Золотая корифена - Иванов Юрий Николаевич. Страница 24

Скачков круто кладет руль на левый борт, и мы разворачиваемся, подходим к туше поближе. Что случилось с китом? Сдох от старости? В воде виднеется громадная голова животного с раскрытой пастью. Нижняя челюсть отвалилась, словно гигантское бревно, усаженное белыми шипами зубов. Это кашалот. Зубастый кит. В пасть его вплывают и выплывают длинные полосатые рыбы. Тут же неторопливо плавают разбухшие, полусонные от обильной еды акулы. Ишь твари… набили своя желудки. А может, кашалот погиб в схватке с гигантским кальмаром? Крупные океанские головоногие — излюбленная пища кашалота. За кальмарами они ныряют на глубину до пятисот — шестисот метров. Схватив животное, кашалот выволакивает его на поверхность океана и пожирает. Но не всегда схватка с подводным чудовищем оканчивается для кашалота удачно. Не всегда. Может, и этот кит не рассчитал своих сил и был задушен щупальцами кальмара?

— Может, подойдем ближе?.. — говорит Скачков гнусавым голосом. Нос он зажимает пальцами: невообразимое зловоние насытило воздух. Невозможно дышать.

— Давай на старый курс, — распоряжается Валентин, и «Корифена» отворачивается от кита. Прочь. Подальше от этой глыбы мяса и костей… Скорее на свежий воздух.

День летел быстро, торопливо. Увлеченные предстоящей высадкой на незнакомый африканский берег, мы не смотрели на часы, не подсчитывали, сколько еще осталось до вечера, ночи. Мы разбирали свое барахло, крепили к бортам лодки багры, снятую мачту, паруса. И хотя до берега было еще далеко, все посматривали на север. Завтра мы должны увидеть там синие, дрожащие от зноя возвышенности.

Завтра… Ну скорее бы настало завтра! Все упаковано, спасательные нагрудники надуты, неприкосновенный запас продуктов — полкруга колбасы и две провяленные рыбы завернуты в продуктовый мешок, и к ним привязан пенопластовый поплавок. Подготовка закончилась. Двигатель выключен, дрейфуем к берегу. Несильный ветер подгоняет нас к пока невидимому материку. Мы медленно, но верно приближаемся к Африке. Ведь мы уже в зоне прибрежного ветра. С утра суша накаляется, горячий воздух поднимается к небу и в образовавшийся вакуум устремляются потоки прохладного морского ветра. С утра он слабый, днем становится сильнее. И даже во время полнейшего штиля у берега грохочет прибой. Ветер гонит на песчаные пляжи высокие накатные волны, и они без устали шумят своими пенными валами. Нет, не легко высадиться на берег. Тем более если у берега окажутся рифы, подводные скалы.

Ребята, коротая часы, дремлют. Венка внимательно копошится в голове Петра. Скачков блаженно жмурится: уж очень приятно и осторожно перебирает волосы Венка…

Ветер слегка рябит воду. А вот впереди… странно, почему это? Впереди совершенно чистая, совершенно гладкая, как зеркало, полоса на поверхности залива. Я встаю на капот двигателя. Полоса широченной лентой тянется от горизонта к горизонту. Мелкая волна, словно споткнувшись об эту гладкую полосу, исчезает.

Корифенцы, поднятые мной, тоже внимательно всматриваются в блестящее водное зеркало, ломаной широкой линией вставшее на нашем пути. По краям еще колышутся желтоватые хлопья пены, какая-то морская трава. А дальше совершенно чистая, прозрачная вода.

Лодка прорезает пену; склонившись с бортов, мы вглядываемся вниз: там колышутся широкие, зеленовато-синие водоросли. Лес водорослей. Настоящие подводные джунгли.

— Макроцистис, — говорит Валентин, — это водоросли макроцистис. Я читал про них у Чарлза Дарвина. В своем дневнике о путешествии на «Бигле» он писал о них. Помнишь, Коля? Я ведь у тебя брал книгу.

Да, я тоже теперь помню… макроцистис… водоросли, поразившие Дарвина и его спутников своей длиной и крепостью. Действительно, водоросли макроцистис — это великаны подводных лесов. Еще знаменитый капитан Кук писал в своей книге "Второе путешествие", что стебель макроцистис может достигать длины в триста шестьдесят футов. Ведь даже сама приставка «макро» (греч.) указывает на большие размеры. По крайней мере водоросли поднимаются с глубины в несколько десятков метров. Растут они не вертикально, а наклонно: большая часть стебля растягивается по поверхности моря.

— Мы уже на береговой отмели, ребята… — Валентин задумчиво смотрит в воду. Кажется, будто теперь мы не плывем по воде, а скользим по широким, на вид слизистым, слегка колеблющимся стеблям. Да, ход «Корифены» совсем замедлился. Ветер с трудом проталкивает ее через подводный лес. Я опускаю в воду руку: она сверху покрыта плотной, будто жирной пленкой. Это слизь, выделяемая громадной массой водорослей. Пленка такая толстая, плотная, что ее не в силах взволновать даже сильный ветер. А вот мы, пожалуй, и совсем застряли…

— Остановились, — неуверенно говорит Петр. Корин в сердцах сплюнул и хлопнул ладонью по колену.

