Уйти от погони, или Повелитель снов - де ля Фер Клод. Страница 20

– Ты кто? – спросила я оставшегося за дверью стражника.

– Игнасио я, синьора, – ответил испуганный голос. – Солдат я. Человек подневольный. Из крепостных господина моего Иегуды.

– Это еще что такое? – удивилась я. – С каких это нор иудеи имеют свою стражу и свою армию в объединенном королевстве испанском? Христианин не должен быть в крепостных у иудея. Не вы ль – свободолюбивые испанцы – вырезали всю ростовщическую сволочь на полуострове и прогнали за Пиренеи всех своих жидов?

– Все это так, синьора София, – вздохнул Игнасио. – Только мы с вами находимся на земле не Испании, принадлежащей их католическим величествам, а в республике Андорра. Здесь власть и сила принадлежат деньгам, а деньги в руках у господина моего Иегуды.

Лукавый ответ тюремщика мне понравился. Не всякий раб столь откровенно говорит о своем хозяине с узником, которого охраняет. А то, что Игнасио зовет меня по имени, означает, что стражник сей знает, кто такая я, боится меня и с удовольствием переметнется на мою сторону в случае моих военных действий против хозяина. Он был мне не нужен, но осознавать, что у меня есть свой солдат в этих условиях было приятно.

– Ты знаешь меня, червь? – спросила я. – Откуда?

– Все жители Андорры знают о синьорах Аламанти, – ответил Игнасио. – Вся жизнь наша и все благосостояние принадлежит вам, синьора, без остатка. И этот замок тоже.

– Странно слышать, – заметила я. – Ты – мой раб, как ты утверждаешь, а при этом сторожишь меня, как пленницу. Как понять это, Игнасио?

Простите меня, синьора София, или казните смертью лютой, но я сам не понимаю всего этого. Вам ответит господин мой Иегуда. По его повелению вас привезли сюда опоенной чудодейственным зельем и поселили в этой комнате – лучшей во всем замке. И охраняем мы вас от врагов ваших, находящихся снаружи вашей опочивальни.

– Но ты не имеешь права выпустить меня отсюда без разрешения Иегуды? – спросила я. – Если я прикажу тебе эту дверь отпереть, ты не повинуешься мне?

За дверью повисло молчание. Потом Игнасио ответил:

– Здесь нет запора, синьора София, мне нечего отпирать.

– А как же вышла отсюда моя служанка?

– Никто не выходил из этой комнаты, синьора София. Я здесь стою с вечера – и дверь была все время заперта.

Человек этот не лгал. Я знала это, я чувствовала, хотя даже и не пыталась влезть ему в сознание. Но Юлии не было в комнате – и это заставляло думать, что чудеса и волшебство действительно имеют место на земле, что сила Мшаваматши такова, что позволяет служанкам проникать сквозь стены.

«Этого не может быть! – сказала я сама себе. – Потому что не может быть никогда!» – и приказала Игнасио:

– Открой дверь – и убедись: моей служанке в этой комнате нет.

Тотчас загремел засов – и в проеме двери сначала появилась огромная толстая пика с железным острым навершием, рукав кожаной куртки, потом плечо в медном панцире и, наконец, усатое растерянное лицо, взирающее не на меня, как должно смотреть мужчине при виде красивой полураздетой женщины, а за мою спину, где никого действительно не было. Игнасио открыл от удивления рот и опустил пику к полу:

– Как же так, синьора? – спросил он. – Ведь никто не выходил этой ночью…

Именно в этот момент послышались торопливые шаги двух пар ног по каменной лестнице, раздался разгневанный голос Скарамуша:

– Ты почему отпер дверь, негодяй? Кто позволил?

– Я велела, – ответила я появившемуся тотчас за своим вопросом лицу Скарамуша за спиной Игнасио. – Это – мой замок, и я позволяю себе делать тут все, что мне заблагорассудится.

Горбун оторопел и, по-видимому, опустился с носочков на пятки, ибо лицо Скарамуша из-за спины Игнасио исчезло, осталась видна только черная шапочка на его голове.

– Зайди в комнату, – велела я ему. – А ты, Игнасио, посторожи нас снаружи.

Мужчины повиновались. Оставшись с горбуном наедине, я спросила:

– Не боишься меня, червь?

