьев, ломая крепкие ветви. Люди бросились врассыпную, стараясь избежать рушившихся на них металлических частей машины. Даже стрельба на мгновение поутихла. Ник кинулся ко мне, крича:
— Надо валить отсюда!
Я выскочил из дома, сжимая в одной руке автомат, а в другой старинный пергамент. Тогда я не задумывался, зачем прихватил его, вцепившись в него крепче, чем в более нужный в тот момент «калаш». Видимо, подсознательно понимал, что в древней статуэтке не стали бы прятать пергамент, если бы он не заключал в себе некую тайну. Какое мне было дело до древних тайн, когда моей жизни угрожала опасность? Я много размышлял впоследствии над этим, но так и не нашел ответа. Объяснять свой поступок интуицией было бы нескромно, да и, пожалуй, неверно… Лопасть винта ударила в крышу дома, прорубив ее, словно она была бумажной. Я побежал вдоль стены, Ник за мной. Восторженные вопли фарковцев приветствовали падение вражеского вертолета. Судя по их голосам и доносившимся до нас обрывкам фраз, они воспряли духом и теперь уже теснили нападавших. Бой разгорался с новой силой, и нам нельзя было терять время.
Резко свернув за угол, я тут же столкнулся с двумя фарковцами, спешившими к месту сражения. Мы едва не ударились лбами, и они опешили не меньше моего, сперва остолбенев, но быстро придя в чувство. Однако Ник оказался более расторопным. Ствол его автомата неожиданно возник из-под моей согнутой руки, и сначала я увидел, как оба бандита заплясали, покрываясь маленькими дырочками на одежде, а лишь затем услышал страшное громыхание выстрелов. Изгибаясь, они повалились друг на друга. Глаза одного из безвременно усопших так и остались широко открытыми, с застывшим в них удивлением.
— Вот так, — услышал я за спиной зловещий голос Ника. — Были гады, стали трупы.
Я нагнулся, сорвал упавшую с плеча одного из боевиков сумку и засунул в нее древний пергамент. Ник проскользнул мимо меня, продвигаясь вперед на полусогнутых ногах. Дом стоял метрах в двадцати от густого хитросплетения джунглей, но чтобы добраться до них, следовало пересечь открытую местность. Мы находились в тылу атакованных повстанцев, что вселяло надежду, но вероятность вновь наткнуться на запоздалого боевика или патруль, охранявший подступы с тыла, была довольно высока. Врагов на пути видно не было, и мы рискнули.
Пока Ник бежал к чаще, я прикрывал его, прочесывая взглядом окрестности, а когда он скрылся в кустах, ринулся вслед за ним. Я видел, как из кустов высунулся ствол автомата, и среди листвы заметил напряженное лицо Ника. Теперь он прикрывал меня. Я бежал что было сил, стараясь быстрее добраться до него, ожидая, что в любой момент может прозвучать выстрел. Он раздался, когда мне оставалось всего метра три до спасительного леса. Одиночный, жуткий, в грохоте боя он прозвучал совсем иначе, чем все остальные. Не потому, что стреляли из особого вида оружия. Нет. Пуля предназначалась мне, и я интуитивно почувствовал это. Странное ощущение — аккуратный кусочек металла, прошедший долгий путь от руды, пролежавшей много веков в земле, переплавленный, принявший форму маленькой бездушной пули благодаря стараниям человека, которому ты никогда не причинял зла, и даже не знаешь его, летит к тебе, будто давно ждал этой встречи, предначертанной свыше. Летит к тебе, чтобы оборвать твою жизнь. Сумку сдернуло с плеча, и она повисла на сгибе руки, болтаясь. Ник во всю глотку заорал: «Ложись!», и его автомат изрыгнул короткую очередь. Я кинулся на землю, перевернулся на спину и выстрелил наугад, промахнувшись. Но Ник бил наверняка. Фарковца отбросило на стену дома, и он медленно сполз вниз, заваливаясь на бок, и забился в конвульсиях. Голова откинулась, рот скривился в предсмертной судороге, и я узнал убитого — это была одна из женщин, встречавших наш самолет. Вскочив на ноги, я немедля влетел в чащу, ломая кусты, и царапая кожу на лице и руках.