Харизма - Каганов Леонид Александрович. Страница 51
И точно, голос у меня как у того генерала, и интонации такие же.
— Ну что там с ним? — спрашивает старший. — В операционную?
— С кем? А, с этим грибником, который под машину попал? Нет, с ним все в порядке — никаких переломов, только испуг и сотрясение. Мы его спать положили в медчасть до завтра. Утром домой пойдет.
— А вот вы звонили Миняжеву…
— Да нет, — говорю, чтобы сбить с толку, — нет. Конечно, нет! Я не из-за раненого вернулся, я по своим делам. Где Миняжев… э-э-э… сейчас?
— Как где? — удивляется старший. — Не могу знать. В кабинете своем, полагаю.
— Прекрасно, — говорю. — Сейчас мы пойдем к нему, у него к тебе разговор был.
Старший очень удивляется. То ли на “ты” с ним генерал никогда не говорил, то ли в кабинет к этому Миняжеву для него ходить непривычно. Я рукой делаю неопределенный жест и пропускаю его вперед, а сам иду на шаг позади, смотрю, куда он сворачивает. Выходим мы по ту сторону проходной, заходим в бетонный бункер, мимо вахты — там все повскакивали с мест, я рукой махнул, мол, сидите, не надо почестей. Чисто по делу.
Идем дальше — там вестибюль здоровенный. Красиво так, ковры на стенах! А в глубине лифт. Чтобы не молчать, начинаю разговор, тщательно избегая личных местоимений:
— Давно хотел спросить… Вот наш Миняжев… Не замечается ли за ним чего-нибудь странного в последнее время?
— Хм… — Старший явно озадачен. — Никак нет. Не замечал, товарищ генерал!
— Да нет, конечно! Я не в том смысле, я в смысле — как… э-э-э… сотрудник? — говорю неопределенно.
— Наше дело маленькое, — пожимает плечами старший и бормочет удивленно: — Это вам уже виднее, товарищ генерал. С моей точки как бы… никаких нареканий по поводу в рамках охраны вверенной территории на своем посту… я не могу знать… как по долгу работы и строго в рамках режима… никак нет, в общем! Нет! Ничего подозрительного!
— Ну и молодца. — Я понимаю, что чин у старшего небольшой, и вообще скорее это начальник охраны территории.
Вот тут я искренне жалею, что до сих пор не выучил, какие звездочки на погонах чего означают. Открывается лифт, мы входим, старший ждет чего-то.
— Нажимай, нажимай… — говорю задумчиво. Старший давит десятый этаж и кнопку “пуск”. Лифт нехотя закрывается, и мы едем. Что бы еще такого спросить?
— А как по поводу опозданий?
— Каких опозданий? — изумляется старший. Увы, опять не попал.
— Да не в этом дело… — изображаю крайнюю степень задумчивости. — Речь-то не об этом…
— Случилось что-то, товарищ генерал? — участливо спрашивает старший. — Очень уж вид у вас… огорченный.
— Есть определенные неясности, — говорю честно. — Ну да справимся. Еще не с таким справлялись.
— Что, опять… — Старший многозначительно кивает наверх. — Сокращать хотят?
— Да уж не без этого, — говорю. — А ты сам как думаешь? Все, что здесь делалось и делается, это может кому-то там, — киваю вверх, — не понравиться?
— Ну, кто ж там у них всего знает… — говорит старший. — Неужели они узнали про…
И тут, как назло, лифт открывается и старший прерывает фразу. А мне переспрашивать неудобно. За дверью лифта — по полам ковры, прямо напротив — красивая деревянная конторка-пост, за ней дежурный. Встал, честь отдал.
Старший неуклюже останавливается, но под моим взглядом идет направо по коридору и замирает перед большой дверью. Вот черти, никаких надписей, никаких номеров. Я, решительно кладу руку на ручку двери, затем поворачиваюсь к старшему.
— Спасибо. Нам действительно нужно поговорить, но я думаю все-таки не сейчас, а на неделе. — Его лицо тревожно вытягивается, я улыбаюсь и добавляю: — По поводу повышения. Все будет хорошо.
И с этими словами шагаю в кабинет.
За столом, уставленным офисными сувенирами, сидит толстый суровый мужик с красноватым серьезным лицом и читает бумаги в папке. Перед ним — два мобильника и еще три старомодных аппарата с кнопками и дисками. Одет он в пиджак с галстуком. Галстук заколот желтой булавкой в виде самолета, и почему-то сам галстук камуфляжной расцветки. Никогда камуфляжных галстуков не видел, а ты? Миняжев вскакивает удивленно:
— Здравия желаю, товарищ генерал!
