Сегодня - позавчера 2 - Храмов Виталий Иванович. Страница 25

Судьба Голума.

(наше время)

Попытка бегства.

Этих двоих я увидел слишком поздно. Только начало рассветать, за рекламным щитом заправки их не было видно, пока я не вылетел к ним в упор. Я сразу врубился, что это не гаишники - в кроссовках-то? Я успел увидеть их холодно-безразличные глаза убийц, закладывая разворот, видел, как они синхронно и умело перекидывали укороченные калаши со спины в стойку для стрельбы с колена. Я уже развернулся и выжал газ, когда за спиной загрохотали одиночные, но частые выстрелы.

Они сразу и часто попали по мне. Удар в левое плечо, левое бедро, правую голень, не менее 4 попаданий в рюкзак за плечами (что там, интересно, смогло сдержать пули?). Потом байк подо мной взбрыкнул мустангом и выкинул меня в придорожные заросли травы.

Приложился я очень чувствительно, хотя и сгруппировался. В полуобморочном состоянии залез во внутренний карман ветровки, нащупал горсть таблеток синтетической нарко-химии, запихал в рот, жуя, встал на четвереньки и пополз от дороги.

Полегчало быстро. Сразу сообразил, что рюкзак надо скинуть. И куртку заодно. И ствол - я их не перестреляю. Стрелять я не умею - зрение слабовато, а они - умеют. Сбросив лишнее, вскочил, побежал.

Тут же мне ещё прилетело, сбив с ног. Куда-то в лопатку. И в бок. В другой, не в тот, что был уже ранен. Рука сразу повисла. Но, боли я не чувствовал, муть только тошнотворными волнами подкатывала к горлу. Я опять вскочил и побежал.

В глазах быстро темнело, в ушах стоял какой-то гул, похожий на рёв прибоя. Вдали мелькали какие-то огоньки. Я бежал к ним. Почему? Ни почему. Без причины. Куда-то надо было бежать, а кроме этих огоньков я ничего больше и не видел.

Это позже я узнал, что это были проблесковые маячки машины ППС, что патрульные вели перестрелку с двумя фальшивыми гаишниками, что один мент из-за меня погиб, ещё один - ранен. От смерти нас всех спасла погоня, что неслась за мной от самого гаража, из которого я сбежал. Лже-гаишники скрылись, как сквозь землю провалились, а я попал в тюремную больничку.

Руины Столицы

(1942г.)

Оборона битого кирпича.

Я в подвале. Живой. В этот подвал продолжали сносить раненных. Я сел. Тут же подскочил Прохор, а из-за него торчали три головы - Кота, Вани и Сергея.

- Так! Что за собрание? - рявкнул я.

Все четыре морды расплылись в довольных улыбках:

- Лается, значит, оклемался.

- Я тебе сейчас, Кошара, подвес паховый узлом завяжу! Почему оставили пост?

- Так не в кого стрелять - выбили немца из всех трёх домов.

- Значит, сейчас в контратаку попрут. Снимайте пулемёты с танка, несите боеприпасы, готовьте огневые. Исполнять! Одна нога здесь, другой - не вижу!

Убежали. И Сергей ушёл, кивнув мне.

- Прохор, что там у меня? - спросил шёпотом, боясь поглядеть на свою голую, по холоду чую, грудь.

- Пуля пробила броню, - зашептал он громоподобно на ухо, - ватник, развернулась, проникла в тело и сломала ребро. Пулю я уже извлёк, всё заживил. Надо в повязке походить. А этот шрам откуда? Страшный.

- Так меня уже второй раз простреливают. Тот раз только тебя не было. Гнить начало. Ножнями отстригали. Много раненых?

- Много. Я сильно не залечиваю. Чтобы не умирали.

- Правильно. Принимай это направление на себя. Ночью отправим в тыл. Так! Тогда нечего тут прохлаждаться, ох, блин, жизнь моя жестянка! Ещё пяток боёв - и буду я одним сплошным шрамом.

Оделся, надел опять пробитый бронник, нашёл свой пулемёт - на входе стоял. И два барабана к нему рядом. Поднялся по лестнице. Политрук меня ждал наверху, баюкая руку на перевязи.

- Что ты, комиссар?

- Ротный КП в танке устроил. А я тут старший получается. А что к чему - ума не приложу... Второй бой... Учили нас по ускоренному курсу... И политрук я...

- Ладно, не дрейфь, Серёга, начистим мы гостям репу. Пойдём, огневые проверим. Взводные хоть есть?

