Совесть короля - Стивен Мартин. Страница 34

Правда, имелись два исключения из правил: рядом с обладателями кембриджской или оксфордской степени за высоким столом могли сидеть только два человека — королева Елизавета и король Яков I.

Раздался удар гонга. Из-за стола поднялся один из студентов-старшекурсников и на латыни прочел молитву. Во время обычного ужина товарищи постарались бы исподтишка ущипнуть его или хотя бы смутить всеобщим приступом кашля. В этот вечер они проявили редкое великодушие. У студента был низкий басовитый голос. Звуки латинской речи эхом отдавались от стен трапезной, придавая молитве дополнительную выразительность. Вскоре молитва отзвучала, и народ приступил к трапезе.

Хотя деньги Грэшема и спасли Грэнвилл-колледж от полного разорения, изначально его место среди преподавателей было самым скромным. Теперь же оно переместилось почти на самый верх. Согласно обычаю, гость преподавателя садился справа от приглашающего, а гость президента занимал место справа от него во главе стола. По просьбе Эндрюса Грэшем и президент поменялись гостями. Чувствуя на себе восхищенные взгляды преподавателей, сэр Эдвард Кок сел рядом с Аланом Сайдсмитом. Эндрюс занял место справа от сэра Генри в нижней части стола. Тем самым он дал возможность сидевшим там богословам сполна насладиться его обществом.

Лишь после того как зажгли свечи, Грэшем и Эндрюс наконец-то повернулись друг к другу. К этому времени оба уже оказали довольно внимания сидевшим поблизости от них сотрапезникам. Сэр Генри отметил, насколько живо и остроумно Эндрюс поведал о том, как сорок шесть богословов, собранных для перевода Священного Писания на английский язык, каждый по-своему выполнили свой долг.

— Скажите, сэр Генри, — произнес Эндрюс, — можете ли вы подтвердить дошедшие до меня слухи по поводу того, что сегодня вечером мне доведется сидеть рядом с самим Антихристом? — Глаза епископа оживленно блеснули, в голосе послышалась нескрываемая ирония.

— Прежде чем ответить, ваше преосвященство, — произнес Грэшем с ничуть не меньшей иронией, — я, пожалуй, спрошу вас, на самом ли деле я имею счастье сидеть рядом с самим Спасителем, человеком столь безгрешным и благочестивым, что его можно еще при жизни причислить к лику святых?

Епископ рассмеялся веселым, искренним смехом счастливого человека, чего Грэшем от него никак не ожидал.

— Ну что же, сэр Генри, — ответил Эндрюс, вытирая губы льняной салфеткой, — коль я столь далек от того, что вы слышали обо мне, то и вы, должно быть, в равной степени далеки от приписываемых вам качеств, кои дошли до моего слуха! Возможно ли, чтобы мы с вами при всех тех грехах или добродетелях, которые нам приписывают, являли собой лишь пару простых смертных?

— С другой стороны, — неторопливо ответил Грэшем, — есть некое удовольствие в том, чтобы вообразить себя Христом или Антихристом. Чем не тема для ученого диспута за высоким столом?

— Если вы того желаете, я с радостью принимаю ваше предложение.

Лишь немногим людям удавалось выдержать взгляд Генри Грэшема. Эндрюс был из их числа.

— Но это не более чем игра, верно? Игра в духе обычной застольной беседы. Мы с вами слишком благоразумны, чтобы поверить в то, будто кто-то из нас способен уподобиться Богу или Сатане. Думаю, ни того ни другого мы этим вечером не услышим. Нас не ждут никакие откровения, лишь вино, вкусная еда и жуткая головная боль, от которой на рассвете будут страдать многие из здесь собравшихся.

— Ваше преосвященство, — отозвался Грэшем, — если мы здесь не для того, чтобы играть словами, иллюзиями или выпячивать собственную значимость, тогда чего ради все собрались?

— Возможно, чтобы отыскать истину? — вопросом на вопрос ответил Эндрюс.

— Боюсь, — ответил сэр Генри, — что для Кембриджа это было бы великой редкостью.

— Согласен, — признался епископ. — Но вы, насколько я понимаю, человек, который сам создает прецеденты, а не рабски следует им.

Грэшем не стал торопиться с ответом.

