Сироты Цаво - Шелдрик Дафни. Страница 8
Наш дальнейший путь к Тиве протекал без особых происшествий. Правда, по дороге повстречалось несколько стад слонов, но Дэвид не захотел из-за них задерживаться, ибо нам предстоял еще долгий путь, и надо было успеть разбить лагерь до темноты.
Тива была именно такой, какой я ее себе представляла по описаниям. Мы обогнули излучину реки. Из-за высоких деревьев открылся берег, на светло-желтом песке которого виднелись многочисленные «визитные карточки» слонов. Когда мы остановились и вышли из машины, я увидела нескольких бабуинов. Они удирали по песку, удивленно озираясь на нас на бегу. Забравшись на дикую смоковницу, ветви которой нависали над берегом, бабуины принялись громко браниться, выражая нам свое презрение криками и гримасами. Потом среди них появились зеленые мартышки, с любопытством уставившиеся на нас. Я прошла дальше по руслу реки и сразу же увидела ямы, которые слоны выкопали в песке, чтобы добраться до водоносного слоя, залегавшего здесь на большой глубине. Некоторые из ям отличались большими размерами и явно использовались носорогами. Поодаль, где вода залегала ниже, ямы значительно углублялись, образуя — и, видимо, не случайно — наклон. Просунув туда руку на всю длину, мне удалось только коснуться влажного песка на самом дне. Я могла бы часами бродить вдоль этой удивительной реки, однако пора было возвращаться в машину, чтобы продолжить путь к Итамбо, где нас встречал Питер.
Брат проделал здесь громадную работу и в фантастически короткий срок построил образцовый административный поселок: рядами, словно на параде, в тени громадных деревьев стояли круглые, крытые пальмовыми листьями домики, предназначенные для объездчиков. Чуть далее расположился аккуратный служебный домик с картами, развешанными по стене. Здесь имелось укрытие для машин и сторожка для охраны, а перед зданиями — терраса из тщательно подогнанных неотесаных камней. Ниже ее из-под камней выбивался ручеек, тонкой струйкой пересскавший дорогу и исчезавший в кустах на другой стороне. Дом Питера стоял в полумиле отсюда, и дорога к нему была окаймлена великолепными бугенвиллиями. Сам дом восхитителен, покрыт пальмовыми листьями, внутри сияет безупречной чистотой, а красный цементный пол блестит, как зеркало, соперничая с моим деревянным.
После завтрака все мы направились к цели нашего путешествия — той части Африки в нижнем течении Тивы, которой африканцы дали романтически звучащее имя — Ндиандаза.
Это — обширная равнина, поросшая зонтичными акациями, напоминавшая мне страну масаев. Здесь мне был преподан первый урок того, как нужно организовывать охотничьи экспедиции. Дэвид не забыл ничего. Объездчики и двое наших личных слуг были великолепно подготовлены и хорошо знали, кому и что надлежит делать. Как по мановению волшебной палочки появились палатки, в них расстелены постели и поставлены столы. На дереве повис походный душ, вокруг него сооружена кабина из ветвей. Под тентом — обеденные столы, а неподалеку, прикрытые натянутым на колья брезентом, стояли в ряд покрашенные зеленой краской и аккуратно пронумерованные ящики. Под деревом устроен очаг, на котором кипел громадный чайник. Повар подкидывал в огонь дрова и выгребал пылающие угли, служащие для приготовления пищи. Столы были покрыты разноцветными скатертями, и у каждой палатки поставлен таз с горячей водой. Полотенца закрепили на растяжках палаток бельевыми прищепками, а когда солнце превратилось в алый шар и опустилось за горизонт, стулья сдвинули вокруг походного костра. Мне был задан традиционный вопрос: что я предпочла бы выпить?
На следующий день мы отправились на машинах вверх по руслу Тивы. Это было не путешествие, а какой-то прекрасный сон, потому что почти за каждой излучиной нам открывались непередаваемо прекрасные картины. Много раз приходилось пережидать, пока слоны не закончат свой водопой, а однажды мы вынуждены были даже спешно свернуть к реке: слон с его огромными растопыренными ушами возвышался прямо над нами на фоне неба. Сердце мое готово было выскочить из груди. Нам ничего не оставалось, как ждать, так как впереди были другие слоны. К счастью, громадное животное медленно повернулось и, наконец, пошло прочь, изредка поворачивая на ходу голову, чтобы взглянуть на нас.
