Зеленые листы из красной книги - Пальман Вячеслав Иванович. Страница 50
Здесь меняли директоров, если они не выполняли требований местной власти. Суживали территориальные границы, забирали лучшие пихтовые массивы, высокогорные луга, упрекали ученых в отрыве от сегодняшних задач.
По-прежнему не ладилось с охраной. Из старых егерей остались Телеусов, Кожевников, Задоров, братья Никотины да еще несколько человек. Они-то нашли общий язык с учеными, помогали, чем только могли. А вот новые егеря… Не все они приживались. Дело это особенное, без душевной любви к природе его не исполнить. Не всякий охранник носил в своем сердце теплое, родственное чувство к зверю. Не каждый мог противиться влиятельным лицам, которые любили «сбегать на охоту». И тогда в заповеднике гремели выстрелы, как во время войны.
Но заповедник все-таки жил. Уцелели туры, обитатели скальных высот. В лесах скрывались косули. По долинам тенями носились серны и олени. В осенние месяцы на высокогорье раздавался призывный рев рогачей.
Эта скрытная, могучая жизнь была объектом глубокого изучения. Люди хотели знать законы ее развития, прежде всего для помощи всему живому, для прогноза на будущее. И первая забота заключалась в том, чтобы подсчитать зверя, сохранившегося на Западном Кавказе, изучить явления природы.
Теперь, когда стала реальной мечта о зубрах, Насимо-вич хотел ускорить подсчет зверя, чтобы потом отдать время и труд подготовке к приему зубров. Впереди зима, а у них еще не было подробной карты. Выручил Андрей Михайлович Зарецкий. Он привез и подарил ученым столь необходимую карту, точнее которой еще не было ни у кого. И тотчас бывший хранитель зубров стал не просто гостем, а своим человеком на Кише. Он почувствовал дружбу и тепло. Он вообще хорошо себя чувствовал здесь. А теперь еще и сын рядом. Пусть и на время.
Славный сезон. Добрый для них год!
Бодо радовал всех.
Уже в тридцать четвертом у него появился первый сынок, этакий бородатенький бычок с глуповато-робкой мордочкой. Все лето малыш ни на шаг не отходил от мамки. Был ужасно обидчив. Не так повернется родительница, не сразу даст уловить вымя с молоком — и он уже отвернулся, тупо уставился в землю, уронил нижнюю губу. Такой вдруг жалкий, только что слезы не капают.
Бодо, как и положено владыке стада, на своего первенца никакого внимания. Проходил мимо, словно возле неодушевленного предмета. Зубрица раздувала ноздри и загораживала собой дитятко.
Михаил Зарецкий и на другое лето приехал в степной заповедник. Тотчас отправился к загонам, походил вокруг стада за изгородью и порадовался, снова увидев крепкого и здорового Бодо. Потом уселся за бумаги в архиве. Он искал и сверял даты, сроки рождения и кончины каждого зубра и бизона, которые побывали здесь с конца прошлого века. Знать, кто есть кто, ученым нужно для подбора будущего стада, для племенной книги зубров.
— Нам удалось связаться с Яном Жабинским, — говорил он зоологу Филиппченко, который тоже занимался этой работой. — Вы Гептнера знаете, конечно? Ах, учились в одно время! Так вот что выяснилось. Владимир Георгиевич давно переписывается с Эрной Мор, той самой энтузиасткой из Гамбурга, которая после империалистической войны была одним из организаторов Международного общества сохранения зубров. Ну, а она в свою очередь встречалась с Жабинским, польским охранителем зубров. Вместе они и начинали перепись зверя по всем зоопаркам и заказникам Европы. От них с помощью Гептнера и получили родословную почти всех интересных для нас зверей. С вашего позволения я внесу новые данные в асканийский архив.
— Одним Бодо нам не обойтись, — сказал Филиппченко, — нужны еще два-три быка кавказских кровей. Непременно!
— Василий Никитич Макаров уже обращался к польскому правительству с просьбой продать нам зубрицу и быка — детей Гагена, одного из сыновей Кавказа. Сейчас эта семейка в Познани. Представляете? Отказали. Обратились к Швеции, там живут потомки Билля, он тоже от Кавказа. Вот вам ответ на вашу мысль. Будут зубры.
