Нэнуни-четырехглазый - Янковский Валерий Юрьевич. Страница 21

Почесываясь от возбуждения, сидящие — ноги калачиком — на циновке парни и молодые мужики переглядываются, толкают друг друга в бок локтями. Все ждут. Они знают: сейчас пойдет рассказ о корейце Син Солле. А дед еще неторопливее и обстоятельнее заделывает трубку во второй раз.

— А как они победили темных в их норе под Синими горами? Хунхузы поклялись перебить в долине Сидеми всех корейцев и русских, а наши узнали и сами пошли навстречу. Встали табором на сопке, смотрят — далеко внизу дым. Нужно узнать: сколько человек в шайке, как их окружить. Вот Нэнуни и говорит: «Наверное ты, Солле, самый смелый и ловкий, лучше всех сумеешь разузнать?» Тот отвечает: «Конечно, старший брат, я пойду!» Оделся, как лесной бродяга, и пошел прямо в их берлогу. Караульный его заметил, кричит: «Стой, иди сюда!» Син подошел, а тот командует: «Подними руки, я тебя обыщу». Что делать? Поднял руки, а в рукаве нож… Только часовой начал шарить в карманах, — изловчился — чик его по горлу! Тот и растянулся, как сушеная камбала. Син Солле заглянул в окно барака — там все спят. Он — в дверь. Глядит, они накурились опия, все храпят, красивые сны смотрят. А их бараки как устроены? Посередине проход, слева и справа нары. Вдоль нар с каждой стороны деревянный брус положен. На него днем садятся, а ночью он вместо подушки служит: все спят головами к проходу, все головы на этом брусе. Оглянулся Син Солле, видит — у дверей, на куче наколотых дров, острый топор на длинной ручке. Какая, подумал, разведка? Я с ними сейчас и так разделаюсь. Схватил топор и… кхак, кхак, кхак — двадцать пять голов как не бывало!..

Молодежь не выдерживает: всплескивают руками, смеются, бьют друг друга по плечам. Лица потные, красные, глаза горят.

— Дедушка, дедушка, а дальше? Что дальше? Довольный старик смеется петушиным надтреснутым хохотком.

— А дальше — вот что. Отрезал Син Солле все двадцать пять кос, связал в пучок и возвращается на табор, где его ждет вся дружина. А на пне перед палаткой сам Нэ нуни; Душа у него горит: сколько времени прошло, а младшего брата все нет. И вдруг он! Вскочил Нэ нуни, схватил его за руку двумя руками и спрашивает: «Здоров? Невредим? Ну как, узнал, сколько их, как лучше брать?» Тогда Син Солле и отвечает: «Я все подробно разведал, старший брат. А сколько их — сами посчитайте. Вынул из-за пазухи и бросил к его ногам связку черных, как клубок змей, длинных кос…».

БАРС

Быстро промелькнуло полное забот и походов лето. По утрам стало прохладно. Уронив лист, заметно поредела вымахавшая за эти годы молодая поросль. Михаил Иванович вышел на охоту чуть свет. Добыл косулю, вынес к тропе, замаскировал от ворон кустарником, повесил на деревце белый платок. Вернется домой и пошлет за козлом верхового. Платок хорошо виден издалека, не нужно быть следопытом, чтобы обнаружить спрятанную от хищников добычу.

Возвращался склоном сопки, сбегающей к бухте Гека. И вдруг, среди, поредевшего кустарника, заметил необычного вида холм. Что это? Заброшенная могила?

Он подошел ближе. Нет, для могилы такой холм слишком велик: несколько саженей в поперечнике. Однако в природе столь правильной формы курганы почти до встречаются.

Двинулся вокруг и увидел, что земля на поросшем травой и кустами холмике с одной стороны обвалилась, внутри что-то белеет. Он присел, ковырнул палкой, — морские ракушки! И недалеко от дома. Это же находка! Надо перевезти и использовать для выжига извести. Сейчас он приведет помощников, а вместе разберут кучу, а потом пригонят телегу.

Михаил зашагал к усадьбе. Во дворе Ольга кормила птицу.

— Ну как, можно посылать «в магазин» за мясом?

— Можно, Оля. Пошли ко мне Митюкова, объясню ему, где спрятан козел. Упитанный, будешь довольна. А я возьму еще двоих и снова в лес. Нашел за перевалом огромную кучу ракушек. Вот перевезем, раздолбим и приготовим свою известь. Не нужно будет возить из города.

