Африка грёз и действительности (Том 1, все фотографии) - Ганзелка Иржи. Страница 23

Детская смертность в Триполитании необычайно высока. Ни дети, ни матери не получают даже элементарного ухода. Осматривая однажды большую ферму в Сорме, мы увидели среди взрослых мужчин и женщин множество детей, которые занимались чисткой и сортировкой миндаля. Грязные, исхудалые, одетые в лохмотья дети были счастливы даже тем, что могли за неделю заработать несколько лир и вволю наесться миндаля.

В разговоре мы случайно узнали, что незадолго перед нашим приходом одна из арабских женщин родила здесь же, среди работающих. Через два часа мы увидели эту женщину за работой, а ребенок лежал на куче очисток миндаля.

Оставшиеся почитатели дуче и представители английской администрации в Триполитании выставляют напоказ перед поверхностными наблюдателями мероприятия по охране здоровья арабского населения колонии. Они настойчиво, до тошноты, твердят о бесплатной врачебной помощи для арабов, о систематическом проведении санитарных и даже социальных мероприятий во всей колонии.

В принятии такого рода мер можно убедиться в столице колонии. Обычный турист дальше и не заглядывает. В зловонных уличках арабских кварталов он видит лишь «очарование Востока», а не рассадники болезней. Если вы поинтересуетесь, что же делают колониальные власти для пропаганды среди местного населения требований прогресса, эффективности и необходимости санитарных мероприятий, то услышите любопытный ответ: колониальная администрация, видите ли, не может прибегнуть к принудительным мерам или к какой-либо иной форме давления, так как она уважает свободу цветных людей!

В плену догм

В Ливии 86 процентов жителей исповедуют ислам. Большинство из них арабы, менее многочисленны кочевники берберы. Прослойку между этими группами составляют рассеянные по всей стране потомки арабских женщин и турок, которые осели здесь во время Османского нашествия на Северную Африку. Мусульманская часть ливийского населения, несмотря на свою многочисленность, до сих пор не участвует в решении судеб своей страны. Такое положение объясняется несколькими причинами.

Отношения между проживающими в приморских районах арабами и кочевниками берберами из глубинных районов страны оставались враждебными на протяжении столетий. Во время нашествия приверженцев ислама на территорию Африки берберы были согнаны со своих исконных прибрежных земель. Они не примирились с пришельцами и после того, как подчинились их фанатизму и превосходству в силе и даже приняли их веру. Между арабами и берберами и поныне происходят частые столкновения, во время которых и те и другие проливают кровь. Обе стороны давно уже забыли настоящую причину вражды [15]. Сохранилась лишь вековая ненависть, проявляющаяся по каждому поводу. Берберские женщины намного энергичнее арабок. В стычках они зачастую верховодят. Арабские мужчины с уважением относятся к личной храбрости берберок, но на взаимной вражде это никак не отражается. Во время войны при воздушных налетах берберки никогда не спасались бегством перед лицом грозящей опасности. Если у них были дела по хозяйству, они спокойно занимались ими во время бомбежки. Смерть они презирают.

Раздробленность и ненависть — одна из причин, мешающих местному населению осуществить стремление самому распоряжаться судьбами своей страны.

Не менее серьезное препятствие представляют взяточничество и беспредельная жадность к деньгам, которые прочно укоренились среди представителей богатых и влиятельных слоев триполитанских арабов. Деньги всегда играли важную роль в политике европейских властителей в Ливии. Их обычной тактикой был подкуп влиятельных лиц из местного населения. Ту же тактику применяли и итальянцы после завершения оккупации, причем их расходы окупились с лихвой. Тем самым постоянно углублялась пропасть между широкими слоями бедняков и немногочисленной олигархией арабских богачей, которые с помощью новых властителей заработали себе на бурнусы, расшитые серебром и золотом, получили власть и доходные должности.

Нет никаких сомнений в том, что не менее важной причиной безуспешности борьбы за изгнание из страны европейских колонизаторов является религия. Коран в странах ислама всегда был самым мощным союзником всех властителей, будь то французы, испанцы, англичане или итальянцы.

Философия корана, вероятно, слишком мистична, чтобы ее могли усвоить «неверные». Однако коран в наше время непонятен даже самым фанатичным приверженцам ислама. Они не понимают его текст, не говоря уже о содержании. С колыбели и до гроба находятся они в плену его догм, не смея в них усомниться. И все-таки мы встречали молодых арабов, которые понемногу начинали разбираться в истинных причинах своих бед. Они, хотя и осторожно, критиковали религиозные предрассудки, одевались по-европейски и не умели обращаться с пятиметровым куском шерстяной материи — «хаули», этой универсальной одеждой арабов в Триполитании. Украдкой обращают они свои взоры на восток, к Египту, который уже многого достиг в борьбе с религиозными предрассудками, осуждают многоженство и с усмешкой говорят о религиозных обрядах рамадана. Эта молодежь посещает кино и восхищается авиационными моторами. Но и она соблюдает строгий пост между восходом и закатом солнца в течение всего месяца рамадана, ибо боится главы арабской религиозной общины, который пользуется неограниченным правом налагать самые строгие наказания. Молодые арабы верят, что будущим поколениям удастся покончить с злополучными пережитками, поддерживаемыми исламом, но сами они не знают, как взяться за это дело.

Своих подрастающих сыновей арабские богачи обычно посылают учиться в Каир, в университет Аль-Азхар. Потратив там долгие годы на изучение буквы и духа корана, вызубрив его наизусть, они получают белый тюрбан и возвращаются домой, чтобы в частной школе вдалбливать в головы детей суры корана.

— Нам не нужны люди, знающие наизусть коран, — не раз слышали мы негодующую критику из уст восемнадцатилетнего Салима Шатани. — Нам не хватает врачей, инженеров, строителей, агрономов. Мы умеем ездить в автомобилях, но не умеем производить их. Мы умеем повернуть выключатель, но не знаем, почему зажигается электрическая лампочка. Нам нужны учителя, которые вместо корана рассказали бы нам о демократических конституциях или о технике производства цветного фильма…

Салим понимает все это. Но он боится подумать о том, почему его мечты остаются неосуществленными. Он боится искать конкретных путей к претворению в жизнь своих передовых стремлений, так как инстинктивно чувствует, что натолкнется на сопротивление европейских хозяев своей страны. А это пугает Салима. Он один из немногих счастливцев, которые получили от англичан не только школьное образование, но и приличное место на триполийском почтамте. Начальник обещал послать его, вероятно единственного триполитанского юношу, в Лондон, чтобы учиться в средней школе. Салим хочет учиться, хочет знать, хочет уметь, хочет постигнуть больше, чем другие, окружающие его невежественные юноши. Может быть, в Лондоне ему удастся попасть и в высшее учебное заведение. Он боится даже высказать вслух такую надежду, ибо сама мечта об этом кажется слишком неправдоподобной.