Нэнуни-четырехглазый - Янковский Валерий Юрьевич. Страница 20

Син прикинул: «Да, человек пятьдесят, не меньше. Одолеем ли?» В это время в дальнем конце барака раздался начальственный рык, все смолкли и он предстал перед «ясным оком» страшного одноглазого батоу.

Тот подверг «бродягу» жестокому допросу: «Кто, откуда, куда, что здесь делаешь? Смотри, не ври! Я здесь все и всех знаю. Я тут хозяин: хочу — отпущу, хочу — голова долой…»

Син низко поклонился. Бывая в маньчжурском городе Нингута, он не раз слышал фамилию этого страшного хунхуза, одноглазого Лю. Поэтому обратился к нему по фамилии, что заметно польстило атаману.

— Я знаю, знаю, слышал о вас, уважаемый достопочтенный господин Лю…

Он рассказал, что много лет занимается таежным промыслом. Настораживает ямы и петли на изюбров, есть у него и завалы на кабаргу. Осенью ищет женьшень. А сегодня утром заблудился в тумане, и когда вышел на эти заброшенные маковые поля, заметил дым, решил повидать людей. Ему бы соли, если можно, хоть немного…

— А куда отсюда? С кем будешь встречаться?

— На лето я ухожу к родственникам в Маньчжурию, в Нингуту.

— В Нингуту, это ладно. А на какой улице живут твои родичи?

Дух перехватило. К счастью, Син неплохо знал этот торговый городок, однако почувствовал, как сразу взмокла спина. Но медлить было равносильно смерти и он назвал адрес знакомого корейца.

— Мои живут на Восточной, третий дом от угла.

— А-а… Помню, есть там ваши вшивые фанзы…

Долго единственным глазом на изъеденном оспой желтом лице прощупывал гостя суровый батоу. Потом харкнул, плюнул на земляной пол и отпустил щуплого, прокопченного бродягу. Махнул помощнику:

— Выведи его, пусть катится ко всем чертям. А соль нам и самим нужна…

Семь потов сошло с разведчика за время этого недолгого, но настойчивого допроса. Он отлично понимал — одного жеста атамана достаточно, чтобы ему в два счета отрубили голову. Но самообладания не потерял и неторопливо шагал по тропке, затылком чувствуя дуло ружья и неотступный взгляд часового, которому — он был уверен — дана команда: в случае малейшего подозрения попросту шлепнуть незнакомого пришельца.

Зато теперь он знал все. Сколько их, как вооружены, а главное — как удобнее подойти, чтобы захватить врасплох.

Михаил Иванович слушал внимательно. Он отлично понял, на какой риск шел смелый староста ради их общего дела. Положил руку ему на плечо.

— Молодчина, Солле! Ей-богу, тебя следовало бы пред ставить к награде, да только нрав таких у нас нет. — И он крепко пожал узкую, но твердую руку корейца. — Вы согласны со мной, господин унтер-офицер?

— Так точно, Михаил Иванович. Я вполне разделяю ваше мнение. На мой взгляд, господин Шин совершил не малый подвиг!..

Теперь, после доклада Син Солле и изучения начерченной им палочкой на песке карты, все трое приступили к разработке плана окружения длинного барака. В эту ночь костров не жгли, боясь чем-либо выдать свое близкое присутствие.

А на рассвете банда оказалась в кольце, попала под перекрестный огонь. Понеся большие потери, потеряв своего одноглазого, атамана, уцелевшие бандиты сдались. Двадцать восемь разбойников оказались обезоруженными и связанными, все трофейное оружие навьючено на отбитых у них лошадей. Хунхузов довели до приграничной заставы, передали маньчжурским властям и повернули обратно.

Возвращались новой дорогой, через порт Посьет, где погрузились на попутное судно. И только дома узнал Михаил Иванович, что жизнь его семьи в эти дни снова висела на волоске…

В бухту Гека внезапно вошла мирная с виду купеческая шаланда. Двое из прибывших остались на судне, а три человека отправились на хутор Янковских.

Собаки подняли лай, Ольга Лукинична вовремя заметила «гостей» и встретила их, стоя на веранде. Псы продолжали рычать, и пришельцы, несколько стушевавшись, остановились подле нижних ступеней ведущей на веранду лестницы. Старший крикнул:

— Убери собак, тебе от мужика письмо есть! Хозяйка почуяла недоброе.

— Собаки без команды не тронут. Бросьте мне записку сюда.

На конверте стояло: «О. Янковской». Она вскрыла конверт и сразу поняла подлог: незнакомая и нетвердая рука. На листке бумаги коряво, но понятно было нацарапано:

«Обман, совершенно ясно, но что предпринять?» — соображала женщина, а главарь поторапливал:

— Давай, неси все скорее, хозяин сказал, нужно торопиться!