— Сиди, сиди, — говорю. — Ты уже меры принял какие-нибудь по моему звонку?
— Виноват? По поводу цистерны? Или по поводу раненного машиной?
— По поводу раненого.
— Я сейчас выясню. — И кладет руку на трубку.
— Не надо, — говорю. — Я уже выяснил. Когда я тебе звонил?
— Пятнадцать минут назад из города… — В его голосе растерянность.
— Я вернулся. С тем парнем все в порядке, легкое сотрясение. Не входите к нему и не трогайте до утра, пусть отоспится. А вот что у нас по поводу цистерны? Цистерна меня волнует.
— Не пропускают, товарищ генерал. Так и не удалось выбить разрешение?
— Как видишь, — отвечаю.
И чувствую, что уже дико устал беседовать, не зная, о чем и с кем, и боясь проговориться. Но надо. И надо бы в кабинет попасть свой, генеральский. Я уже было рот открыл, собрался повторить штуку, пригласить Миняжева к себе, да чтоб впереди шел, дорогу показывал. Но хорошо, вовремя спохватился! Это что получится, подойдем мы к закрытой двери, генерал же запер наверняка дверь, а ключ с собой увез. И как это будет выглядеть? Поэтому я оглядываюсь и сажусь в кресло перед столом Миняжева.
— Цистерна… — говорю задумчиво. — Из головы у меня не выходит эта цистерна! — И смотрю на Миняжева внимательно.
— Действительно идиотизм, — говорит Миняжев. — Пока был Союз, все было отлично. Вези куда хочешь чего хочешь. А теперь эти таможни украинские… Можно подумать, не бульон, а жидкий тротил едет…
— Н-да… — тихо обалдеваю я. — Бульон…
— А я предупреждал, — говорит Миняжев. — Я предупреждал. Надо было оформлять на частное лицо, а не на военную организацию.
— И как ты это себе представляешь?
— Так и представляю — коммерсант Вася купил в Украине цистерну хорошего свиного бульона и везет его в Россию. Чего тут странного? Для сети ресторанов.
И я понимаю, что ничего не понимаю.
— А может, и пес с ним, как думаешь, с бульоном? — говорю. — Переведем гарнизон на паек?
— Сохнут они без бульона, товарищ генерал, — серьезно и печально говорит Миняжев.
— Обойдутся — говорю. — На хлеб и воду!
— Нельзя так… — печально качает головой Миняжев. — Сохнут!
— Почему нельзя? Они люди военные, бойцы. Должны понимать, черт побери!
— Виноват? — поднимает на меня абсолютно круглые глаза Миняжев. — Кто?
— Шутка, — говорю поспешно.
А у самого так сердце и подскочило — опять что-то совсем не то ляпнул. Исправляться надо. И хватит уже окольных путей, надо тянуть информацию.
— Сохнут… — говорю задумчиво. — А когда ты их последний раз видел?
— Ну… Сегодня утром, вместе же ходили.
— Давай-ка с тобой еще раз сходим, поглядим.
— Как угодно, товарищ генерал… — Миняжев берет ключи и встает.
Я иду за ним, мы выходим из кабинета и идем к лифту. Я рассеянно продолжаю:
— Ну а с остальными делами как?
— Без изменений, — пожимает плечами Миняжев.
Мы входим в лифт, Миняжев нажимает почему-то кнопку “пуск” и, не отпуская ее, жмет тройку. И лифт едет вниз… Едет, едет, и я уже понимаю, что едет он в подвалы. Мы выходим — еще один пост, трое дежурных. Зачем в далеком лесном гарнизоне столько постов? Разве только чтоб местные повара не шастали на секретные объекты? Идем по коридорам. Суровые такие коридоры, заходим в небольшую комнату — явно санпропускник. Дежурный вскакивает, открывает шкафчик и выносит нам два… я бы назвал это скафандрами. Точно скафандры. Миняжев быстро натягивает скафандр, а у меня все не получается — сложный он. Хорошо хоть дежурный бросается мне помогать, надевает как надо и все застегивает там, что нужно. Затем нам на спину вешают натурально по маленькому аквалангу — видно, чтобы дышать там. И в противоположной стенке отъезжает в сторону дверь. Только я этого не слышу, потому что в скафандре все глухо, как в танке.