Совесть короля - Стивен Мартин. Страница 33

— Очень даже неплохи, благодарю вас, сэр Генри, — сухо ответил Кок. Его взгляд скользнул по лицу собеседника — как обычно, в надежде обнаружить превосходство, слабость или другие тщательно спрятанные чувства. — Даже для короля.

«А он не лишен чувства юмора», — отметил про себя Грэшем. И хотя юмор этот был сух и резок, все-таки это был юмор. Неужели Кок предлагает ему оливковую ветвь мира? Нет, скорее, поросль ядовитого смертоносного плюща. Сэр Генри жестом пригласил гостя отойти в сторону и уединиться в одном из эркеров, не заметив даже, с какой естественной, ненаигранной учтивостью обратился к своему злейшему врагу.

— Давайте, если вы не имеете ничего против, устроим университетский вечер. Но сначала я предлагаю уладить одно дело. Если не возражаете, мы справимся с ним очень быстро, — сказал Грэшем.

«Боже, отчего мне так хорошо?» — подумал он, ощущая удивительную душевную легкость. По всей видимости, сказывалось благотворное воздействие колледжа. Если в его стенах и имели место злословие и грошовые интриги, то лишь в соответствии с заведенными правилами. Злословие же и интриги королевского двора в своей разрушительной силе не ведали никаких правил, никаких границ. Для кембриджского колледжа невольно напрашивалось сравнение с земным раем, жизнь при дворе являла собой настоящий ад.

В глазах Кока появилось странное выражение. Он оглянулся через плечо и лишь после этого кивком выразил согласие. «Тебе никогда не стать шпионом, — подумал Грэшем. — Взгляд через плечо обязательно подскажет тому, кто следит за тобой, что предстоящий разговор тебя беспокоит. Для внимательного наблюдателя это равносильно откровенному признанию вины».

— Во-первых, я знаю, что интересующие вас документы находятся в руках Марло. — Левый глаз Кока задергался от непроизвольного тика. — Он уже пытался убить меня. Вам, очевидно, известно о недавнем происшествии в театре.

Сэр Эдвард залился краской. Большинство людей мгновенно бледнеют, услышав неожиданное известие. Неужели прилившая к лицу кровь — свидетельство гнева? Неужто Кок настолько зол на него?

— Я приказал своим людям его найти. Они разыскивают Марло повсюду — и здесь, и в Лондоне. И непременно отыщут, достанут даже из-под земли.

— И когда же вы рассчитываете его найти? — резким, неприятным тоном поинтересовался Кок. В его вопросе не было вызова — просто любопытство.

«Значит, дружок, тебе все известно, — подумал Грэшем. — Ты знаешь, кто такой кембриджский книготорговец. Знаешь не хуже, чем знал Сесил. И все же не посчитал нужным поставить меня в известность».

Кок сощурил глаза. Грэшем не стал тянуть с ответом:

— Сегодня вечером. Или через три месяца. Кто возьмется сказать точно? Терпение — самая важная вещь для нас, сэр Эдвард. Не будь такой вещи, как терпение, напряжение сожрало бы нас изнутри, сожгло бы нашу душу… Еще одна забота — Шекспир. Он тоже исчез, его нет ни в Лондоне, ни в Стратфорде.

— Шекспир всегда вызывал у нас гораздо меньше забот, — отозвался Кок с нарочитой поспешностью. — Не мог ли ваш Марло убить и его?

Неуверенность в голосе Кок попытался скрыть под непроницаемой маской; лицо его напоминало застывший лик вылепленной из гипса статуи. Было в этом нечто пугающее. Сэр Генри знал: в жизни этим человеком движут две вещи — тщеславие и гордыня, однако при соприкосновении с его здравым рассудком эмоции и энергия воплощаются в нечто твердое и холодное, как сталь. Его собственные амбиции. Неужели сэр Эдвард способен полюбить другое человеческое существо?..

— Марло уже предпринял весьма театральную попытку убить меня. Зная об этом, Шекспир вполне мог скрыться в каком-нибудь надежном месте.

Истинная причина смерти старого Бена была известна лишь единицам. Один из этих людей пожелал поговорить с сэром Генри, но лишь рассчитывая на увесистый кошель, способный потягаться по весу с корабельным якорем.

— Что вы скажете по поводу Овербери? — спросил Грэшем. Он уже написал Коку письмо, в котором подробно изложил обстоятельства побоища в «Глобусе», и потому задал вопрос, что называется, в лоб. Ему не терпелось узнать, стоял ли сэр Томас за покушением на его собственную жизнь и жизнь Джейн.

Кок вздохнул, правда, несколько театрально. На какой-то короткий миг стал заметен его истинный возраст: что-то около шестидесяти.