— А если… знаете, как в Саргассовом море. Суда застревают в водорослях…

— Первым мы скушаем тебя, — нервно смеется Скачков и свешивается с борта лодки; нет, никакого движения. Завязли, как муха в смоле…

— Бросьте вы. Петя, ну-ка крути ручку. — Валентин пересаживается к двигателю. Лицо его спокойно, но по тому, как он покусывает губу, я вижу: волнуется.

Петр крутнул раз, другой — и «Корифена», залопотав двигателем, медленно, тяжело сдвигается с места. Водоросли шевелятся под ее брюхом, волнуются, и лодка ползет по их скользким стеблям.

— Порядок. — Валентин выключает двигатель. — Будем экономить горючее. Может, ветер усилится. Подтолкнет к берегу.

— Что ты еще знаешь об этих травах? — спрашивает Корин Валентина. — Выкладывай, Прочитай нам коротенькую лекцию. Просвети…

— Еще? Гм… водорослям этим не страшны никакие штормы и ураганы. Какой бы силы ни был ураган, он не может вырвать водоросль макроцистис из грунта. Они в некоторых районах океана, как подводные волноломы, защищают берег от разрушения. Например, в порту Санта-Барбара в… не помню где…

— Санта-Варбара в Калифорнии, — уточняет Скачков.

— Да, в Калифорнии. Там эти водоросли — единственный волнолом. Подводный лес стоит такой густой и плотной стеной, что волны разбиваются о него. Водоросли защищают от волн суда, стоящие в гавани…

— Все ясно… Ну, а что теперь делать будем!

— Сейчас будем загорать. Можно рыбку половить. Среди водорослей много всякой живности.

— А понырять? — предлагаю я.

— Давай, только осторожно…

Вода почти без всплеска сомкнулась над моей головой.

Нырнув на несколько метров в глубину, я схватился рукой за широкий скользкий стебель и осмотрелся. Слегка колеблющиеся стебли уходили в глубину. Словно диковинные гигантские перья неизвестной птицы, они легкими лентами поднимались снизу и круто изгибались у самой поверхности воды. Выло часа четыре дня, и солнце еще высоко стояло на небе, но в воде был приятный зеленоватый полумрак. Лишь кое-где солнечные лучи сверкающими клинками вонзались между стеблями макроцистис в воду. В них, словно плыли в воздухе или как комары над болотом в теплый день, толклись тысячи мелких рыбьих мальков. Какие-то рачки, золотисто-розовые, усатые и очень подвижные, прыжками проскакивали через солнечные лучи. Эти рачки, наверно, очень боялись яркого света, и вместе с тем он все время влек их, притягивал. И рачки вновь и вновь совершали скачки в солнечных лучах, а потом испуганно шныряли под защиту широких, бахромчатых по краю стеблей. Вынырнув, я отдышался и вновь погрузился под воду. Уж очень хороши эти солнечные столбы, ворвавшиеся в морскую глубину! Рыбьи мальки, пузатые и пучеглазые, мечутся в полосе света, они носятся за мельчайшими розовыми, похожими на блох ракообразными. Но вот из стеблей высунулась большая глазастая голова и уставилась на мальков. Я внимательно присмотрелся; пожалуй, мероу. Обитает в Атлантике такая рыба, относящаяся к окуневым. Да, это мероу… большой губастый рот, выпученные глаза, массивное, на вид неповоротливое тело. Излюбленная добыча подводного охотника. Добыть такую рыбку, достигающую до полутора метров длины и веса в полсотни килограммов, доставит честь любому спортсмену. Но я не жалею, что оставил ружье в лодке. Ну его… Не хочется связываться: мероу очень живуч и силен. А спина его вооружена десятью крепчайшими шипами-лучами спинного плавника. Эти шипы, как кинжалы, могут вонзиться в тело подводника, загарпунившего окуня… Нет, будь даже в моей руке ружье, я бы не решился нажать на курок. Уж лучше я понаблюдаю за ним. Ишь старина, залюбовался рыбешками. Но вот мероу неторопливо раскрыл свою пасть, словно зевнуть собрался, и так с открытым ртом чуть поближе пододвинулся к увлекшимся пучеглазым рыбешкам. А потом… что это? Мероу с силой мощного насоса втянул в себя воду и захлопнул пасть, в которой оказалось и с десяток рыбок-резвушек. Рыбья мелкота испуганно прыснула в разные стороны, а мероу величественно проплыл через столб света, продемонстрировав мне свое великолепное толстое и сильное тело, покрытое крупной чешуей и окрашенное в серо-зеленоватый цвет с вертикальными темными полосами. В его неторопливых, полных достоинства движениях чувствовалась большая уверенность в себе. Мероу смел и зол. Он не терпит соперников и прогоняет другого окуня, оказавшегося в его подводных владениях. Здесь он почти полноправный хозяин: акулы в подводные леса заглядывают редко, осьминоги любят каменистые участки океана, а кальмары — чистые, глубокие воды. И поэтому так уверенно чувствует себя мероу в вечно колеблющихся сумеречных подводных джунглях.