Время крови - Ветер Андрей. Страница 58
– Скажи, мы сильно вчера накачались? Голова раскалывается…
– Так точно, крепко посидели. Со вкусом. Вы прямо за столом и уснули. А что до головы, так я сейчас к хозяйке за рассолом сбегаю.
Денщик быстро выбежал из комнаты и вскоре возвратился с крынкой.
– Спасибо, – сказал Василий, жадно отхлёбывая рассол. – А чёрт! И кто это сказал, что рассол помогает… Пойдём умываться. Польёшь на меня.
Несмотря на тупую боль в висках, Верещагин заставил себя пройтись по улице.
«Паршиво, конечно, но что делать. А если бы сейчас боевые действия? Пришлось бы бежать и стрелять, хоть свинец в голове, хоть опилки». Шагая вдоль домов, он поглядывал на деревенские
огороды, где копошились женщины. Несколько телег, поднимая пыль, прокатили мимо Верещагина, правившие ими мужики поприветствовали Василия почтительным поклоном. Какой-то долговязый парень с упавшими на глаза прядями сальных волос вышел на дорогу и погрозил Верещагину кулаком.
– Уж я вам всем, – рыкнул он пьяным голосом, – развелось всякой сволочи. Вот щас топор навострю…
– Вашбродь! – послышался позади Верещагина голос Никифора.
– Что тебе?
– Там эта…
– Кто?
– Которая вам ногу исколола, – негромко сказал денщик. – Похоже, до вас пришла. Ничего не говорит. Просто на месте столбом стоит.
– Где она?
– Так ведь напротив нашего дома ожидает.
Верещагин поспешил обратно, слегка прихрамывая, но всё же уверенно наступая на больную ногу. Денщик семенил рядом, нашёптывая что-то себе под нос. Арина увидела Верещагина издали и медленно, прямо держа спину, двинулась к нему.
– Ну, лицо у вас хорошее теперь, – сказала она. На ней была надета длинная рубаха туникообразного покроя по щиколотку, сшитая из крапивного холста и украшенная алой бисерной полоской по вороту. Волосы по-прежнему были стянуты у висков в косы, но на этот раз без медных бляшек на концах. На лице не осталось ни следа от нанесённых мужиками побоев.
– Хорошее лицо? Разве? Какое же оно хорошее, Ариша, когда мы вчера с хозяином чуть ли не ведро водки опорожнили?
– Ерунда. Сейчас и голова пройдёт. В прошлый-то раз у вас смерть на лице была написана.
Девушка протянула руку и сгребла пальцами волосы на голове Верещагина.
– Где болит? Здесь?
Пальцами другой руки она надавила ему на виски, на переносицу, затем обошла его сзади и ткнула в нескольких местах ему в спину.
– Теперь как?
Верещагин вслушался в себя и с удивлением посмотрел на девушку.
– Ты, похоже, и вправду колдунья.
– Не болит больше?
– Нет, – покачал он головой.
Никифор внимательно следил за ними исподлобья и то и дело хлопал себя по вспотевшей шее, придавливая слепней.
– Вашбродь, – крякнул он, – там, вижу, люди топчутся. Сюда поглядывают. Не будет ли беды?
Верещагин повернул голову и посмотрел в дальний конец улицы. Три бабы и четверо мужиков неподвижно стояли посреди дороги, пялясь на Верещагина и Арину.
– А ты, Никифор, принеси-ка мне мою портупею с кобурой. Небось «наган» нам не помешает, ежели какая каша заварится. – Василий ухмыльнулся и переступил с ноги на ногу. – А что ты про лицо сказала, Ариша? Какая такая смерть у меня была на нём?
– Обыкновенная смерть. Как у всякого, когда ему предстоит умереть.
– Это от удара вилами в ногу-то? – прищурился Василий.
– Почему? Вы же шли куда-то. Там вот и поджидала она вас. Теперь отступила. Поменялась, стало быть, ваша дорога.
– Забавно. Неужели ты гадать умеешь, предсказывать судьбу? И вот так, прямо по лицу что-то определить можешь? Каким же образом? Что ж такое у человека на лице появляется? А ну-ка растолкуй мне.
– Не смогу. Вы не поймёте. Вы не умеете видеть.
– Ишь ты! А глаза-то мне на что? Или ты умнее меня?
– Умнее или не умнее – тут не мне судить, – спокойно ответила девушка. – Но вашу ногу я залечила сразу. А солдатский доктор оставил вам рану гнить.
– Что верно, то верно, – кивнул Верещагин. – Нога почти совсем в порядке. А скажи мне, что за рисунок ты нанесла мне иголкой? Что за татуировка такая?
