Враг Шарпа (ЛП) - Корнуэлл Бернард. Страница 14

Но судьба не только била Обадию Хэйксвилла – она могла быть и благосклонной. Именно благодаря улыбке судьбы он обманул смерть. Не так мало людей, мужчин и женщин, смогли пережить повешение: выживали многие. Некоторые больницы даже вычитали стоимость ухода за выжившими из платы, получаемой кладбищенскими ворами, снабжавшими их свежими трупами прямо с виселиц. Но сам Хэйксвилл считал себя единственным: он обвел вокруг пальца саму смерть, теперь его нельзя убить. Он никого не боялся: боль – пустяк, но убить его нельзя, это доказано не один раз на полях сражений и в темных переулках. Он – любимое дитя смерти.

И вот он здесь, у Господних Врат, ближайший помощник Пот-о-Фе. Он дезертировал из роты Шарпа в апреле: тщательно соблюдаемые законы выживания в армии рассыпались в прах перед страстью к Терезе. Кроме того, ему угрожали трибунал и казнь за убийство друга Шарпа, капитана Роберта Ноулза – так что Хэйксвилл предпочел раствориться в кроваво-черном мраке, которым завершилась осада Бадахоса. Сюда, в Адрадос, он явился с другими отчаявшимися дезертирами, готовыми потворствовать его злобному безумию и следовать за его темными страстями.

– Приятно, да? – хохотал Хэйксвилл в лицо Шарпу. – Придется называть меня «сэр»! Я теперь полковник! – Пот-о-Фе с улыбкой наблюдал за этой сценой. Лицо Хэйксвилла снова свело спазмом. – Не хочешь отсалютовать, а? – он сдернул свою двууголку, и поседевшие волосы жирными паклями повисли по сторонам желтого лица; голубые глаза на разъяренном лице остекленели. – И чертова ирландца притащил! Скотина, рожденная в свинарнике! Чертово ирландское дерьмо!

Харпер пытался хранить молчание, но ирландская гордость прорвалась-таки наружу:

– Как поживает твоя мамаша-сифилитичка, Хэйксвилл?

За всю жизнь Хэйксвилл любил только одного человека – свою мать. Он не знал ее, ни разу ее не видел с тех пор, как ему исполнилось двенадцать, – но он любил ее. Он давно позабыл, как она била его, забыл, как он плакал ребенком, не в состоянии справиться с ее яростью, – помнил только, что она послала своего брата вынуть малыша Обадию из петли, и это было единственным в его мире поступком любящего человека. Матери священны. Харпер рассмеялся, и Хэйксвилл, громко вопя от ярости, рванулся к нему, нащупывая на боку рукоять непривычной сабли.

Все застыли, пораженные масштабом ненависти, прозвучавшей в этом вопле. Эхо еще не затихло в арках клуатра, а толстяк уже налетел на Харпера.

Но сержант был абсолютно спокоен. Он опустил взведенный курок ружья, перевернул его и со всей силы впечатал окованный медью приклад в брюхо Хэйксвилла, затем отступил на шаг и лягнул того в бок.

Мушкеты в руках людей Пот-о-Фе взлетели к плечам, защелкали взводимые курки. Шарп упал на колено и направил ствол винтовки прямо между глаз Пот-о-Фе.

Non! [51] Non! –крикнул Пот-о-Фе своим людям, одновременно замахав рукой Шарпу. – Non!

Хэйксвилл поднялся на ноги, глаза его горели болью и яростью, в руке сверкала сабля. Он ударил Харпера, целя прямо в лицо. Сталь свистнула, блеснув на солнце. Харпер парировал удар прикладом ружья и ухмыльнулся. Никто не двинулся помочь Хэйксвиллу, опасаясь гиганта-стрелка. Дюбретон посмотрел на Бигара и кивнул.

Это не могло продолжаться долго. Шарп понимал: если Хэйксвилл умрет, они обречены. Если умрет Харпер, Пот-о-Фе последует за ним, а его люди будут мстить. Бигар молча скользнул за спины офицеров. Хэйксвилл заорал на него, требуя помощи, но тот остановился. Тогда Хэйксвилл снова нанес удар саблей, промахнулся и беспомощно рухнул прямо в объятия француза. Сержант расхохотался и внезапно обхватил Хэйксвилла своими огромными ручищами. Тот отбивался изо всех сил, пытаясь избавиться от мощных объятий, но лишь бился в лапах Бигара, как котенок. Харпер сделал шаг вперед, забрал саблю из рук Хэйксвилла и вернулся на свое место.

– Сержант! – озабоченно крикнул Дюбретон. Шарп все еще не спускал глаз с Пот-о-Фе.

Харпер покачал головой: еще не пришло время убить этого человека. Рукоять сабли была в его правой руке, клинок в левой. Он улыбнулся Хэйксвиллу, резким движением переломил саблю об колено и бросил обломки на мраморные плиты. Бигар понимающе усмехнулся в усы.

Вдруг повисшую в монастыре тишину прорезал крик, чудовищный вопль агонии.