Решение уже созрело, и внешне Ольга сохранила полное спокойствие.

— Понятно. Подождите здесь, сейчас все соберу… Решив, что обман вполне удался и успокоившись, разбойники присели на корточки и закурили, а Ольга вернулась в дом. Мысль работала четко я ясно. Она прошла в спальню, сняла со стены всегда заряженный штуцер и вышла к посетителям. Удивленные ее быстрым возвращением, бандиты поднялись на ноги.

— Чего, уже готово? А ружья где?

Ольга Лукинична шагнула к перилам веранды, Щелкнула курком, и, направив дуло в грудь старшего, негромко сказала:

— Вот ружья! А ну марш отсюдова, пока всех не перестреляла!

Псы инстинктивно поняли происходящее, уловили тон и жест хозяйки. Ощетинившись, они двинулись на пришельцев. И опытные головорезы так опешили, что, преследуемые собаками, без оглядки бежали до самой бухты. Пелагея Семеновна, жена Гека, с удивлением наблюдала, как незваные «купцы» вброд добрались, до шаланды, в спешке подняли парус и убрались в море.

А Ольга Лукинична сутки не смыкала глаз. Со штуцером и коробкой патронов наблюдала за берегом весь остаток дня и всю ночь напролет. Благо, ночь была светлой, лупа далеко освещала бухту Гека. Однако ее осторожность оказалась излишней. Потрясенные таким отпором, хунхузы больше не думали о нападении.

Поход и все перипетии тех дней остались позади. Но как эхо этих событий, — родилась легенда, главным героем которой стал «чудо-богатырь» кореец Син Солле. И она тесно переплелась с первой — о Нэнуни. Легенда эта ползла от фанзы к фанзе, ходоки и странники разносили ее по корейским выселкам Уссурийского края, через Синий Хребет, через тихую реку Туманган на родину сказок, в Корею. Долгие годы спустя сыновья и внуки Нэнуни и Син Солле много-много раз слышали ее там. И в богатых, крытых черепицей фанзах, прочно осевших среди тучных рисовых полей, и в убогих, крытых соломой хижинах, затерявшихся в крутых горах дубово-сосновой корейской тайги. И везде она звучала одинаково торжественно.

— Ха, кто ж не знал в наше время двух неразлучных братьев-богатырей? — Темнолицый, морщинистый, с редкой седой бородкой старик, скрестив на циновке ноги, обнимает одной рукой округлую жаровню — харитон, в другой держит длинную-предлинную трубку. А вокруг него плотно, голова к голове, с приоткрытыми ртами тихо сидят полные внимания благодарные деревенские слушатели. Трудовой день окончен, на улице мороз, развлечений никаких, а старик — живая книга сказок.

Дед знает, что находится в центре внимания, и не торопится. Среди пелены пепла в жаровне ищет концом трубки красный тлеющий уголек, пыхает раз-другой, выпускает сизую, невыносимо горькую струю самосада и, насладившись почтительным безмолвием, скрипит:

— В те годы не было нашим переселенцам в Приморье покоя: то тигры, то ходжеги — хунхузы. Первые давят лошадей и коров, иногда и людей, вторые — грабят, убивают, да еще в плен берут. Зачем? Через несколько дней приходит записка: если хотите получить обратно своего брата или свата, давайте столько-то денег, муки, крупы, масла, соли… А где все это взять? Продай фанзу, пашню, быка, — хоть собственную жену продай — все равно не хватит. А у хунхузов жалости нет: не выкупишь — при шлют в тряпке отрезанный палец, потом ухо. Торопись! Еще день-другой нет денег, не выкупили — и конец!

Больше и искать нечего.

Слушатели сопят, опускают головы, а старик продолжает:

— Вот так шли дела у наших отцов и дедов, пока не встретились два невиданных человека, которые никого не боялись: Нэ нуни и Син Солле. Встретились и стали как братья. Возьмут ружья, сядут на коней — все тигры и хунхузы разбегаются. Почему? Да потому, что промаха у них не бывало. А Нэ нуни стрелял с коня на скаку и не оборачиваясь. Вот так! — Старец нацеливается в кого-нибудь латунным мундштуком аршинной трубки: — Тхан, тхан! — Потом перекидывает ее через плечо и, не глядя, «стреляет» назад: — Тхан, тхан! И все тигры и разбойники лежат. Зачем ему было оборачиваться, когда он был Нэ нуни? У него же была вторая пара глаз на затылке, хе-хе-хе…