Камкурт. Хроники Тай-Шин - Коробейщиков Андрей. Страница 64
Охота… Вот для чего Адучи забросил его в это зловещее подземелье, без документов и денег. Во власть полной неопределенности. Инстинкты…
«Давай, Охотник, выбирайся отсюда…».
Он выбился из затягивающего течения людского потока и прижался спиной к стене, внимательно осматриваясь по сторонам. Его взгляд упал на две двери. На одной было написано «Служебное помещение. УРД-2». На другой не было никаких опознавательных знаков. Обе оказались закрытыми. Больше никаких намеков на какой-нибудь выход из тоннеля не было. Оставалось возвращаться. Или идти вперед, каким-нибудь невероятным образом минуя милицейские посты. Каким? Ответ пришел сам собой. В памяти возник очередной урок в алтайской тайге. Два человека в черных одеждах и сгущающиеся сумерки, отражающиеся в вечерней реке. Адучи показывает ему, как становится невидимым. Умение отводить взгляд. Древняя магия, которая действует не только в лесу, но и в городских джунглях. Аргус закрыл глаза, восстанавливая дыхания. Затем он вытянул перед собой руку и начертил в воздухе древнюю руну невидимости, напоминающую своими очертаниями бабочку. Ему даже показалось, что очертания руны светились в воздухе нежным желтым светом. Он завернулся в этот воображаемый узор, обволакивая себя невидимыми энергетическими линиями, делающими его «невидимым» для чужого внимания. Физическое тело, конечно, никуда не исчезало. Сознание другого существа просто «отвлекалось» на другие предметы, «не замечая» охотника окутанного магией невидимости. Так поступали тайшины с незапамятных времен, становясь невидимыми для противников и животных, которым суждено было стать их добычей на охоте.
Как и следовало ожидать, милиционер на выходе из тоннеля даже не посмотрел на него. Мальцев прошел мимо и тут же увидел Коврова. Он стоял в углу за киоском, на котором были разложены газеты.
— Ты отлично справился! А знаешь, почему ты стал объектом внимания?
Мальцев критически осмотрел себя.
— Страх. Стоило мне испугаться и я раскрылся, стал доступен.
Ковров согласно кивнул.
Они пробирались через толпу людей, пока не оказались на посадочной платформе, около арки поезда, там, где останавливается первый вагон. В этом месте было не так людно и оба охотника могли поговорить. Ковров был явно в язвительном настроении.
— Москвичи обамериканились. В этом их трагедия, хотя они и не подозревают об этом.
— А в чем это выражается? Деньги?
Ковров отмахнулся.
— Деньги это полбеды. Обамериканиться — это значит лишить себя истории. Натянуть жуткую маску на лицо и потом забыть об этом. Посмотри вокруг. Отвратительная суета! Толпы людей отягощенных проблемами. Знаешь, кому это выгодно?
— Ну, наверное, тем, кто сидит там, «наверху», и кормиться за счет этих толп?
— Безусловно. Чего можно ждать от системы, которая построена на воровстве, откатах и самых низменных человеческих пороках? Но здесь замешаны не только человеческие правители.
— А кто же еще?
— Ты думаешь мало заинтересованных сторон?
— Ты имеешь в виду подземное человечество? Ургачимиду? Но ведь они же заперты под землей?
— А мы сейчас где?
Мальцев удивленно окинул взглядом окружающий антураж станции и перевел взгляд на собеседника.
— Ты хочешь сказать?..
Ковров хмыкнул и осмотрелся по сторонам. Его взгляд упал на бомжа, который тихонько сидел в углу зала. Проходящие мимо люди брезгливо морщились.
— Обрати внимание вон на того типа.
Мальцев внимательно рассмотрел его: оборванная грязная одежда, от которой даже на таком расстоянии, казалось, исходил отвратительный запах затхлости и гнили, заросшее лицо, грязные волосы.
— Что ты можешь сказать о нем?
— Обычный бомж. Несчастный человек.
Ковров хмыкнул.
— Человек? Ты уверен, что это человек?
Мальцев еще раз присмотрелся к нищему.
— Ну… Он выглядит как человек.
— Вот! — Ковров поднял вверх указательный палец, — выглядит…
— Ну, кто же он?