- Утром были.

- Найди. Если выбыли - новых назначь.

- Кого? Я людей ещё не знаю.

- Да, похрен, пока! Потом переназначим. А командиры должны быть. Что за мародёрство?! - заорал я на бойца, шманавшего труп немца.

- Так ему всё едино, а мне пригодиться.

- Марш оборудовать огневую! Не то сам так же валяться будешь! Бегом, сын шакала! Стой! Ты из шайки Брасеня? Ко мне его кликни, перетереть нам с ним надо. Живее шевели поршнями! Скажи, я звал!

- А ты кто будешь? - боец встал в позу. Сразу видно блатного. От души ему отвесил оплеуху, так что опрокинул.

- Понял, кто я, фраер картонный? Позы мне тут лепить будешь! Метнулся резким поносом, пока спотыкалки не повыдёргивал. И запомни - Медведь я! Меня весь Вермахт боится!

Брасень явился довольно быстро. И с ним полвзвода вооружённых уголовников.

- Брасень! Живой, волчара ты лагерная! - "обрадовался" я ему, раскинул руки, как для объятий, но "увидел" бойцов, "удивился": - Ты что ж это, штурмом меня брать решил? Так ты ошибся - враг наш там. - Я кивнул в сторону немцев, - а как его порешить - надо ещё тыковки поломать - в одной мы лодке с тобой. И дорога у нас одна - на Берлин. Так что, отошли своих сявок, тема не по их бестолковкам.

Брасень нахмурился, обернулся, кивнул. Толпа отшатнулась назад.

- Чего звал?

- Слух ходит, что скороварка на твоих плечах довольно неплоха. Предлагаю место в своей упряжке. Рядом со мной и вот этим вот молодым человеком, что комиссаром нашим является.

Брасень сплюнул сквозь зубы:

- Не по пути мне с комиссарами и легавыми.

- Так выбора-то ни у кого нет, - пожал я плечами, - на нас напала самая сильная армия мира. Одолеть её можно, но только навалившись всем миром. Кто не с нами - тот против нас. И третьего нам не дано.

- Вот тут ты брешешь, начальник. Я против немца, но не с вами. И в красный цвет меня не перекрасить.

- Никто и не пытается. Я сам не красный. И легавым меня зря обозвал. Сейчас не тот момент, когда можно в сторонке отсидеться, тыря по-тихому, не отсвечивая. Знаешь, ночью нет других цветов, кроме чёрного и белого. Красный выглядит чёрным, кстати. Сейчас для Руси как раз наступила ночь. Не одолеем немца - через полвека не станет русских.

- Куда же они денутся? - усмехнулся Брасень.

Я ему вкратце рассказал о планах Гитлера по освоению славянских земель. Очень кратко. С естественным, для нацистов, очищением этих земель от других людей.

- Брешешь! Быть такого не может!

- Я разве не рассказывал о заживо сожжённых деревнях? Посмотри на этот дом. Тут люди жили. Где они? А уменьшившееся вдвое население Киева за полгода оккупации? Тоже я придумал? В Хохланде не осталось ни одного еврея.

- И хер на них. А где этот Хохланд?

- Это Украина. А кто следующий после евреев и цыган? Мы. Ты, я, комиссар, дети наши, наши семьи. Все, кто думает по-русски. Пока есть хоть один миллион русских - не будет им покоя. Вечно мы будем то Царствие Небесное строить, Рай на Земле, Коммунизм, что в принципе одно и то же, то добиваться справедливости.

- Всё что ты сейчас сказал - мне до фонаря.

- А справедливое перераспределение нечестно нажитого? Не за это ли ты сел? У немцев тоже планируешь "возмещать"? У них не выйдет. У них - поголовное стукачество. Тебя сдадут сразу же. А больше ты ничего не умеешь.

- Я воюю, но я сам по себе. Отвали от меня.

- Не выйдет. За тобой стоят люди. Я тебе тогда ещё сказал - ты или со мной, или - труп.

Защёлкали затворы. Я улыбнулся, протянул руку с гранатой на раскрытой ладони. Надо отдать должное Брасеню - он побледнел, но даже не дёрнулся, хотя его подручные растворились в воздухе.

- Тебе снайпер совсем мозги отстрелил или у тебя колокольчик чугунный? - ухмыльнулся Брасень.

Я подошёл к нему, вложил гранату в его руку, сжал его руку с гранатой, шепнул ему на ухо: