Золото муравьев - Пессель Мишель. Страница 8

Какова была жизнь в этих краях до прихода тибетцев? Я просто обязан был сдернуть покров тайны с туманного прошлого, радости и огорчения которого ^оставляют нам в наследство столько не подвластных логике чувств, предчувствий, предпочтений и предубеждений. Это наследие не имеет ничего общего с рутиной нашей технократической цивилизации, рожденной бронзовым и железным веками. Тайн остается еще достаточно, и я надеялся, что люди из племени минаро помогут нам разгадать некоторые из них.

Глядя на окружавший нас суровый пейзаж, я надеялся, что Мисси тоже почувствует его загадочное очарование, которое невозможно постичь разумом. Когда автобус проезжал через один из первых поселков, я высунулся из окна, чтобы со струей ледяного воздуха вдохнуть приятный запах сена. Безумно люблю эти минуты перед прибытием на место, минуты, когда можешь позволить себе помечтать о самом несбыточном.

Мы медленно проезжали через поселок Драс, большинство населения которого составляют представители народа балти. Здесь занимаются в основном выращиванием овса. Язык балти входит в тибетскую группу, по вероисповеданию балти — мусульмане. Остальные жители поселка принадлежат к народу шина, их предки прибыли сюда из Кашмира в XVII веке. Шина, как мы помним, причисляются некоторыми авторами, например Лейтнером, к дардам. Язык шина родствен языку минаро, на поиски которых мы и направлялись.

Следуя вдоль обрывистого берега речушки Драс, мы очутились среди голых скал в безжизненной местности. Бесплоднее здешней земли трудно себе что-нибудь представить. Через два часа впереди зазеленел оазис — поля на террасированных склонах, обсаженные тополями и абрикосовыми деревьями. Мы прибыли в Каргил, на патриархальных улочках которого множество лавочек напоминало о былой славе этого древнего перевалочного пункта бесчисленных некогда караванов.

Когда автобус остановился, я заторопился к выходу — нужно было проследить за выгрузкой багажа. Отряхивая насквозь пропылившуюся одежду, я с наслаждением втягивал в себя неповторимые запахи каргилского базара. Аромат пряностей смешивался с тяжелым духом, исходившим от козьих туш, дым очагов, растапливаемых ячьими кизяками, соединялся с парами бензина — все это свойственно именно Каргилу. За те годы, что я не был здесь, городок успел несколько измениться. На месте двух стареньких гостиниц появились кубики новых отелей, заманивавших утомленного путника рекламой совершенств своего санитарного оснащения и электрооборудования.

Да, к своему огорчению, я вынужден был констатировать: за прошедшие годы индустрия туризма в здешних местах явно шагнула вперед. В 1979 году, например, Ладакх посетило около десяти тысяч туристов, и местные власти надеялись на дальнейшее увеличение этого потока.

Пришло время вспомнить о властях. Презрев соблазнительные вывески новых отелей, я отправился к выстроенной в викторианском стиле гостинице для официальных посетителей. Там меня встретил мой старый знакомый Гулям Мухаммед Какпори, белая рубашка и безукоризненно отглаженные брюки которого на секунду заставили забыть о пыли базара. Какпори прекрасно говорил по-английски. До того как занять нынешний пост, он учился в Сринагаре. Вернувшись в родной город, Какпори устоял от искушения заняться традиционной для Каргила коммерцией и целиком посвятил себя изучению истории здешних мест. Его заметили в министерстве туризма и зачислили в штат сотрудников. В обязанности Какпори входило содействие развитию туризма в Ладакхе.

Надо признать, что этот край древних монастырей, где монахи в просторных красных одеждах обращаются к вам по-древнетибетски, стал пользоваться огромным интересом у туристов. Постепенно начали сказываться и последствия такого интереса. Некоторые монахи стали приторговывать четками, серебряными светильниками, свистками из берцовых костей и другой монастырской утварью. Теряя веру в традиционные ценности, монахи десятками покидали монастыри и отправлялись на поиски светских заработков, не зная, куда в конечном итоге это их приведет.

