Эксклюзивный мачо - Полякова Татьяна Викторовна. Страница 6

Все согласно закивали, идея была действительно хорошая. Река здесь делала петлю, так что мы, описав круг, подойдем к городу с другой стороны, практически ничего не потеряв во времени, а места там действительно красивые. Марьина Губа – островок километрах в тридцати от города, с потрясающими песчаными пляжами. Во времена моего детства по выходным дням туда ходил речной трамвай. Потом трамвай по неизвестной причине исчез, и Марьина Губа перестала быть местом паломничества городских любителей позагорать. Добраться туда могли лишь обладатели лодок, в основном граждане, живущие на длинной улице вдоль реки, которая, соответственно, и называлась Лодочная. Там до сих пор в каждом доме своя лодка. Улицу периодически затопляло в половодье, и еще лет десять назад ее решено было снести, а людей переселить, но жители покидать малую родину не спешили, потому что все здесь издавна занимались браконьерством и квартиры в новостройках пределом мечтаний для них не являлись. Из-за того, что жили здесь от паводка до паводка, дома выглядели так, точно перенесли две войны, подлатают кое-как, и слава богу, красить их никому и в голову не приходило, все как на подбор черные. Сейчас они медленно проплывали по левому борту. Впрочем, летом они утопали в сирени и акации и особо убогими не выглядели, в них даже было что-то живописное.

В общем, Марьина Губа стала малопосещаемым местом, и там в основном стояли лагерем байдарочники. Сама я не была на острове лет десять и теперь проявляла неподдельный интерес.

– На Марьиной Губе я чуть не утонул, – сообщил Лапшин. Он, кстати, тоже предложил обходиться без отчества, так что я называла его просто Геной. – Мне лет семь было.

Далее последовал рассказ об этом знаменательном событии. Тут же выяснилось, что практически у всех присутствующих что-то связано с этим островком. Только Анна презрительно ухмылялась, косясь из-под очков на Райзмана. Как видно, бедняжке нечего было вспомнить.

Вскоре подали обед. За столом воспоминания продолжились, что способствовало сплочению коллектива. Так как к обеду подали вина, все очень быстро перешли на «ты». Одна Горина пребывала в напряжении с упорной нелюбовью ко мне, сироте. Видно, я спутала ей все карты. Райзман уделял мне повышенное внимание и даже не желал скрывать это. Я не особенно его поощряла, но и не возражала, скорее из вредности.

Когда поднялись из-за стола, впереди замаячил остров. Мы переместились на палубу. Старенькая пристань произвела неплохое впечатление: кто-то все же проявлял о ней заботу все это время, прогнившие доски в некоторых местах заменили новыми.

Пришвартовывались довольно долго, то ли мачо не были особенно опытными, то ли пристань не казалась им надежной. Когда сошли на берег, солнце уже жарило вовсю. Заросли ивы начинались от пристани, но мы сразу увидели тропинку, изрядно утоптанную. Мы пошли по ней и через пять минут оказались на пляже. И здесь заросли ивняка отвоевали себе новые пространства. Однако пляж порадовал. Широкая, девственно чистая песчаная полоса. Мы почувствовали себя Робинзонами.

– Красота-то какая, – мечтательно вздохнул Петечка, и я согласилась с ним.

Отдыхать решили с размахом. Появились мачо, установили большой зонт от солнца, такие обычно используют в уличных кафе, шезлонги, стол с сумкой-холодильником, его приткнули в тени, ближе к зарослям, появилось пиво и все, что к нему прилагается. Я устроилась под грибком, развалясь в шезлонге. Джинсы я сбросила еще на яхте, оставшись в рубашке.

– Не собираешься загорать? – спросил Райзман.

– Вряд ли. Предпочитаю подремать в тени. Но искупаюсь обязательно.

– Отличный загар. Где отдыхала?

– В Греции.

– Давно собираюсь.

– И что мешает? – спросила я, чтобы поддержать разговор.

Он пожал плечами.

– Работа.

– Чем ты занимаешься, если не секрет?

– Какой там секрет. Я врач. У меня частная клиника на улице Пугачева. Наверняка слышала рекламу: «Эскулап».

– Конечно, – кивнула я. – Как идут дела? Процветаешь?

– Не жалуюсь.

– У него талант, – сообщила Вера, устраиваясь рядом. – Дамы от него так и млеют.