— Насколько я могу судить, Овербери ничего не известно о случившемся. Но он непредсказуем. — В голосе Кока прозвучали недобрые нотки. — Единственное, что о нем можно сказать точно: Овербери чрезвычайно заносчив. Мое предположение зиждется на том, с какой страстностью он выразил желание убить вас и ваших близких, одновременно с этим отрицая свою причастность к покушению. Если бы ваша смерть действительно входила в его намерения, он наверняка разболтал бы об этом всем и каждому.

Сэра Эдварда подчас отличала завидная честность. Уловка, достойная восхищения, подумал Грэшем. Короткие мгновения искренности порой способны оправдать долгие месяцы лжи.

— Думаю, нам следует присоединиться к собравшимся, — предложил Грэшем. — Но прежде чем мы это сделаем, введите меня в курс нынешней обстановки при дворе. Обеспокоен ли его величество пропажей писем? И вообще, известно ли ему, что письма пропали?

— Его величество король? Я рассказал ему о случившемся, что стоило мне немалых душевных терзаний, — признался Кок. — Однако я счел это своим долгом.

Вот как? Похищение писем — свидетельство глупости Овербери и Карра. Король вполне мог посчитать, что Роберт Сесил доверял Коку больше, чем всем остальным. Еще бы, ведь сэр Эдвард — человек благоразумный и осмотрительный, он не из тех, кто готов открыть секреты всему миру. Стоит ли удивляться, что старый лис поспешил взять расследование в свои руки.

— Его величество, разумеется, обеспокоен, — продолжил Кок. — Кстати сказать, письма были написаны его рукой.

Что только осложняет дело. Интересно, что вынуждает мужчин доверять секреты бумаге? Да и женщин, если на то пошло? Не это ли сгубило Марию Стюарт, королеву Шотландскую, и не это ли едва не поставило на край гибели Елизавету?

— И все же его величество… в последнее время кажется мне каким-то рассеянным, — закончил свою фразу Кок.

Рассеянным? Скорее, он вечно пьян и не желает обременять себя заботами о государстве. Король еще не назначил преемника Сесила, хотя все полагали, что место покойного со дня на день займет красавец Роберт Карр. Из чего следовало, что истинная власть окажется в руках сэра Томаса Овербери.

— Не будем удаляться друг от друга, — небрежно произнес Грэшем. — А теперь позвольте мне представить вас враждующему клану, который я называю моими преподавателями…

Какие бы последствия ни имело приглашение Кока и Эндрюса, оно, несомненно, воодушевило преподавателей колледжа. В этот вечер Грэнвилл-колледж принимал в своих стенах двух выдающихся людей: знаменитого богослова, автора перевода Библии на английский язык, а также величайшего правоведа современности. Такое случается далеко не каждый день.

Они проследовали в трапезную — сначала Алан Сайдсмит вместе с Эндрюсом, затем преподаватели — парами либо друг с другом, либо с гостем колледжа. Раздался стук отодвигаемых скамей — это около сотни студентов поднялись со своих мест. В зале воцарилась тишина. Еще не начало смеркаться, и золотистые лучи солнца струились через высокие окна, отражаясь от полированного дерева и столового серебра. Свечей и ламп пока не зажигали, это будет сделано лишь через пару часов. В трапезной стояли два высоких стола, рассчитанных на определенное число гостей. Вопреки обыкновению между меньшими столами не было никаких различий. В других колледжах более влиятельным и богатым лицам разрешалось покупать место за высоким столом. Также имелись отдельные столы для студентов, оплачивающих обучение. Бедные студенты, именуемые стипендиатами, занимали стол третьей категории — если, разумеется, им посчастливилось получить пансион от колледжа, а не прислуживать своим богатым сокурсникам. Грэшем первым осуществил одно простое нововведение. Только те, кто уже имел степень от Кембриджа или Оксфорда, могли сидеть за высоким столом. Поэтому в колледже сэра Генри в этот вечер и стипендиаты, и студенты, оплачивающие учебу, сидели вместе и вкушали одну и ту же пищу. Для таких совместных трапез Грэшем нанимал слуг со стороны, и те прислуживали всем пирующим. Ему хотелось, чтобы даже самые бедные учащиеся хотя бы пару раз в году чувствовали себя наравне с остальными. Они ничуть не глупее своих богатых сокурсников, так пусть же хотя бы изредка посидят за одним столом с более состоятельными товарищами. Грэшем нанял нового повара, лучшего в Кембридже, и лишь после этого назначил нового президента. Что тотчас сказалось на популярности колледжа. От желающих здесь учиться не было отбоя.