Тайна Красного озера - Грачев Александр Матвеевич. Страница 29

В долине стало совсем темно, хотя в просветах между кронами еще виднелось зеленовато-прозрачное небо - видимо, солнце еще не скрылось за горизонтом. В вершинах деревьев гулял ветер. Тайга гудела глухо, однообразно, нагоняя тоскливые думы на путника. Из всех времен суток в тайге Пахом Степанович больше всего не любил вечер, особенно когда приходилось бывать одному среди дремучих зарослей леса. В такую пору на старого таежника наваливалась необъяснимая тоска. Отчего бы?

Может быть, оттого, что утихали голоса лесных обитателей, переставали резвиться бурундуки, белки, синицы, а на охоту выходили хищники? Или в такие минуты вспоминался домашний уют, беззаботный отдых после трудового дня в кругу семьи? Пахом Степанович не задумывался над этим. Сейчас он тоскливо думал о судьбе Дубенцова и Анюты. Ему хотелось идти и идти, чтобы скорее нагнать их, а ночь заставляла его сидеть на месте.

Но вот сварилась вкусная похлебка из рябчиков. Ее душистый пар вызывал аппетит. Пахом Степанович достал пару сухарей и, проголодавшийся, с жадностью стал есть.

Опорожнив котелок и выкинув обглоданные кости, он зачерпнул воды из ручья и с удовольствием напился. Потом сложил «ночник» - костер из трех сухих валежин, перекрещенных на толстом бревне, - так они горят всю ночь, давая достаточно тепла и света.

Перед тем как лечь спать, Пахом Степанович сходил проведать мерина, который пасся под кустом орешника возле ручья. Конь дружелюбно потянулся к хозяину мордой.

- Что, паря, устал? - ласково проговорил Пахом Степанович, похлопывая мерина по шее. - Овса бы тебе, да не обессудь, браток, маловато его у нас. А работы впереди ой как много!.. Вот денька через два начну тебя поддерживать. Видать, трудненько нам придется. Ну, отдыхай, отдыхай, запасай силенок. Я тоже пойду сосну маленько…

Через несколько минут он уже крепко спал. Но как ни крепок был его сон, слух отмечал неумолчный гул ветра вверху, треск разгорающихся на костре бревен, журчание ручья, фырканье мерина. Вот он уловил, что лошадь начинает тревожно похрапывать, потом бешеный топот, жалобное, зовущее ржание.

Заряженная берданка лежала под боком - это было давнишним законом неспокойной жизни. Одно движение - и ружье в руках, еще одно движение - и таежник за пологом палатки. Настороженное, хладнокровное внимание мгновенно схватывает все, что происходит вокруг.

Лошадь, натянув канат, жалась к костру, испуганно прядала ушами. Как будто нет ничего подозрительного. Но чутье животного не может обмануть. Пахом Степанович бесшумно укрылся за кустом орешника, постоял там, чутко вслушиваясь в неясные шорохи ночи: к своему удивлению, он ничего не обнаружил и теперь. Тогда старый таежник запрокинул голову и стал всматриваться в верхние ветки деревьев. В первую же минуту он обнаружил врага: сверху, из густой темноты, светятся, переливаясь и не мигая, две зеленые искры. Таежник вскидывает берданку, и выстрел раскалывает тишину ночи. Мерин шарахается с неистовым храпом. Трещат сучья и ветки на соседней пихте, с нее срывается что-то грузное и с размаху ударяется оземь вблизи лошади. Мерин снова шарахнулся, туго натянув канат, но быстро успокоился.

Пахом Степанович подошел к убитому зверю. Это была рысь, подкарауливавшая лошадь. Она обыкновенно бросается на добычу с дерева вниз и впивается жертве в затылок - будь то огромный лось или маленькая кабарга, сосет кровь до тех пор, пока жертва не падает обессиленной.

Пуля разбила рыси морду и вышла в затылок, вырвав порядочный клок кожи. Зверь был похож на большую кошку. Разница была лишь в размере. Обитающая обычно на деревьях, рысь в сравнении с кошкой казалась неуклюжей.