– Дамы? – не поняла я.

– Конечно. Он у нас гинеколог.

– Ах, вот что, – покивала я.

– Точно, – засмеялся Артур. – Будут проблемы, милости прошу, хотя от всей души желаю крепкого здоровья.

– Пошли купаться, – предложила Вера. Все поднялись. Я лениво прищурилась, шевелиться мне не хотелось.

– Чуть позже, – сказала я, едва сдерживая зевоту.

Компания направилась к реке, а я немного подремала, слыша, как они плескались и вопили, словно дети. Я старательно прислушивалась к голосу Сафронова. «Живой», – пробормотала я с усмешкой.

Первым вернулся Райзман. Упал прямо на песок рядом со мной.

– Здорово. Зря не пошла.

– Еще успею.

Он нахлобучил Верочкину панаму и, приподняв голову, спросил:

– Значит, ты теперь работаешь у Петра? Занятно.

– В каком смысле?

– В смысле, масштабы не те. Говорят, ты у Кондратьева была кем-то вроде серого кардинала. Врут?

– Конечно. Дед… Кондратьев не из тех, кто потерпит возле себя потенциального соперника. Он тяготеет к абсолютизму.

– Так ты поэтому ушла?

Разговор начал меня раздражать, и я прикидывала, что бы ответить, дабы отбить у человека охоту приставать с глупостями.

– Ее выгнали, – услышала я над ухом.

Прелестный голосок принадлежал Гориной, она стояла рядом, обтираясь полотенцем, я умудрилась пропустить счастливый миг ее появления.

– Точно, – кивнула я, не желая спорить. Но этого роковой даме показалось мало, и она продолжила:

– Госпожа Рязанцева – хронический алкоголик. За это и слетела с теплого местечка.

Райзман растерялся, не зная, как реагировать на ее слова.

– Вы и сейчас пьете? Или пытаетесь лечиться? – язвила девица. Положительно у нее ко мне что-то есть, любопытно – что?

– Пью, – покаялась я. – Но выгнали меня даже не за это. Нрав у меня буйный. По пьяному делу могу и в зубы дать, – с младенческой улыбкой поведала я. – За столом вроде и выпила совсем ничего, а не поверите, как хочется скандалить.

Девица слегка опешила, прикидывая, серьезно я говорю или валяю дурака, но на всякий случай рисковать не стала, бросила полотенце и вернулась к компании.

– Не принимай близко к сердцу, – испытывая неловкость, сказал Райзман. – Она идиотка, возомнившая себя роковой женщиной, собиралась здесь всех затмить. И вдруг ты. Это серьезный удар.

– Я ценю твое желание полить бальзамом мои раны.

– Я серьезно. Ты очень красива, в тебе чувствуется характер, у тебя есть стиль, ты независима. Такие женщины всегда производят впечатление, хотя и слегка пугают нашего брата. А эта дура насквозь фальшива. Больше месяца вытерпеть ее невозможно.

– Ты пробовал? – спросила я.

– Слава богу, нет.

– Но ты хорошо ее знаешь?

– Вера везде таскает ее с собой. Совершенно непонятно, зачем ей это надо, особой дружбы между ними я не замечал. Впрочем, Вера немного сумасшедшая и понять ее логику трудно, мне, по крайней мере.

– У Веры был роман с Сафроновым?

– Нет, то есть не думаю. Если только очень давно. Они дружат с детства, ее муж здорово помог Петру в свое время. Потом он погиб, автокатастрофа, и Петр считает своим долгом… в общем, они по-настоящему привязаны друг к другу.

– Да, это чувствуется. А с Петром ты давно знаком?

– Года два, наверное. Моя бывшая жена дружила с его бывшей. Познакомили. Петр мне понравился, похоже, и я ему. Вот так и получилось: с женами разбежались, а с ним продолжаем встречаться, не часто, но друг друга из вида не теряем. Он хороший человек.

– Я тоже так думаю, – кивнула я, потому что мне показалось, что Артура интересует мое мнение на этот счет.

– У него сейчас тяжелый период, – продолжил он. – Я рад, что ты будешь рядом с ним.

– Не пойму, о чем ты, – насторожилась я.

– У него навязчивая идея, что его убьют. И вдруг появляешься ты.

– Я устроилась в его фирму…