Девушка, которая взрывала воздушные замки - Ларссон Стиг. Страница 10

– А вор, которого вы идентифицировали…

– Кеннет Густафссон, сорок четыре года, известен как торговец наркотиками. С законом не ладил начиная с подросткового возраста. Навскидку я бы предположила, что речь идет о каких-то внутренних разборках. Мотоклуб из Свавельшё замешан в самых разных преступлениях и, в частности, связан с распространением метамфетамина. То есть это может быть кладбищем для людей, не поладивших с «Свавельшё МК». Однако…

– Да?

– Та проститутка, убитая в Сёдертелье… двадцатидвухлетняя Ирина Петрова.

– И что с ней?

– Вскрытие показало, что она была жестоко избита, причем повреждения такого характера, какие обычно наносятся чем-то вроде бейсбольной биты. Правда, характер повреждений неоднозначен, и патологоанатом не смог точно сказать, какое именно использовалось орудие. Однако Блумквист сделал довольно меткое наблюдение. Травмы Ирины Петровой вполне могли быть нанесены голыми руками…

– Нидерман?

– Это логичное предположение. Доказательства пока отсутствуют.

– Как мы будем действовать дальше? – спросила Спонгберг.

– Мне необходимо переговорить с Бублански, но следующий естественный шаг – это, вероятно, допрос Залаченко. Мы, со своей стороны, надеемся выяснить, что ему известно об убийствах в Стокгольме, а в вашем случае речь идет о поимке Нидермана.

Один из инспекторов гётеборгского отдела по борьбе с насильственными преступлениями поднял палец.

– Можно спросить – что обнаружили на хуторе Госсеберга?

– Очень немногое. Мы нашли четыре единицы стрелкового оружия. Подготовленный к смазке пистолет «ЗИГ-Зауэр» в разобранном виде – на кухонном столе. Польский «Пи-восемьдесят три ванад» – на полу рядом с кухонным диваном. «Кольт-тысяча девятьсот одиннадцать Гавернмент» – тот, что Блумквист пытался сдать Польссону. И наконец, браунинг двадцать второго калибра, который представляется на этом фоне чуть ли не детской игрушкой. Мы подозреваем, что в Саландер стреляли именно из него, поскольку она все еще жива с пулей в голове.

– Что-нибудь еще?

– Мы конфисковали сумку, содержащую чуть более двухсот тысяч крон. Она находилась в комнате на втором этаже, которой пользовался Нидерман.

– А вы уверены в том, что это его комната?

– Ну, у него размер одежды икс-икс-эль. У Залаченко вещи среднего размера.

– Есть ли какие-нибудь доказательства связи Залаченко с преступной деятельностью? – спросил Йеркер Хольмберг.

Эрландер помотал головой.

– Все, конечно, зависит от того, как истолковывать конфискованное оружие. Но за исключением оружия и того, что у Залаченко стояли очень высокотехнологичные камеры наружного наблюдения, мы не обнаружили ничего, что отличало бы хутор Госсебергу от любого фермерского хозяйства. Обстановка дома чрезвычайно спартанская.

Ближе к двенадцати часам в дверь постучал полицейский в форме, который передал Монике Спонгберг какую-то бумагу. Она подняла палец.

– К нам поступил сигнал об исчезновении человека в Алингсосе. Двадцатисемилетняя медсестра стоматологического кабинета по имени Анита Касперссон выехала из дома в семь тридцать утра. Она отвезла ребенка в садик и должна была прибыть на свое рабочее место еще до восьми, но так и не прибыла. Она работает у частного стоматолога, приемная которого расположена примерно в ста пятидесяти метрах от того места, где обнаружили угнанную полицейскую машину.

Эрландер и Соня Мудиг одновременно взглянули на свои часы.

– Значит, он имеет фору в четыре часа. Что у нее за машина?

– Темно-синий «рено» модели девяносто первого года. Вот номер.

– Немедленно объявляйте машину в общегосударственный розыск. К настоящему моменту Нидерман может находиться в любом месте между Осло, Мальмё и Стокгольмом.

После непродолжительного обсуждения они завершили совещание, решив, что допрашивать Залаченко поедут Соня Мудиг и Маркус Эрландер.

Когда Эрика Бергер прошла наискосок из своего кабинета в редакционную мини-кухню, Хенри Кортес нахмурил брови и проводил ее взглядом. Через несколько секунд она снова появилась с кружкой кофе в руке, вернулась к себе и закрыла дверь.