— Это прекрасно! Вы на все лето к нам?
— На месяц. Заеду домой повидать родителей. И на Кишу, к Насимовичу. Мы с ним переписываемся. Они успели провести учет своих копытных. Зимой на лыжах ходили!
Приподнятое настроение молодого Зарецкого продержалось не долго. В Краснодаре, куда вскоре приехал, он нашел больную мать и обеспокоенного отца. Андрей Михайлович тоже сильно сдал. Что особенно испугало сына, так это белая, совершенно белая его голова. Осенью, на Кише, седина только серебрила голову. Теперь же отец казался незнакомым, каким-то другим. Он совсем мало говорил, задумывался, все больше находился в комнате матери. Даже рассказ Михаила о зубрах, о встрече с Гептнером, известным специалистом среди зоологов мира, даже рассказ о Бодо и маленьком его сынке поначалу как-то не очень затронул старшего Зарецкого. Лишь через несколько дней, когда Данута Францевна нашла в себе силы вставать, он немного оживился. А вечером вдруг сказал:
— У Шапошникова крупные неприятности. Вспомнили его директорство, теперь пытаются обвинить в надуманных грехах. Есть люди, которые не могут простить смелости, с которой он отстаивал наш заповедник. Непременно загляни к нему, расскажи о зубрах. Он порадуется. Зубрам он отдал много лет жизни.
— Конечно, буду у него, папа. Мы сейчас ждем от Бодо пять-шесть потомков. У них будет по три четверти зубриной крови. На второй-третий год их можно перевести на Кишу. Если удастся купить еще одного зубра в Швеции, то в горах мы можем начинать поглотительное скрещивание на кавказский подвид. Скажу и об этом. Мы ждем не дождемся молодых зубров для Киши!
— Мы?! — Отец вопросительно глядел на Михаила.
— А как же! Я перейду работать в заповедник. Надеемся на тебя, на старых егерей. Ну, и ученые-зоологи, наконец, помогут.
— Дай бог, дай бог, — тихо сказал Зарецкий. Михаил не долго оставался с родителями. Он поехал в горы с определенным планом: подготовить, как говорил ему Гептнер, «экологическую нишу, опустевшую в двадцать седьмом году, для нового, человеком созданного поколения диких горных зубров».
Шапошникова в Майкопе найти не удалось. Соседи говорили, что выехал, а куда и надолго ли — не знали.
В заповеднике был новый, уже четвертый директор.
…В тридцать пятом и тридцать шестом годах семья Бодо сильно выросла. На белом свете гуляло восемь бычков и шесть телочек. Об этом событии писали в специальных журналах, этому радовались все, кто был причастен к истории зубров.
Проект восстановления дикого быка стал реальностью.
Группе специалистов в Москве, Аскании-Нова и на Кавказе биологическое отделение Академии наук поручило разработку проекта расселения зубров.
Комиссия по охране и восстановлению зубров при Академии наук СССР обозначила на географической карте страны две точки для первоочередного размещения асканийцев: Западный Кавказ и Крым.
Глава третья
И снова теплая общая комната в кишинском доме, жаркие разговоры за поздним ужином, когда собирались все зоологи. И новости после походов: кто-то видел седого тура, кто-то усмотрел в скалах рысь с малышом, где-то обнаружена пещера. Две маленькие косули спят в углу, за окнами гудит лес, острое ощущение отшельничества еще больше объединяет. Как одна семья.
Борис Артамонович вдруг спрашивает:
— Сколько сейчас заповедников в стране? Знаешь, Миша?
— Почти сто. Их общая площадь двенадцать миллионов гектаров.
— Не площади поражают, — подхватывает Насимович, — а размах научной работы, прирост живого на этих территориях, открытие тонких экологических связей. Вот мы установили, что здесь обитает шестьдесят три вида диких животных, сто тридцать две формы птиц, что в заповеднике около трех тысяч оленей, почти восемь тысяч туров и более десяти тысяч серн. А сколько можно и нужно иметь, какие меж ними и растительностью связи, кормовой потенциал леса, луга?