Мы видели множество мангуст, шнырявших по берегу и скрывавшихся при нашем приближении в норах и старых термитниках.
Здесь я впервые увидела огромного слона. Он пил воду в компании двух своих товарищей, а когда поднял голову, то меня объял какой-то благоговейный страх. Два его огромных бивня свисали почти до земли и завершались изящным изгибом на концах. Каждый из них весил по меньшей мере около ста двадцати фунтов.
Немного далее мы потревожили двух большущих буйволов, зло посмотревших на нас. Чуть помедлив, они тяжело выбрались на берег и исчезли в кустах иод треск ломавшихся сучьев. Русло реки было здесь усеяно столь многочисленными ямами, что даже «лендровер» с трудом прокладывал себе путь, а множество цепочек звериных следов так пересекались между собой, что напоминали гигантскую паутину. Помет диких зверей лежал здесь сплошным ковром по руслу реки: на каждом дюйме песка оставили свои следы самые различные животные. Дэвид остановил машину.
— Это место — одно из многих излюбленных водопоев на Тиве — называется Катамулой, — сказал он.
Мужчины сразу же начали с жаром обсуждать, нельзя ли построить здесь тайник, откуда можно было бы, сидя в безопасности, любоваться множеством зверей, сходящихся на водопой. Поскольку здесь не было деревьев, которые подошли бы для установки наблюдательной платформы, Дэвид предложил соорудить на берегу землянку со стенами из стволов пальм, разместив ее с учетом господствующего направления ветра так, чтобы запах человека не потревожил зверей. Питер немедленно приступил к осуществлению этого плана.
Пока мужчины вели деловые разговоры, я как зачарованная внимала голосам различных птиц, наполнявшим воздух. Здесь было очень много горлиц, хлопотливых ткачей (или ткачиков, как их еще называют) и других птиц. То тут, то там слышался самый любимый мною из голосов Африки — призывный крик хохлатого франколина, постоянного обитателя кустарника.
Мы вернулись в лагерь к заходу солнца. О, эти незабываемые закаты Цаво! Великолепный финал великолепного дня! Малиновый цвет неба постепенно становился красным, затем розовым, потом к нему добавилась целая гамма различных тонов от темно-оранжевого до нежнейшего светло-желтого, которая в восточной части неба переходила в пастельные тона.
Та ночь памятна мне по мощному концерту, устроенному львами. Их рычание становилось все громче и громче, так что я, наконец, стала беспокоиться о Джилл, которая спала в своей маленькой палаточке, поставленной рядом с нашей. Мы никогда не закрывали полога на ночь, и я забеспокоилась, как бы девочка не испугалась. Я вылезла из постели, но прежде чем бежать к Джилл, зажгла фонарь и посветила вокруг. Вы удивились бы так же, как и я, услышав, как дочка строгим голосом сказала:
— Погаси фонарь, мамочка, ты можешь испугать львов.
До свидания, Фатума!
Когда Фатуме исполнилось шесть лет и она достигла почти шестифутовой высоты, в ней пробудилась страсть к детям. Увидев ребенка, она направлялась к встревоженному малышу и осторожно подталкивала его к себе, разместив между передними ногами так, как это делают взрослые слонихи со своими детенышами. Если ребенок соглашался на такую игру, она ласково урчала и гладила его хоботом. Естественно, что не все посетители парка правильно понимали ее поведение, и нередко Фатума с удивлением наблюдала, как девочка с воплем удирает от нее на полной скорости.
Слониха обожала Джилл, которая была идеальным объектом для проявления ее материнского инстинкта. Но даже Джилл, выросшая среди диких зверей и смотревшая на Фатуму так же, как другие дети смотрят на собаку или на кошку, не всегда с удовольствием принимала эти проявления любви, в особенности, если они мешали какому-либо другому ее занятию, например, катанию на трехколесном велосипеде. Было очень забавно наблюдать, как четырехлетyяя кроха сердито пытается столкнуть с дороги шестифутовую громадину.