Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - Рошфор Бенджамин. Страница 13

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Летиция на краю света.

1

Самая красивая девушка под небесами всех континентов, та, чья грация, молодость, прелестная кожа матового оттенка, превосходные темные волосы вразлет и особенно черные бриллиантовые глаза с нежно-задумчивым и смиренным взором стоили того, чтоб из-за них тысячу раз обойти весь свет, этой ветреной мартовской ночью шила при ярком свете шести свечей, стоящих в серебряном канделябре на круглом столе. Она сидела в кресле, обтянутом тонким полотном с цветочным рисунком - подарком её друга вождя Кут Луйя, покинувшего некогда Францию и затерявшегося в безмолвии Нового Света, обретшего там вновь желание жить, угаснувшее было со смертью его горячо любимой супруги, как он рассказывал со слезами на глазах. Вообще-то индеец никогда не плачет, но этот был из Парижа! Она вспоминала о нем, полагая, что никогда его больше не увидит, тем более после недавно полученой ужасной новости о переходе на сторону американцев союза пяти племен, членом которого было и племя Кут Луйя.

Комфортабельная комната, полная старинной навощеной мебели, привезенной с Юга, была хорошо прогрета камином, где поленьями искрили и потрескивали из-за ветра, завывавшего в трубе. Из всего небольшого деревянного двухэтажного дома, расположенного в одном из лучших кварталов Филадельфии, Летиция предпочитала именно этот небольшой салон с его тяжелыми желтыми драпировками. Спальня её пустовала, сохраняя её мучительный секрет.

Маленькие бронзовые часы не камине показывали одиннадцать, и она сказала себе, не зная доставляет это ей удоволь ствие или нет, что муж придет сегодня ещё позже, застряв в картографическом бюро с беспрестанными штабными совещаниями и придирками высшего командования.

Протянув руку к медному колокольчику, стоявшему рядом с канделябром, чтобы позвать молодую прислугу-негритянку, она передумала. Нет нужды беспокоить бедную девушку, должно быть, уже давно спящую. С канделябром в руке прошла на кухню, поставила погреть немного молока на ещё не погасшую плиту и подошла взглянуть от скуки в окно на узкую и темную улицу. Иногда порыв ветра мимолетно доносил сюда эхо шагов патруля, и больше ничего, только ветер, меланхолический ветер, меланхолическая ночь, меланхолическая жизнь.

Выпив свое молоко, направилась к лестнице, ведущей в её комнату, - и не решилась подняться, хотя её клонило ко сну. Вновь вернулась, освещая путь и заставляя плясать тени на стенах, в свое кресло, чтобы опять заняться шитьем, без всякого выражения на лице, подобающего почтенной супруге почтенного офицера британской армии Ее Высочества.

Она была там уже с четверть часа, когда подняла глаза и прислушалась, уловив какой-то слабый звук в доме: кто-то стучал, но очень осторожно, во входную дверь! Конечно не Диккенс, у него свой ключ.

Дойдя до середины вестибюля, она мгновение подождала, усомнившись, но повторившийся стук, теперь посильнее, убедил, что она не ошиблась. Живо вернувшись в салон, открыла верхний ящик комода и достала пистолет. Быть начеку она привыкла, а вооружившись, выполняла просьбу мужа. Действительно, по городу бродили бесконтрольно дезертиры и бродяги всех мастей, не считая коренных жителей, не всегда враждебных к англичанам, но достаточно дерзких. Иногда находили убитых солдат. Три недели назад жена лейтенанта кавалерии заживо сгорела в доме. Группа взломщиков подожгла дом и тотчас же исчезла.

Сжимая пистолет, она подошла к двери.

- Кто? - спросила она. - Кто там?

- Откройте поскорее - патруль спускается по улице. Я - Кут Луйя, мадам.

Она открыла замок, распахнула дверь, опустив свое оружие и подняв при этом канделябр - даже не спросив что от неё нужно индейцу - и оказалась лицом к лицу с кем-то, кто совсем не походил на Кут Луйя.

Этого типа в охотничьей одежде, бобровой шапке, натянутом до самых глаз, с усами и короткой бородкой, она не знала. И даже никогда не видела! Толчком ноги Летиция захлопнула дверь, бросив:

- Уходите или я стреляю! Вы не Кут Луйя.