Взяли в кладовой пару лопат, кайло, лом, мешки и отправились обратно. Лопатами сняли не очень толстый земляной покров и принялись долбить плотно слежавшийся материал. Среди серо-белых раковин проглядывая какой-то мусор, перегной. Часть створок панциря мидий и устриц хорошо сохранилась, часть почему-то была уже раздроблена. Михаил Иванович присмотрелся.

— Что такое? Похоже, кто-то специально дробил эти ракушки. Да и как они оказались здесь, так далеко от берега? И высоко, саженей тридцать над уровнем моря. Неужели оно когда-то достигало этих мест? И потом опустилось?

Рассуждая вслух, он ударил заступом по краю кучи и неожиданно увидел в земляной прослойке обломок кости, а рядом продолговатый морокой голыш. Машинально поднял его и вдруг понял, — этот предмет когда-то уже побывал в руках человека!

Сомнений быть не могло. Более тяжелый конец валуна отчетливо сохранил следы работы: им дробили твердые предметы. И тут осенило: кто-то, когда-то дробил эти раковины!!! Но кто?. Когда? Сто, пятьсот, тысячу лет назад? И сквозь мглу веков он как бы увидел далекого предка…

Вот он сидит здесь на корточках и разбивает этим камнем раковины и кости животных. Прокопченый, нечесаный, в звериной шкуре. А рядом его балаган из жердей, крытых древесной корой. Около него так же одетые женщины и дети. И у всех в руках такие же камни. Дымят костры… Судя по количеству этих кухонных остатков, здесь стояло не одно жилище. Вероятно, целое стойбище людей каменного века!

Он увидел это так ясно, что сразу позабыл всё вокруг. Помощники прекратили работу и смотрели на него с удивлением и страхом.

— Михаил Иванович! Что с вами?

Он вздрогнул. Показалось — кто-то провел холодным между лопатками. И с трудом возвратился к действительности.

— Стой, ребята, как попало больше не долбить! Будем копать осторожно. Кажется, это очень важная находка.

В самом деле, среди раковин и обломков появились новые доказательства древней стоянки человека: куски рогов оленя, костяное шило, каменное долото, хорошо отшлифованный топор. Костяные палочки, служившие, вероятно, «вилкой» для извлечения содержимого раковин и костей. Но больше всего поразила еще одна находка — черенки грубой лепной работы! Да еще с какими-то черточками. Значит, предок лепил посуду из глины и, нанося для украшения полоски, обжигал свои горшки!

Михаил Иванович промерил холм во всех направлениях. Оказалось, он составлял около четырнадцати кубических метров кухонных остатков древнего стойбища. И среди предметов обихода только морская галька служила без обработки. Все прочие «инструменты» носили следы рук мастеров.

В эту осень Гек вернулся из плавания раньше обычного. С горы была видна его небольшая заимка, а напротив, на глади тихой бухты, шхуна «Анна» с убранными парусами.

— Андрей, беги к дяде Геку, скажи, мы нашли что-то интересное, пусть вечером обязательно зайдет!

Новоиспеченные «археологи» вернулись домой без сырья для извести, но с мешками, набитыми образцами из кладовой давних хозяев этой земли.

После ужина на столе бережно разложили добытые экспонаты. Их переворачивали с боку на бок, некоторые изучали через лупу. Михаил Иванович вел опись.

— Смотри, Михаил Иванович, это грузило. Вот, на шейка этот камень они привязывали какой-то леска, ловили рыбу, — уже что касалось моря, то лучше Гека вряд ли кто разбирался.

— А это, думаешь, что такое?

— О, это плавник молодой акулы! Значит, у них была сетка.

— Вероятно. Только из чего они могли плести сети? Из кожаных ремешков? Тогда, естественно: кожа не могла сохраниться на протяжении веков. Но ты скажи, почему среди их объедков нет панциря краба? Их в бухте уйма, а панцирь должен сохраняться так же, как ракушки.

— Наверно, они еще не понимали вкус краба. А может, их закон запрещал? А может, боялись такой страшный штука, — Гек зашевелил своими скрюченными пальцами перед пушистыми, отливавшими медью усами.

Все расхохотались. Капитан, когда бывал в ударе, умел рассмешить кого угодно. А Михаил Иванович ужо рассматривал новый экспонат.