Наутро я едва поднялся с кровати — мое викторианское ложе очень напоминало обеденный стол и на вид, и на ощупь. Кое-как размявшись, спустился на залитый холодным утренним светом базар. Базарная толпа, которая показалась бы неискушенному наблюдателю просто серой и беспорядочной, для меня была олицетворением истории миграций здешних народов по древним караванным путям.

Вот овальные лица уйгуров, а вот люди с раскосыми монгольскими глазами. Чуть дальше — точеные носы и смуглая кожа индийцев, а за ними — смоляная борода вольного пуштуна. Подле ив, растущих на краю базара, стоят тибетские яки, а в мой прошлый приезд на этом же самом месте расположились пришедшие из Синьцзяна верблюды.

Чуть прикрыть глаза — и нетрудно вообразить, как выглядела эта площадь во времена, когда путешественникам не нужно было ни машины, ни проездных билетов. Тогда единственным способом оплаты дальнего проезда была торговля. По сути дела повествование Марко Поло — это справочник, информирующий о том, где и что нужно покупать, а что продавать. И это отнюдь не только из-за принадлежности знаменитого путешественника к касте торговцев. Иначе тогда невозможно было финансировать путешествие: возить с собой громадные запасы золота не только обременительно, но и весьма небезопасно.

Среди жителей Ладакха есть представители двух рас: монголоидной и европиоидной.

Самым знаменитым из всех караванных путей в Азии, несомненно, тогда был Великий шелковый путь, которым и воспользовался Марко Поло. Этот маршрут шел из Китая в Самарканд, затем на Черноморское побережье и оттуда в Западную Европу. Былая слава этого пути совершенно затмила другой маршрут — Восток — Запад, который пролегал через Тибет и на котором как раз и лежал Каргил. Из Китая дорога шла по высокогорным тибетским плато, населенным кочевниками, затем, миновав Лхасу, продолжалась вверх по течению Брахмапутры вплоть до ее истоков, скрытых в горных долинах, которые простираются до верховьев Инда. Вдоль этой могучей реки, минуя город Лex, нужно было идти до поселка Кхалатсе, где был сооружен мост для переправы на противоположный берег. Здесь дорога раздваивалась: одна шла на юго-запад, в Кашмир, через Каргил, другая — в Афганистан через Скарду и Гилгит.

Я увлеченно рассказывал Мисси, как во II и III веках нашей эры по этому маршруту двигались посланцы кушанских царей, насаждавших буддийскую веру в Средней Азии. Этой же дорогой хлынули в VII веке армии первых тибетских владык, покоривших весь район Западных Гималаев и утвердивших здесь свой язык, обычаи и религию.

В период между X и XV веками все теми же дорогами шли на восток мусульманские завоеватели, и Каргил лежал на пути проникновения ислама в Гималаи.

Первым европейцем, побывавшим в Каргиле, считается Диего д’Альмиедо, португальский мелкий торговец. Он прибыл сюда в 1600 году. Будучи человеком бесхитростным, он вообразил, что увиденные им в Ладакхе буддийские монастыри основаны в свое время несторианами [13]. По возвращении д’Альмиедо информирует епископа Гоа о своем открытии, которое поражает почтенного священнослужителя до глубины души. Следующим в Каргил попадает в 1616 году католический миссионер из ордена капуцинов. Затем, уже в 1717 году, через Каргил проезжает некий брат Дезиреди из ордена иезуитов. Он направляется в Лхасу, где на короткое время обосновывается католическая миссия.

У меня при себе в качестве путеводителя были «Путевые заметки» Муркрофта, написанные в 1823 году. Муркрофт (ветеринарный врач по специальности) был первым англичанином, посетившим Каргил. Он же — первый, кто обратил внимание на людей, живущих в окрестностях Каргила, до странности похожих на европейцев.

Увы, Муркрофту не суждено было вернуться из той поездки. Составив описание Ладакха, он через Каракорум направился в Хотан, где и умер от лихорадки. Его слуга и спутник сохранил путевые заметки, которые впоследствии были изданы.