- Мадам Летиция (голос был паническим), патруль приближается! Меня повесят, если схватят. Пресвятая Дева, клянусь вам, я - француз, "столь плохо говорящий по-французски для француза, когда он говорит по-французски", как вы мне сказали однажды.

Она открыла вновь.

- Входите.

Вновь закрыв дверь, защелкнула замок. Патруль тяжелой поступью прошел мимо. Затем все стихло. Кут Луйя, настоящий или ложный, неподвижно смотрел только на пистолет, направленный в его грудь. Наконец Летиция иронично рассмеялась.

- Конечно, это фраза, сказанная мной однажды Кут Луйя. Ну, отвечайте по-французски! Кто вы?

- Большая Борзая.

- Сколько у вас детей?

- Пять, мадам. Виктор Донадье к вашим услугам. Должен ли я вам показать мой мизинец на ноге, потерянный в сражении при Брандивайн, на который вы наложили первую повязку?

- Нет нужды, я начинаю вас признавать. Правда Кут Луйя запомнился мне мужчиной покрупнее.

- Я прошагал пять дней и пять ночей почти без пищи...

- И иначе одетым.

- Я не могу прогуливаться меж английских постов как вождь ирокезов, ставший их врагом. Из-за этого и отрастил себе бороду и усы.

Она провела его в салон, положила пистолет на место, пошла на кухню сделать сэндвич из говядины, наполнила кружку пивом и принесла её Большой Борзой, утомленно развалившемуся на софе. Только после того, как он немного пришел в себя, она сказала:

- Это безумие - сейчас явиться в Филадельфию. Вы подвергаете себя смертельной опасности. Что за причина привела вас? Меня увидеть? Но зачем?

- Ничто не сравнится с тем, из-за кого я пришел, кто вам дорог и любим, мадам. Я обещаю, вы поймете...

- Я плохо понимаю. Обещаю что?

- Вначале, я передам вам вот это.

Он покопался в кармане и достал оттуда маленький круглый предмет, гладкий, чуть выгнутый. Это была камея Тюльпана, переданная ему в лесу в момент, когда они расставались. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Большая Борзая не осмели вался смотреть на мадам Летицию Диккенс. Но когда он поднял глаза, то подумал: - "Никогда я не видел, чтобы так бледнели".

С камеей меж дрожащих пальцев, с застывшим взглядом, Летиция казалась теряющей сознание. И голос её был едва различим, когда она сказала:

- Значит он не умер? Тысячи раз я думала: - "Он умер, он умер... Иначе он бы нашел меня".

- Он вернулся, мадам. Он в Америке, у вирджинцев мсье Лафайета, и потому я его встретил.

- Он знает, что я здесь?

- От меня. Но он уже знал, что вы в Америке и примчался сюда. Не из-за битвы за независимость, а из-за вас.

В этот момент они услышали звонко отдававшийся в ночи галоп приближавшейся к дому лошади, путь которой освещался большим фонарем, который держал всадник. Всадником был полковник Элмер Диккенс. Отпустив поводья, он ускорял свое возвращение, ибо опасался оставлять ночью Летицию одну, из-за опасностей о которых мы уже упоминали. Было ещё одно опасение, но, слава Богу, она пока не шепнула ему на ухо. Спрыгнув на землю перед крыльцом, он взял лошадь за повод и отвел её в конюшню.

Летиция видела перемещающийся отсвет фонаря перед окном салона. Затем, три минуты спустя, когда он возвращался, услышав звук ключа, вставляемого в замочную скважину, она поспешно открыла окно и, обменявшись с Большой Борзой парой слов, выпустила того наружу, где он тотчас растворился в темноте.

Когда муж вошел в комнату, Летиция опять шила при ярком свете свечей. По крайней мере, она изображала это, но очень плохо. Руки дрожали так, что она тут же уколола иголкой палец, даже не почувствовав боли, совершенно утратив чувство реальности. Все что произошло казалось настолько обыденным и банальным, своего рода страшной комедией, где она была иной, совершенно иной, но пыталась играть саму себя, чтобы никого не удивить и не потерять вдруг хладнокровия. Рассмеяться безумным смехом, разразится рыданиями, или ещё Бог знает что сотворить. Ибо её экзальтация была двойственна: и розовая, и черная; а радость - безнадежна.