Эксклюзивный мачо - Полякова Татьяна Викторовна. Страница 5

– Позвольте, я возьму вашу сумку, – предложил он с улыбкой.

Я позволила. Сафронов подскочил с тем же предложением, но, сообразив, что опоздал, неожиданно расстроился. Мне это не понравилось, может, я зря согласилась на эту работу? В близком друге я не нуждаюсь, да и Сафронов не годится на эту роль, впрочем, я знать не знала, кто бы сгодился, но Райзман все-таки был предпочтительнее.

– У вас немного вещей, – заметил он, кивнув на мою сумку.

– Путешествую налегке, – улыбнулась я.

– Как это не похоже на красивую женщину.

– Ага, – хмыкнула я. – Я вообще такая… непохожая.

Анна наблюдала за нами едва ли не с яростью. Должно быть, она имела на Райзмана серьезные виды и восприняла меня как соперницу. Ее вещи нес Сафронов. Она подхватила его под руку, чем удовольствия ему не доставила: его руки были заняты сумками внушительных размеров и нести их, когда на правом локте виснет дама, затруднительно. Надо отдать ему должное, он с этим справился с честью и даже улыбался, только, встретившись со мной взглядом, страдальчески сморщился.

Когда мы вышли на пристань, яхта уже пришвартовалась, нам перекинули трап, возле которого стояли два дочерна загорелых молодых человека в шортах и пестрых косынках на головах. Им было лет по двадцать пять, и они смело могли претендовать на звание «мачо сезона». На дам они смотрели равнодушно, и те не замедлили ответить тем же, взирали на них как на прислугу.

На мне оба задержали взгляд, наверное, узнали. В восторг от этого я не пришла. «Вот она – цена популярности», – подумала я с печалью.

Мы столпились на палубе, и Сафронов обратился к нам:

– Предлагаю заглянуть в каюты, устроиться. А минут через двадцать соберемся на палубе.

Один из мачо суетился возле трапа, второй пошел провожать нас. Мы с Райзманом шли последними, оттого мне досталась ближайшая к выходу на палубу каюта. Хозяин расположился рядом, а Райзман напротив, далее Горина, затем Лапшины и напротив них Верочка. Никифоров прошел в следующую каюту. Кают я насчитала восемь. Выходило, что одна осталась свободной, хотя ее могли делить мачо. Проследив, кто какую каюту занял (должно быть, к миссии телохранителя я отнеслась гораздо серьезнее, чем мне самой казалось), я захлопнула дверь и огляделась. Особенно рассматривать здесь было нечего – квадратное окно с голубенькой шторкой, каюта крохотная, как раз в ширину окна. Справа полка, вроде тех, что в купе поезда, над ней еще одна, сейчас поднятая, слева откидной столик с вазочкой и одинокой розой. Шкаф с бельем и одеялом, слева вроде бы тоже шкаф, но, заглянув, я убедилась, что это туалет, тут же шторка, которая превращала крохотное пространство в душевую кабину. На всякий случай я проверила: горячая вода есть, полотенце, гель для душа, все как положено. Кондиционер размещался над окном и в настоящее время работал, чему я порадовалась, день обещал быть жарким, и в этой собачьей будке я сойду с ума, никакое открытое окно не спасет.

Забросив сумку в шкаф, я плюхнулась на полку, думая о том, какие странные у людей фантазии. Вместо восьми клетушек, где невозможно развернуться даже в одиночестве, не только вдвоем, могли бы сделать четыре вполне сносные каюты. Видимо, у прежнего хозяина было полно друзей, а со средствами туговато. По крайней мере на океанскую красавицу денег не хватало, вот и родилось такое чудо со всеми удобствами.

Тут за перегородкой включили воду, и я от неожиданности подпрыгнула. Слышимость была потрясающая. Впрочем, в данном случае это неплохо, раз на меня возложена миссия по охране Петра Викентьевича. Если его кто-то задумает придушить, я непременно услышу. Опять же, совершенно не обязательно проводить время в каюте, особенно когда прекрасная погода. На палубе гораздо приятнее.

Решив, что это дельная мысль, я поднялась. Едва я открыла дверь, как соседняя тоже распахнулась, и улыбающийся Петр Викентьевич спросил:

– Устроились?

– Да.

– Может, посмотрим кают-компанию?

– С удовольствием, – ответила я, хотя и собиралась выйти на палубу.

Кают-компания радовала глаз столом в центре, плюшевыми диванами, красными шторами и телевизором на подставке. Больше при всем желании сюда ничего не впихнешь. Десять человек способны здесь разместиться почти с удобствами, но шестнадцать (а именно столько лежачих мест, если моя каюта точная копия всех остальных), так вот, шестнадцать напоминали бы селедок в бочке.

– Очень мило, – заметила я, сообразив, что хозяин чего-то ждет.

Он вновь улыбнулся и остался доволен. Из любопытства я распахнула дверь напротив и обнаружила там крохотную кухню, в которой в настоящий момент тучная женщина лет пятидесяти что-то готовила.

– Здравствуйте, – улыбнулась она мне вполне искренне, хотя я в таких условиях была бы способна разве что чертыхаться. – Обед будет через час, – заявила она Сафронову, когда он заглянул вслед за мной.

– Очень хорошо, Тамара Ивановна. Вы знаете, Ольга Сергеевна, это подруга моей мамы, – счел нужным сообщить он. – Они вместе в детском саду работали. Тамара Ивановна поваром, а мама у меня медсестра. До сих пор дружат. И когда мне необходим повар, Тамара Ивановна не отказывает, хотя два года на инвалидности. Чудесная женщина, а какой борщ готовит… – Он мечтательно закатил глаза.

– Тесновато здесь, – кивнула я в сторону кухни, имея в виду габариты дамы.

– В общем-то она все подготовила дома, а здесь только…

Он не успел договорить, в кают-компании появилась Вера, за ней Никифоров. Павел Сергеевич переоделся в шорты, она в купальник, поверх которого повязала парео ядовито-зеленого цвета, впрочем, ей этот цвет, как ни странно, был к лицу.

– А вы не переоделись? – обратилась она ко мне. – Ничего, что я так запросто? Я, знаете ли, плохо воспитана…

– Я тоже, – осчастливила я.

– Да? Ну и слава богу, давайте без политесов. Меня можно называть Верой, я вас буду звать Олей, потому что терпеть не могу отчеств, я их вечно забываю. Петечка потом долго извиняется перед гостями, у него, знаете ли, бывают гости не простые, а прямо-таки золотые, я весь вид порчу, а он терпит и опять зовет, хотя давно бы надо гнать. Да, Петечка?

– Что ты глупости болтаешь, – отмахнулся он.

– Петечка добрый.

– А я? – проявил интерес Павел Сергеевич, но скорее для того, чтобы обратить на себя внимание.

– А ты злой и страшный серый волк.

Она зарычала, а потом чмокнула его в щеку, но уж очень равнодушно, точно болонку.

– Меня тоже можно звать просто Павлом, – сказал он мне и подмигнул.

Друг за другом мы выбрались на палубу, где уже стояли Лапшины и Райзман.

– А где Анна? – спросила Вера, обращаясь к Артуру Борисовичу. Тот с удивлением ответил:

– Не знаю.

– Я думала, вы присмотрите за моей подружкой, – кокетливо сказала Вера. Он пожал плечами:

– Я могу сходить за ней.

Идти не пришлось, Анна появилась на палубе через мгновение, наверняка разговор она слышала и сказала с неудовольствием:

– Прекрати меня сватать.

– Да брось ты, – отмахнулась Вера.

– Прекрати, – повторила Анна, перейдя на зловещий шепот. Вера засмеялась и повернулась к ней спиной.

В этот момент яхта начала отходить от берега.

– Петечка, а парус поднимут? – спросила Вера.

– Честно говоря, не знаю, это от ветра зависит. Если тебе захочется, обязательно поднимем, хоть на минутку.

– Ох, как я люблю тебя, Петечка.

Войдя в роль сыщика, я прикидывала: дама слегка нервничает по неизвестной причине или такое поведение для нее естественно? Судя по Петечкиной реакции, второе.

Райзман, облокотясь на перила, наблюдал за тем, как яхта удаляется от берега. Анна подошла к нему.

– Дайте закурить. – Он торопливо достал сигареты, щелкнул зажигалкой. – У нас есть какой-нибудь план? – возвысила голос роковая женщина. – Или просто будем болтаться на этой консервной банке туда-сюда?

За консервную банку Сафронов обиделся, но обиду постарался скрыть.

– Вот что я предлагаю, – сказал он и даже хлопнул в ладоши, призывая всех ко вниманию. – Дойдем до Марьиной Губы, искупаемся, позагораем, а вечером пойдем на Бутино, к утру должны быть там. Сделаем остановку, поплаваем, а потом поднимемся к Ковалеву и дальше к городу. Ну, как?