9 ноября - Гувер Колин. Страница 54

Возвращайся в машину, Бен. Для одного дня уже достаточно переживаний.

Адреналин в очередной раз берет верх над моей совестью. Я бросаю взгляд на баллон с газом.

Интересно...

Донован расстроится сильнее из-за своего драгоценного маленького классического автомобиля, объятого пламенем, чем из-за смерти моей матери?

Думаю, скоро мы это узнаем, потому что адреналин подталкивает меня взять баллон и вылить жидкость на машину и вокруг нее. По крайней мере, моя совесть все-таки заставляет меня вернуть баллон на то место, куда он его пнул. Я вытаскиваю одну и только одну спичку, и бросив её - прямо как в кино - возвращаюсь обратно к своей машине.

За моей спиной воздух наполняет быстрый свистящий звук. Ночь становится такой светлой, будто кто-то зажег рождественские огни.

Когда я подхожу к своей машине, я улыбаюсь. Первый раз за сегодняшний день я улыбаюсь.

Завожу двигатель и неторопливо еду, в каком-то смысле чувствуя, что оправдал ее за то, что она сделала с собой. За то, что она сделала со мной.

И, наконец, впервые с того момента, как сегодня утром я нашел ее тело, по моей щеке скатывается слеза.

А затем еще одна.

И еще.

Я начинаю плакать так сильно, что становится слишком сложно видеть дорогу. Я останавливаюсь на холме. Заваливаюсь на руль и мои крики превращаются в рыдания, потому что я скучаю по ней. Еще даже и дня не прошло, а я уже так чертовский сильно скучаю по ней и не понимаю почему она поступила так со мной. Это кажется таким личным, и я ненавижу себя, за то что настолько эгоистичен, чтобы полагать, что это было как-то связано со мной, но разве не так? Я жил с ней. Я был единственным, кто остался в этом доме. Она знала, что я единственный кто найдет ее. Она знала, что со мной будет, но все равно сделала это. И я никогда не любил кого-то, кого так сильно ненавижу, и никогда не ненавидел того, кого так сильно люблю.

Я плачу так долго, что мышцы в животе начинают болеть. Челюсть болит от напряжения. Уши болят от рева, проносящихся мимо сирен.

Я смотрю в зеркало заднего вида и слежу, как пожарная машина спускается вниз по склону.

Позади себя я вижу оранжевое свечение на фоне темного неба и оно намного ярче, чем я ожидал.

Пламя намного выше, чем должно было быть.

Мой пульс бьется сильнее, чем мне бы хотелось.

Что я сделал?

Что я наделал?

Руки дрожат так сильно, что я не могу повернуть ключ в замке зажигания, чтобы завести машину. Я не могу отдышаться. Нога соскальзывает с тормоза.

Что я наделал?

Завожу машину. Начинаю ехать. Пытаюсь вдохнуть, но, кажется, будто мои легкие заполнены густым, черным дымом. Хватаю телефон. Хочу сказать Кайлу, что у меня, наверное, началась паническая атака, но не могу успокоить свои руки, чтобы набрать его номер. Телефон выскальзывает из рук и приземляется на пол.

Мне нужно проехать всего две мили. Я могу это сделать.

Считаю до семнадцати ровно семнадцать раз, а затем поворачиваю на нашу подъездную дорожку.

Заваливаюсь в дом, чувствуя облегчение, что Кайл еще бодрствует и на кухне. Мне не придется подниматься наверх в его комнату.

Брат кладет руки мне на плечи и ведет к стулу. Я жду, что он начнет паниковать, когда увидит на моем лице широко раскрытые глаза, полные слез, но вместо этого он приносит мне стакан воды. Он спокойно со мной разговаривает, но я понятия не имею, что он говорит. Он постоянно твердит, чтобы я сфокусировался на его глазах, сфокусировался на его глазах, сфокусировался на его глазах,

- Сфокусируйся на моих глазах, - снова повторяет он. Это первый звук, который я понимаю.

- Дыши, Бен.

Его голос становится громче.

- Дыши.

Мой пульс постепенно начинает приходить в норму.

- Дыши.

Легкие начинают получать и выпускать воздух, как им и полагается делать.