Все застыли на месте. Крик шел изнутри монастыря, и крик был женским.

Пот-о-Фе перевел взгляд с винтовки Шарпа на Дюбретона и произнес несколько фраз по-французски своим спокойным, умиротворяющим голосом. Дюбретон повернулся к Шарпу:

– Он предлагает считать этот маленький инцидент исчерпанным. Если вы опустите оружие, он отзовет своего подручного.

– Пусть сперва отзовет его, – ответил Шарп, не обращая внимания на женский крик.

– Обадия! Обадия! – вкрадчивым голосом позвал Пот-о-Фе. – Иди сюда, Обадия! Иди скорей!

Дюбретон сказал что-то Бигару, и французский сержант нехотя разжал руки. Шарп успел подумать, что Хэйксвилл может снова броситься на Харпера, но голос Пот-о-Фе того, похоже, успокоил, и желтолицая фигура шаркающей походкой двинулась прочь. Возле обломков сабли Хэйксвилл остановился, подобрал рукоять и гордо сунул ее в ножны, чтобы хотя бы выглядеть достойно. Пот-о-Фе тихонько переговорил с ним, гладя по руке, и кивнул одной из трех девушек. Та прижалась к Обадии, легонько толкая его в грудь, и Шарп поднялся, опустив винтовку.

Тогда Пот-о-Фе начал с Дюбретоном переговоры, суть которых полковник кратко перевел Шарпу:

– Он говорит, Обадия – верный слуга. Обадия убьет любого за выпивку, женщин и власть.

Пот-о-Фе хохотнул, когда Дюбретон произнес последнюю фразу. Шарп видел, что полковник напряжен: должно быть, женский крик заставил того вспомнить, что его жена все еще в плену. Но ни один, ни другой офицер не стал спрашивать о природе этого крика: оба понимали, что именно этого и добивается Пот-о-Фе.

Крик раздался снова, еще более пронзительно, и смолк в рыданиях. Пот-о-Фе, сделав вид, что ничего не происходит, снова обратился к Дюбретону.

– Он говорит, что пересчитает деньги, а потом приведут женщин.

Шарп полагал, что деньги будут считать на столе, но три человека оттащили сумки на свободное пространство и начали кропотливо пересчитывать монеты, складывая их столбиками. Стол нужен был для другого. Пот-о-Фе захлопал пухлыми ладонями, и появилась четвертая девушка с большим подносом. Она поставила поднос на стол. Толстый француз, приласкав ее, снял с глиняного горшка, стоявшего на подносе, крышку и произнес длинную вдохновенную тираду, обращаясь к Дюбретону. Голос Пот-о-Фе был полон нескрываемого удовлетворения; он похабно растягивал некоторые слова, перекладывая ложкой еду из горшка в миску.

Дюбретон вздохнул, повернулся к Шарпу, но глаза нервно смотрели в небо: еще двадцать минут назад оно было чистым, теперь же его полностью затянуло дымом.

– Хотите знать, что он рассказал?

– А нужно, сэр?

– Рецепт тушеного кролика, майор, – Дюбретон криво усмехнулся. – Подозреваю, это вкусно.

Пот-о-Фе жадно набросился на еду, жирный соус потек на белые брюки.

Шарп улыбнулся:

– Лично я потрошу их и варю в подсоленной воде.

– Верю, майор. Обязательно научу жену готовить.

Шарп поднял бровь: Дюбретон явно что-то недоговоривал.

Француз, увидев его реакцию, улыбнулся:

– Моя жена – англичанка. Мы встретились и поженились во время Амьенского мира [52] – тогда я последний раз побывал в Лондоне. Она уже десять лет живет во Франции, ее стряпне уже можно доверять. Не так хороша, как у кухарки, конечно, но нужна вся жизнь, чтобы понять, как просто готовить.

– Просто?

– Конечно, – полковник взглянул на Пот-о-Фе, старательно пытающего вилкой подцепить кусочек мяса, упавший ему на колени. – Он берет кролика, очищает от костей и целый день маринует в смеси из оливкового масла, уксуса и вина. Добавьте чесноку, майор, немного соли, толику перца и пригоршню ягод можжевельника, если они у вас есть. Слейте кровь и смешайте ее с потрохами, пока не получите однородную пасту, – в голосе Дюбретона появилось воодушевление. – Далее: на следующий день слегка обжарьте мясо в масле, добавив немного бекона. Пусть немного подрумянится, но не больше. Положите в сковородку немного муки, потом бросьте обратно в соус, долив вина. Потом смешайте с пастой из крови и потрохов – и на огонь. Вскипятите. Получится замечательно, особенно если добавить ложечку оливкового масла перед тем, как подать на стол.

вернуться

51

Нет! (фр.)

вернуться

52

Мирный договор, заключённый 25 марта 1802 года в Амьене между Францией, Испанией и Батавской республикой с одной стороны и Англией – с другой. Завершил войну между Францией и Англией 1800–1802 годов и оформил распад второй антифранцузской коалиции.