Сегодня - позавчера 2 - Храмов Виталий Иванович. Страница 24

Сергей кивнул.

- Это дело знаковое и очень волнительное, как первая брачная ночь. Потом уже становиться обыденностью. Ты женат?

- Нет. Невеста ждет. Решили после войны жениться.

- Дурак, бабу мужа лишил. - Пожал я плечами, повторил ещё раз, - Дурак. Хоть одну ночь, но она бы была женой, любимой. Теперь зароют тебя в битом кирпиче, а она так и до старости вкуса любви не ощутит.

Сергей заскрипел зубами.

- Это хорошо, что ты злишься. Так быстрее заживает. И в отпуск отпросись. И обженись обязательно. А лучше - обвенчайся.

- Я - комсомолец!

- Богу всё едино, комсомолец ты, коммунист или анархист. Все мы его дети, в какой бы цвет не выкрасились.

Я встал, в полный рост прошёлся позади залегших штрафников.

- Что, ребята? Ссыте, когда страшно? Тогда долго лежать не советую - примёрзните концами к земле.

Перед моим лицом пролетела трассирующая пуля. Я махнул рукой, словно отмахивался от назойливой мухи.

- Долго лежать будем? Или опять я за вас всё делать один должен?

- Пошёл ты! - зло крикнул в ответ один из бойцов.

- Я-то пойду. Без проблем. А вы со мной пойдёте? Или так и будите тут отморожение сосисок зарабатывать?

Молчат. Головы за кирпичи прячут. Страшно им. Так и мне страшно. Все внутренности в ледяной комок сжались. Но - НАДО! Федя - НАДО!

Вставай, страна огромная!

Вставай, на смертный бой!

С фашисткой силой тёмною,

С проклятую ордой!

Это я запел, когда переходил через осыпь кирпичей, что было когда-то зданием. Я так боялся, что не пел, а ревел раненным медведем. Казалось мне, все стволы всех немцев сейчас повернулись на меня, тысячи пуль летят только в меня, в меня одного!

Пусть ярость благородная

Вскипает как волна!

Идёт война народная,

Священная война!

Поднялись следом немногие: политрук, Прохор, ротный на правом конце цепи, Брасень - на левом. Прохор, кстати пел таким мощным голосом, что Паваротти, наверное, курит нервно в сторонке, а Баскова уже реанимация увезла. Не голос - паровозный гудок. Но, следом ещё десятки глоток завыли, захрипели, заорали, в песню выплеснув свой страх, свою злость.

Я шёл демонстративно парадно - флажёк бьётся над головой, пулемёт на плече, спина прямая, плечи развёрнуты, ноги чеканят шаг, насколько это возможно в валенках.

Вот и все поднялись! Идут с перекошенными лицами. Больше нет нужды в этом дурацком спектакле "презрения смерти".

- Ура! - взревел я и перешёл на бег. Осталось полсотни метров до мелькающих касок врагов, рванул во все лодыжки!

Заметил подходящую цель, рухнул на колено, рубанул из пулемёта - аж каска немца подлетела. А меня отдачей опрокинуло - стрелять из пулемёта с рук ещё и научиться надо. Перекатился пару раз, вскочил, ещё пару раз прыгнул и вот я уже завис над их окопом, залил его свинцовым дождём из ДТ, на этот раз приняв отдачу в расчёт, наваливаясь на пулемёт всем телом. ДТ оказался прекрасным "окопным помелом" - окоп чист. В том смысле, что живых больше нет. Пора дальше!

Огромной силы молот лупанул меня в грудь, снося с ног. В глазах потемнело. Отхватил я опять пулю в бронник. Судя по удару и углу "прихода" по мне попал с верхнего этажа или снайпер, или пулемётчик. Я совсем натурально, совсем без усилий изображал покойника. Блин! Я даже дышать не мог и ничего не видел. Зато слышал:

- Ура! Суки! Ма-а-а-м-а-а! А-ах-х! У-у-у-р-роды-ы!

И всё это пронеслось мимо меня.

- Живой? - спросил над моей головой голос. Я закивал головой, а голос Прохора ответил:

- Живой он! Помоги убрать его отсюда! Видишь - снайпер его сверху подстрелил.

Меня подняли, поволокли. От тряски и боли потерял сознание.

Судьба Голума.

(наше время)

Предательство.