– Целебная она.
– Вот как? – Верещагин ждал, что Арина продолжит объяснение, но она замолчала, видимо посчитав, что больше прибавить нечего.
– М-мда-с… И всё-таки про лицо ты мне хоть чуточку объясни. Намекни, что ли…
– Когда вы на избу какую-нибудь смотрите, вы можете со стороны сказать, долго будет она держаться или скоро развалится? Сможете угадать на взгляд, целый дом или сгорел в пожаре?
– Смогу. Что ж тут гадать…
– Вот и я то же по лицу вижу.
Верещагин опустил глаза.
– А не могла бы ты показать мне твой дом? – вдруг сказал он.
– Дом? Какой дом?
– В котором живёшь. Мне тут всё равно куковать без дела, покуда наши не возвратятся… Пригласи в гости.
– Зачем же вам это надо?
– А вот любопытно. Да не отказывайся. Мне и впрямь интересно. Никогда я такой женщины не встречал. Ты вот многое понимаешь, Ариша, а этого, похоже, понять не можешь. Или боишься меня?
– Ничего я не боюсь, а вас тем более.
– Почему же?
– У вашего благородия духу не хватит на меня руку поднять.
– Неужели? Откуда знаешь? Тоже по лицу видно?
Девушка улыбнулась и кивнула.
– Тогда веди к себе, – сказал Верещагин.
Подошёл Никифор с офицерскими ремнями и с оружием. На плече у него висела винтовка.
– А ты зачем своё оружие принёс? – спросил Верещагин.
– Вы ж «наган» берёте, вашбродь, вот и я моё ружьишко прихватил.
– Нет, – засмеялся поручик, – ты оставайся тут. Я просто прогуляюсь. Мне «наган» для острастки требуется. Неужто ты веришь, что они набросятся на нас?
– Я с вами, вашбродь, – насупился денщик.
– Нет, нет, Никифор. Считай, что у меня свидание с барышней.
– С барышней, ха! Ишь барышню выискали!
– Это уж не твоего ума дело! Словом, оставайся здесь.
– Слушаю, вашбродь! – с неохотой ответил Никифор и поплёлся к дому.
До избы, где обитала Арина, добирались поначалу пешком, затем на лёгкой обласке [9] из осины переправились через ручей на противоположный берег, а там снова пешком по лесу.
– Далеко от людей ты спряталась, – заговорил Верещагин после долгого молчания.
– Так легче.
– Если сторонишься людей, зачем же в деревню являешься?
– Многие у меня настои из трав покупают. Да мало ли чего ещё, – отмахнулась девушка.
– И что, все Ханты живут в стороне от русских деревень?
– Почему же… Там, в деревне, Хантов почитай половина будет, – отозвалась Арина. – Только не помнят они нашей веры, не соблюдают древних законов… Или боятся соблюдать…
– А ты не боишься?
– Чему быть, того не миновать… Там, подальше, – Арина махнула рукой, – есть посёлок Хантов. У них много нашего увидеть можно. Дважды в год жертву земле приносят, как заведено предками. Реке благодарность воздают. И вообще…
– Жертву? Это как?
– Оленя бьют, – отозвалась девушка, оглядываясь через плечо. – Сперва по голове ударяют, затем ножом в сердце. Я к ним стараюсь всегда сходить на праздники. Правда, родни там у меня нет, но разве это важно? Я с ними в одном Духе живу.
– Что за Дух такой?
– Как у православных – Святой Дух.
– А ты в Бога веришь, Ариша?
– Разве можно не верить в Бога? – удивилась она.
Верещагин пожал плечами и сказал:
– Я знаю таких, кто не верит. Или только говорит, что верит… Ты уж меня извини, если задену тебя словами, но сам-то я, пожалуй, не очень верю, разве только на словах.
Девушка резко остановилась и повернулась к нему, пристально глядя ему в глаза.
– Как же так? Почему вы сомневаетесь? В чём сомневаетесь?
Он опять пожал плечами. Затем расстегнул китель и показал нательный крест.
– Вот смотри! Конечно, я крещёный, Ариша, как почти все мы. Но это всё не то… Разве крестик может дать человеку веру?
– Не может… – Она покачала головой. – Много всякого есть… Можете, конечно, не верить, но ведь нога ваша зажила. Сразу зажила, разве не так?
9
Обласка – лёгкая долблёная лодка. В Прииртышье распространение получили большие лодки из кедровых досок и лёгкие долблёнки из осины. Если зимние средства передвижения (конные сани) были заимствованы хантыйским населением у русских, то летний водный транспорт был воспринят русскими поселенцами у коренного населения.