Хенри Кортес не мог точно определить, что его насторожило. «Миллениум» принадлежал к тем предприятиям, сотрудники которых быстро сближались. Хенри на полставки работал в журнале в течение четырех лет и за это время успел пережить несколько феноменальных бурь, особенно в тот период, когда Микаэль Блумквист отбывал трехмесячное заключение за клевету и журнал чуть не обанкротился. На его памяти произошло и убийство сотрудника журнала Дага Свенссона вместе с его подругой Миа Бергман.

Во время всех этих потрясений Эрика Бергер держалась, как скала, которую ничто, казалось, не могло вывести из равновесия. Хенри не удивило, что Эрика позвонила и разбудила его рано утром, а потом засадила их с Лоттой Карим за работу. Дело Саландер сдвинулось с мертвой точки, а Микаэль Блумквист оказался замешан в убийстве полицейского из Гётеборга. Тут все было ясно. Лотта Карим расположилась в здании полиции и пыталась получить какие-нибудь вразумительные сведения, а Хенри посвятил утро звонкам и попыткам разобраться в том, что произошло ночью. Блумквист по телефону не отвечал, но при помощи некоторых источников Хенри удалось составить относительно полную картину ночной драмы.

Однако мысли Эрики Бергер все утро были заняты чем-то другим. Дверь к себе в кабинет она закрывала крайне редко – лишь когда принимала посетителей или интенсивно работала над какой-то проблемой. В это утро посетителей у нее не было и она не работала. Когда Хенри несколько раз заходил к ней, чтобы сообщить о новостях, то заставал ее в кресле у окна, погруженной в свои мысли и с явным безразличием разглядывающей людской поток на Гётгатан. Его сообщения она выслушивала рассеянно.

Что-то было не так.

Его раздумья прервал звонок. Открыв дверь, Хенри увидел Аннику Джаннини. С сестрой Микаэля Блумквиста он несколько раз встречался, но близко ее не знал.

– Здравствуйте, Анника, – сказал Хенри. – Микаэля сегодня здесь нет.

– Я знаю. Мне нужна Эрика.

Когда Хенри впустил Аннику в кабинет, сидевшая в кресле у окна Эрика Бергер подняла взгляд и быстро взяла себя в руки.

– Привет, – сказала она. – Микаэля сегодня тут нет.

Анника улыбнулась.

– Знаю. Мне нужен отчет Бьёрка о расследовании СЭПО. Микке попросил меня взглянуть на него, чтобы, возможно, представлять интересы Саландер.

Эрика кивнула, потом встала и принесла с письменного стола папку.

Анника уже почти собралась уходить, но, немного поколебавшись, передумала и села напротив Эрики.

– Хорошо, а с тобой что происходит?

– Я собираюсь уйти из «Миллениума», но так и не смогла рассказать об этом Микаэлю. Он так запутался в этой истории с Саландер, что мне никак не представлялся удобный случай, а я не могу сообщить остальным, не поговорив сначала с ним, и теперь мне чертовски паршиво.

Анника Джаннини прикусила нижнюю губу.

– И сейчас ты вместо него рассказываешь мне. Чем ты собираешься заниматься?

– Я буду главным редактором газеты «Свенска моргонпостен».

– Вот это да! В таком случае поздравления были бы куда уместнее плача и скрежета зубовного.

– Но я собиралась оставить «Миллениум» совсем не так. Посреди дикого хаоса. Предложение поступило, как гром среди ясного неба, и я не смогла отказаться. Я хочу сказать, что такой шанс дважды не выпадает. Мне предложили эту должность как раз перед тем, как застрелили Дага и Миа, и здесь началась такая чехарда, что я промолчала. А теперь меня дьявольски мучает совесть.

– Понимаю. И ты боишься рассказать обо всем Микке.

– Я еще никому не рассказывала. Я думала, что начну работать в «СМП» только осенью и у меня еще будет время рассказать. А теперь они хотят, чтобы я приступила как можно скорее.

Она замолчала и посмотрела на Аннику с таким видом, будто вот-вот расплачется.

– Это практически моя последняя неделя в «Миллениуме». После выходных я уезжаю, а потом… мне необходим небольшой отпуск, чтобы подзарядиться. А первого мая я уже начинаю работать в «СМП».