Ноги ее походили на кривые палки; толстые, несоразмерно длинные, они как-то неловко приделаны к ее вытянутому телу. Тупая широкая морда с пушистыми бакенбардами застыла в яростном оскале. Широкие у основания и узкие к концам уши заканчивались черными кистями-султанчиками. Рысь недавно вылиняла. Красивая мелковорсистая шкура ее была грязновато-белой в круглых светло-бурых крапинках.

Пахом Степанович волоком подтащил убитую рысь к костру; примостившись поудобней, достал из-за пояса большой охотничий нож и начал снимать шкуру. Можно было бы заняться рысью и завтра, да это не в правилах старого таежника: он знает, как плохо снимается шкура, когда зверь остынет. К тому же, до завтра шкура должна просохнуть. Ободрав рысь, Пахом Степанович растянул шкуру на распорках, поправил бревна в костре, обмыл в ручье руки и снова улегся спать.

Чуть только забрезжило и начали гомонить ранние птицы, Пахом Степанович был уже на ногах. Пока мрак в лесу поредел, таежник приготовил завтрак и поел. Насколько Пахома Степановича омрачал вечер в тайге, настолько радовало его утро. Утром жизнь в лесу бывает особенно бурной. Словно радуясь, что их не тронул ночью хищник, и они вновь увидели солнце, мелкие обитатели тайги шумно резвились в ветвях и на земле, шумели, пищали, свистели, образуя нестройный концерт, полный торжества жизни.

После завтрака Пахом Степанович оседлал лошадь и, держа ее в поводу, повел след дальше, распутывая нить неизвестной судьбы заблудившихся.

Больше всего огорчала его медлительность, с которой приходилось продвигаться вперед. Он понимал, что если все время идти таким темпом, то ему придется затрачивать два дня на то расстояние, которое Дубенцов и Анюта проходят за день.

По выходе из глухой долины Пахом Степанович наткнулся на остатки костра. Земля под кроной огромной пихты была расчищена, - видно, ее сушили костром. В двух местах лежали листы коры, над корьем торчали колышки палатки-накомарника, рядом лежали обуглившиеся бревна - остатки «ночника».

Прибитая дождем зола указывала на то, что Дубенцов и Анюта провели здесь следующую ночь после остановки у подножия Дальней сопки. Стало быть, это их второй ночлег. Поблизости валялась только одна порожняя банка изпод консервов.

- Приберегают. Значит, поняли, что заблудились, - раздумчиво пробормотал Пахом Степанович. - Неужто и после этого не догадаются ставить отметки в лесу?

Он внимательно осмотрелся вокруг и, к великой своей радости, увидел белые затесы на стволах, чередой уходящие в глубь зарослей.

- Вот за это ты молодец, Виктор Иванович! - воскликнул Пахом Степанович. - Теперь-то я пойду быстрей!

Идти стало легче во много раз: отпала необходимость кропотливо искать след.

В полдень затесы привели Пахома Степановича к месту третьего ночлега Дубенцова и Анюты. Возле остатков бивуака таежник увидел большой затес на стволе пихты.

Какие-то царапины на белой древесине затеса привлекли его внимание. Пахом Степанович ослабил подпругу мерина и пустил его пастись, а сам подошел к дереву. Он разглядел хорошо заметные буквы, нацарапанные, видимо, острием ножа.

Таежник примостился поудобнее и стал разбирать.

Вскоре он прочитал: «Пахом Степанович! Мы заблудились, сбила с толку магнитная аномалия. Уверенные, что вам придется искать нас, решили написать. Мы пока не знаем, в какую сторону от нас лагерь. Решили идти только на юговосток. По нашим предположениям, там и должен быть лагерь отряда. В крайнем случае, выйдем к Хунгари. Пока что духом не падаем, твердо держимся на ногах. Будем крепиться до конца. Следите по затесам. Дубенцов, Черемховская».