— Ты видел, как внимательно милиция следит за подозрительными типами в метро? Даже тебя чуть было не остановили. А ведь ты на вид — вполне социально успешный человек. Что же тогда говорить о нем?
— Ну, возможны разные варианты. Я, например, слышал про мафию нищих. Может они платят милиции и те закрывают на это глаза?
— Да ты что, представляешь, что будет при любой проверке? Сейчас же угрозы терактов, а метро это один из стратегических объектов. Нет, нужно поискать другой ответ. На ночь здесь остаться они не могут. А пройти в таком виде через систему милицейского контроля невероятно сложно.
— Если они не умеют отводить глаза, — съехидничал Аргус.
— Нет, здесь действуют совершенно иные механизмы. Иные в прямом смысле этого слова.
— Что ты имеешь в виду?
— Подумай сам, грязные, пропаренные в каких-то подземных нишах, бомжи, непонятно каким образом появляются в подземной империи. Как и зачем?
— Милостыню просят. Здесь не нужно искать сложных путей.
— Да ты посмотри, кто им подает? Милостыню проще просить при входе в метро. А они сидят в самой гуще людского потока и не просят ничего. Смотри — просто сидят. Зачем?
Мальцев опять посмотрел на бомжа и встретил его колкий взгляд, словно нищий почувствовал, что разговор идет именно о нем. Впрочем, бродяга сразу спрятал глаза, прикрыв лицо рваным рукавом.
— Может он просто здесь греется.
— Греется, точно, — Ковров подмигнул нищему, — Он специально провоцирует по отношению к себе всплеск жалости и отвращения. Очень насыщенные энергией эмоции. Греется, да…
Мальцев удивленно посмотрел на нищего, но тот уже решил покинуть свое место. Бродяга встал и, прихрамывая, засеменил в другой конец зала. Люди брезгливо расступались перед его сгорбленной фигурой.
— Ты хочешь сказать, что это энергетический вампир?
Ковров пожал плечами.
— Он не человек? Один из Ургачимиду?
Ковров опять пожал плечами, словно показывая, что Аргусу придется самому искать ответы на эти вопросы, а затем все-таки произнес:
— Единственное что могу сказать — не все бомжи являются ургудами. Но иногда среди этой братии попадаются такие типцы! Среди них проще спрятаться.
Мальцев задумчиво провожал взглядом сутулую спину ургуда.
— Если он из Подземного Мира, тогда понятно как он появляется в метро. Здесь, наверное, полно тайных ходов?
Видение поплыло и плавно перетекло в следующее. Они стоят около мозаичного панно украшающего стену одной из станций. Максим показывает ему какие-то знаки, которые будто спрятаны в пестрых сюжетах изображенных на мозаике. Среди них попадаются знакомые Аргусу рунические символы.
— Ух ты! А я знаю, что за знак! Странно, их незаметно на первый взгляд! Ты бы не показал, я бы и не заметил! Слушай, а что они делают здесь в Москве, в подземелье? Ведь это рунические символы культа Одина?
— Это хороший вопрос. А что делают десятки магических знаков, расположенных по всей Москве? На воротах и канализационных люках, на газонах и исторических памятниках? Москвичи не знают ответов на эти вопросы. Они могут ежедневно по несколько раз проходить мимо, но у них совершенно не будет времени, чтобы обратить внимание на подобные вещи. У тех, кто приехал в Москву в глазах одни лишь долларовые значки. И их можно понять — они выживают. Некоторые из них просто физически, а некоторые эмоционально. Им важно вписаться в энергетику Москвы. Они будут напяливать на себя нелепую одежду, зимой обязательно ходить без шапки, посещать всяческие тусовки и эпатажные заведения. И поэтому, у них совершенно нет времени на всякую ерунду. Их ум занят адаптацией. Коренных москвичей вообще уже ничем не удивишь. Если они решили самый главный в их жизни вопрос — квартирный, все остальное уже практически не имеет для них значения. Помнишь, как сказал Воланд? «Квартирный вопрос испортил москвичей». И это правда. Они все уже видели, все знают. У них есть собачки с целым гардеробом одежды, парковый велосипед. А то, что этот город имеет грандиозную мистическую историю — это, поверь мне, практически никого не волнует.