— Значит ли это, ваше преосвященство, — сказал он, — что вы соблаговолите этим вечером создать некий прецедент и изречь некую истину?

— Я сделаю нечто большее, — изрек Эндрюс. — Я открою вам один секрет. Вернее, часть секрета. В конце концов, мне, наверное, не отыскать более удобного и безопасного места, нежели это, когда я пребываю среди столь славных людей.

«А из тебя мог бы получиться неплохой шпион, — подумал Грэшем. — В отличие от Кока…» По мере того как благодаря хорошему вину, вкусной пище и доброй компании вечер обретал магическое очарование, у гостей понемногу развязались языки и обострилась потребность высказаться. Пожалуй, нигде в мире не найти больше людей разглагольствующих и меньше людей слушающих, чем на кембриджском пиршестве, за исключением, пожалуй, лондонского суда. В этот вечер можно было осуществить любой заговор — например, предложить соседу внедрить змия в Эдемский сад, и вас точно никто не услышал бы.

— Ваше преосвященство, — обратился к своему собеседнику Грэшем, — расскажите мне о вашем желании, но не могу обещать, что сохраню просьбу в тайне. Будьте осторожны, прежде чем довериться такому человеку, как я.

— Признаюсь честно, — ответил Эндрюс, поднимая кубок к устам, но лишь слегка смочив их вином, — я пришел сюда подготовленным. Я справился с домашним заданием, сэр Генри. Я узнал у людей, что они о вас думают.

— С кем же вы беседовали обо мне, ваше преосвященство? — спросил Грэшем, заинтригованный внутренним спокойствием епископа.

— Разумеется, не с придворными, политиками или духовенством, готов в этом поклясться. Для них вы странный, угрюмый тип, которому можно доверять не более чем, скажем, Вельзевулу. Говорят, будто вы имели над Робертом Сесилом необъяснимую власть. Да что там! Даже над королем. В вас видят некую темную, взрывоопасную силу. В глазах людей вы человек, который убивал сам и отдавал приказы убивать других людей. Человек, обладающий поразительной способностью выходить целым и невредимым из самых опасных переделок. И, конечно же, человек, которому все завидуют. Завидуют вашему несметному богатству, красавице жене, прекрасным отпрыскам, уму и здоровью… Боже, сэр Генри, как же умело вы умеете вызывать зависть у окружающих!

— Благодарю вас, ваше преосвященство, за то, что признались, кого именно вы не расспрашивали обо мне. Однако мой вопрос, да простится моя невежливость, я вынужден повторить: кого же вы в таком случае расспрашивали?

— Ваших слуг, сэр Генри, — ответил Эндрюс, сделав наконец-то добрый глоток вина. Грэшем напрягся. Это не ускользнуло от внимания Эндрюса — он все-таки хороший шпион! Епископ успокаивающим жестом коснулся руки сотрапезника: — Не беспокойтесь. Они вас не подвели. Напротив, проявили себя воистину верными слугами. Я всегда обращаюсь к слугам, когда хочу побольше узнать о ком-то. Ваши прекрасно обучены общению с посторонними людьми. Подробности личной жизни господина? Куда он ездил? Как охраняется ваш дом? Расположение жилых помещений? Ваши слуги даже под пыткой не выдали бы ничего из этого. Однако как вы понимаете, любой слуга не связан никакими клятвами или обетами хранить молчание в отношении собственной гордости за хозяина или хозяйку. И даже если он не признается в этом, со стороны и без того видно, что готов отдать за господина свою жизнь.

— Нет такого человека, — смутившись, перебил Эндрюса Грэшем, — который выдержал бы пытки и не выдал все сокровенные тайны, если палач знает толк в своем ремесле. К тому же слугам не слишком часто предоставляется такой выбор — отдавать жизнь за хозяина или же нет.

— Ваши слуги вам доверяют, — ответил Эндрюс, — вам и вашей супруге. Более того, они искренне любят вас обоих. Но простите мне, если сможете, цинизм, присущий моему возрасту. На мой взгляд, доверие ценится гораздо выше любви.

Шум в трапезной сделался громче. От вина лица присутствующих раскраснелись и покрылись потом, жестикуляция сделалась более оживленной. Кто-то тыкал в собеседника пальцем, кто-то для пущей убедительности стучал по столу кулаком.