– Боюсь, – искренне признался он, и поклонился так низко, насколько ему позволял горб.

Негодяй умел и подольстить, и признать вину свою, чем поневоле мне нравился. К тому же он не был в повозке, везшей меня из Дижона в Андорру, не насиловал Аламанти и даже выразил двум моим похитителям неудовольствие за то, что они сделали со мной и Юлией. И все-таки он был мой главный тюремщик, правая рука Иегуды, возглавлял мое похищение с неизвестной мне целью.

– Сам все расскажешь или заставить тебя? – спросила я горбуна.

Горбун резко обернулся, бросился к дверям и принялся биться о них всем телом, крича:

– Выпустите меня! Выпустите меня немедленно! Игнасио! Я тебя убью! Выпусти сейчас же!

– Замри, – приказала я спокойным голосом. И он застыл как изваяние. – Повернись ко мне лицом, – и он послушно повернулся. – Отвечай на вопросы.

– Да, госпожа… – ответил он, глядя на меня тупо, как рыба.

Так я узнала, что в далеком от Флоренции Париже я вовсе не отсиделась под защитой короля Анри, а находилась под пристальным вниманием целой своры шпионов «черномессников» Италии и Франции, решивших не казнить меня до тех пор, покуда не узнают они, где хранятся сокровища рода Аламанти. Ибо жизнь я вела роскошную, деньги тратила без счета, не жалея, а все, как известно, когда-нибудь кончается, то есть наступит и у меня момент, когда золото, взятое с собой в Париж, иссякнет, и я отправлюсь к тайнику – а моим врагам останется только проследить за мной и, убив Софию Аламанти, залезть в сундуки, о которых ходят по всей Европе легенды.

Но я внезапно исчезла из Парижа – и бросившиеся за мной в погоню на следующее утро «черномессники» лишь скакали следом до самых границ моих ленных земель, вступать на которые никто из них не решился даже под страхом казни.

– Господин Иегуда велел вас схватить, как только вы вновь вступите на землю Франции, – рассказал мне Скарамуш. – Схватить и тут же проверить, сколько вы де нег взяли с собой в дорогу. Оказалось немного – три тысячи семьсот двенадцать пистолей. С мелочью. За один экипаж для выезда в Париже вы платили в прошлый раз сумму большую. Это и удивило нас, заставило господина Иегуду ехать к отцу за советом. А вас мы поселили в замке. Как гостью.

Ответ походил на правду. И я бы поверила горбуну. Если бы не исчезновение Юлии и горбатого уродца Мшаваматши.

Глава одиннадцатая

София теряет Юлию

1

Юлия действительно проснулась неожиданно. От чувства мокроты между ног, обычной и крайне неприятной для каждой аккуратной женщины, понимающей, что с этого момента ей придется два-три дня не впускать в себя мужчину, подкладывать в исток крови тряпочки, ходить враскоряк, думать о том, что от тебя дурно пахнет, и потому мазаться вызывающими мигрень духовитыми маслами. Это были уже седьмые месячные в жизни Юлии, всегда такие болезненные в первый день и такие вонючие. До этого она тайком брала у меня благовония, чтобы перебить запахи застоявшейся крови, которые, казалось ей, заполоняют и ее саму, и комнату, в какой она находится, и замок, и всю округу. И теперь первой мыслью ее после того, как распахнула она глаза, была как раз о приятно, но не остро пахнущей мази из моего походного бювара, который она заметила стоящим в той самой комнате с мраморной ванной, где мы мылись вчера. Она поняла, что ей надо посетить эту комнату до того, как проснусь я, вспомню события прошедшей ночи и, учуяв дурной запах, исходящий от совратившей меня служанки, взъярюсь и уничтожу ее.

Говорят, в случае особой опасности у человека могут и крылья вырасти, как у птицы. Это действительно так.

Юлия много времени прожила со мной рядом, слышала многое, видела многое, всего не понимала, но чуткой детской душой своей впитывала в себя все то, что происходило вокруг нее, порой переосмысливая по-своему, но чаще просто запоминая, ибо голова ее была светлая, не обремененная лишними знаниями и заботами. Словом, Юлия решила поступить так, как поступила бы я, по ее мнению, оказавшись на ее месте.