Разбудил меня датчик движения. Я глянул на экран. Кум стоял у ворот, махал рукой камере. Я метнулся к холодильнику, накидал на стол закуси, початую бутылку, пошёл открывать ворота.

- И чего тебе не спиться?

- Как тут спать? Байкер мне покоя разве даст? Но, теперь-то он влип по-крупному!

- Опять?

- Да, "перехват". По его тело.

Именно "тело", не "душу". Интересная оговорка.

- Что он, байк мэра увёл?

- Не, он теперь душегубом заделался. Двоих человек завалил. Пытал, а потом сжёг.

- Да ты что! Вот изверг. А вроде, мелким пакостником был.

- Все они с мелочи начинают.

Когда выпили по первой, я спросил:

- Как ты меня нашёл?

- Ты не забыл, кто я? - спросил он меня, но сам же и ответил, - Я - опер. И я же тебя сюда устраивал. А на каком именно ты объекте чалишься - дело техники.

- Ну, да. А в честь чего пьём?

- Помянем душу неплохого, в принципе, парня.

- Ты про Байкера? А его уже завалили?

- Вот то-то и оно. Если я его до утра не закрою - его завалят.

- Кому же он так насолил?

- Вить, может, хватит ломать эту комедию?

- О чём ты? - удивился я.

- Я ж говорил, терпеть вас не могу, правильных. Запуты от вас самые мутные. И всё на ангельском глазу.

Он сам себе вылил остатки водки в стакан, махнул залпом, поморщился.

- Ты же кум мне! Ты сына моего крестил, - сказал я.

- И что? Ты можешь теперь людей мочить направо и налево? Хер ты угадал! - он хлопнул по столу рукой.

- Я их не убивал!

- А это уже не важно! Если тебя не закрыть за толстые стены - карачун тебе конкретный!

- А почему ты не спросишь - "за что я их?".

И тут вдруг до меня дошло.

- Ты знал! Ты с самого начала пас меня! Ах ты, сука! А ещё родственник! Ты ж ведь знаешь, кто убил мою жену, твою сестру?!

Он молчал. В глаза не смотрел.

- И знал, что этот пацан не при делах? Этого чмыря с запиской ты подослал? Пацан - при чём?

Он не отвечал. Рука у правого бока, кобура расстёгнута.

- Я-то - ладно, но она тебе - сестра! Наш сын - твой крестник! Почему?

- Ты знаешь, кто они? Ты знаешь, что это за люди?

- Пох! Понимаешь, пох!

- А мне нет, - закричал он, - и тебе воду баламутить не позволю!

- "Не позволишь" ты! За что ты меня ненавидишь? За что этого парня ненавидел?

- Я ж говорил, терпеть вас не могу, правильных. Чем вы лучше меня? Почему вы, а не я?

Блин, а я и забыл, что он когда-то пытался ухаживать за моей женой. Тогда, правда, она не была моей женой. Я её ещё и не знал на тот момент. Позже мы познакомились. На соревнованиях. Она - выступала, я - смотрел. Кстати, он и за моей сестрой ухаживал. Год они встречались. Потом расстались. Инициатором разрыва была сестра, кстати. И она его бросила. И женился он на откровенной прошмандовке. Бил её, бухал. Плохо жили, одним словом.

- Ну ты и мразь, куманёк. Мусор!

Тут опять пискнул датчик движения перед воротами. Люди в бронниках, шлемах-сферах, с автоматами. Группа захвата.

- Блин! - выругался Кум, начал движение.

Ага, ща-ас! Я - уже в дикой злобе! Рубанул его кулаком по шее, пустой бутылкой по черепу, побежал в шестой бокс. Там ещё при строительстве был устроен водоотвод широченный. Для воды - широченный. Для человека - едва протиснуться. Туда я и нырнул. Там через метр узкого лаза - широкая отводная галерея, в которую должны стекаться ливневые потоки. эта ливневая канализация строилась ещё в сталинские времена - потому была циклопически основательной и крепкой. В этой галерее стоял мой байк, лежал рюкзак, в который я собрал всё, что было необходимо. Отсюда я собирался "линять". Место уж больно удобное - кто ещё знает, что при закладке фундамента банка разрушили часть ливнеотвода и можно в него не то что залезть, а заехать.

Мой горный байк уверенно преодолел все препятствия на стройплощадке будущего банка, проломился через кусты, вильнув, встал уверенно на асфальт.

А теперь ищи ветра в поле, товарищи милиционеры!