Я делаю вдох и выдох, вдох и выдох, еще один глоток воды, а потом, когда снова могу говорить, я ничего не хочу сильнее, чем выложить этот секрет, пока не взорвался.

- Я облажался, Кайл, - я встаю и начинаю расхаживать по кухне. Чувствую слезы на щеках и слышу дрожь в своем голосе. Сжимаю руками голову. - Я не хотел этого делать, клянусь. Не знаю, почему я это сделал.

Кайл меня перебивает. Он сжимает мои плечи и опускает голову, грозно глядя мне в глаза.

- Что ты сделал, Бен?

Я делаю еще один огромный глоток воздуха и выдыхаю, когда отстраняюсь от него. А потом я все ему рассказываю. Я рассказываю о том, что пятно от ее крови выглядело как голова Гарри Бьюзи, и как я прочитал все письма, которые Донован ей написал, и как я просто хотел понять, почему она любила этого человека больше, чем нас, и что он не достаточно разозлился, когда узнал, что она умерла, и что я не хотел поджигать его дом, я даже не собирался поджигать его автомобиль, это не то, зачем я поехал туда.

Теперь мы сидим. За кухонным столом. Кайл не сказал об очень многих вещах, но следующее, что он говорит, наполняет меня таким страхом, который я никогда не испытывал в своей жизни.

- Бен, кто-нибудь пострадал?

Я хочу отрицательно покачать головой, но она не двигается. У меня нет ответа, потому что я не знаю. Конечно, никто не пострадал. Донован проснулся, он бы успел выйти.

Ведь так?

Я делаю еще один вдох, когда вижу волнение в глазах Кайла. Он быстро отталкивается от стола и бежит в сторону гостиной. Я слышу, как включается телевизор, и на секунду думаю, что это, наверное, последний раз, когда телевизор включился на канале “Браво”, и моя мама его больше никогда не увидит.

А потом я слышу, как переключаются и переключаются каналы. И после доносятся слова "огонь", "переулок Хайсинт”, и "один раненный".

Раненный. Он, наверное, выбегал, споткнулся и порезал палец или что-то такое. Не так уж и страшно. Уверен, его дом застрахован.

- Бен.

Я встаю, чтобы присоединиться к Кайлу в гостиной. Уверен, он зовет меня, чтобы сказать, что все в порядке, что все хорошо, и мне следует идти спать.

Когда я подхожу к гостиной, мои ноги немеют. В правом верхнем углу экрана фотография. Девушка. Она кажется знакомой, но я не могу сразу понять, откуда ее знаю, хотя мне и не нужно, потому что журналист делает это за меня.

- Последние отчеты указывают на то, что Фэллон О'Нил, шестнадцатилетняя главная героиня в знаменитом сериале Сыщик, была эвакуирована с места происшествия. О ее состоянии пока ничего не известно, но мы будем держать вас в курсе новостей.

Кайл не говорит, что все будет в порядке.

Он вообще ничего не говорит.

Мы стоим перед телевизором, впитывая новости, перерывающиеся на рекламу. Чуть позже часа ночи, мы узнаем, что девочка была доставлена в ожоговый центр в Саут-Бэй. Десять минут спустя узнаем, что она в критическом состоянии. В половину первого ночи - что она получила ожог четвертой степени, с повреждением более тридцати процентов кожи. В час сорок пять - она выживет, но потребуется серьезная реконструктивная хирургическая операция и реабилитация. В час пятьдесят репортеры утверждают, что хозяин дома признался, что разлил топливо около автомобиля, припаркованного у его гаража. Следователи полагают, что нет оснований утверждать, что пожар был вызван намеренно, но будет полное расследование, чтобы подтвердить заявление домовладельца.

Один репортер намекает, что карьера жертвы может быть отложена на неопределенный срок. Другой говорит, что продюсерам предстоит принять важное решение, когда речь заходит о поиске новой актрисы на роль, либо заморозке проекта до тех пор, пока жертва не придет в себя. Новости переходят от обновления о состоянии жертвы к тому, на сколько премий Эмми Донован О'Нил был номинирован на пике его карьеры.

Кайл выключает телевизор примерно в два часа ночи и осторожно - тихо - кладет пульт на подлокотник кресла.

- А кто-нибудь видел, что случилось? – глаза брата пристально смотрят на меня, и я тут же качаю головой.