Энергия протеста - Смирнов Игорь. Страница 8

— Н-да. — Костя зябко повел плечами. — Сталкивать людей лбами, ломать магнитофоны и мотоциклы только потому, что кто-то в порыве пьяной злости совершил варварство, а кто-то мешал громкой музыкой всему живому… не слишком ли это?

— Не слишком. Убеждать глупого — что шелуху молоть. Глупость не прошибешь ничем, кроме противодействия. — Загранцев говорил все тише и все больше растягивал слова. — А теперь оставьте меня, пожалуйста, хочу отдохнуть.

Костя в нерешительности потер ладонями коленки, огляделся.

— Может быть, пойдем ко мне? — предложил он. Я один, жена в доме отдыха.

— Мой дом здесь, Константин Сергеевич, и лучшего мне не надо. Вы же отлично понимаете: природа — моя мать. — После непродолжительного молчания он совсем тихо сказал:-Сегодня ночью по городу пройдет туман.

Костя весь напрягся от неожиданности.

— Тот самый туман?

Загранцев не отозвался.

6. Последняя встреча

Костя хотел позвонить, но автомата поблизости не было. Пришлось ехать в центр.

Автобус шел неторопливо, покачиваясь на неровной дороге. Впереди сидели двое. Громко бубнили о какойто бабке Пелагее, о куме Николае и куме Настасье — мешали сосредоточиться. И чемоданы взгромоздили возле своего сиденья — ни проехать ни пройти. Садились у вокзала. Один-здешний, другой-приезжий.

Костя пересел подальше, но неожиданно до его слуха донеслось слово «туман». Это было так неожиданно, что Костя тут же вернулся на прежнее место, вряд ли сознавая, что делает. Приезжий рассказывал товарищу, будто в городе Большое Село он видел необычный туман, наступавший на химзавод, точно такой же, какой пришлось наблюдать за его деревней возле лесосплава перед отъездом. Но самое любопытное было в том, что трое пассажиров поезда сообщили о таких же туманах и в их городах — и все это было незадолго перед отъездом или даже в день отъезда из родных мест.

Ага! Значит, такое происходит не только в Привольном-наверно, по всей земле! Если гак, теперь от этого невозможно отмахнуться! Теперь, может быть, будет более уступчивым и Васильев?

Костя выскочил из автобуса, бросился к телефонуавтомату.

Семена Ипполитовича дома не было. Костя набрался храбрости и позвонил Васильеву. Тот сразу отозвался. Выслушав молодого следователя, он спокойно спросил:

— И это все?

— Все, Василий Васильевич, — облегченно выдохнул Костя. — Только надо обязательно сегодня-завтра, боюсь, будет поздно!

Слышно было, как шеф сопел в трубку.

— Значит, вызвать от моего имени? — мрачно спросил он. — Господи, да зачем же профессора Ильина? Давайте уж сразу академика Светлова!

В груди у Кости похолодело. Наконец ему стало ясно, что шеф по-прежнему не разделяет его точки зрения.

— Нет уж, — категорически заключил Васильев, — не — впутывайте меня в ваши авантюры! И вообще, выспитесь, в конце концов, как следует, завтра поговорим! Спокойной ночи!

Резкий щелчок. Гудки…

Костя повесил трубку и неторопливо побрел по тротуару. Какой же он осел-понадеялся на согласие шефа! Тут и к гадалке ходить не надо!.. А Семен Ипполнтович решил бы иначе. Решил бы?.. Если да, то что ему, Косте, мешает вот сейчас же, на свой страх и риск, отправить телеграмму Ильину? Да ну же, смелее — победителей судить не будут!

Почта только что закрылась, но приемщица оказалась на редкость любезной и тут же приняла телеграмму. Настроение повысилось, хотя где-то в глубине души скребли кошки: «А что скажет завтра Василий Васильевич?..»

Заснул Костя как убитый, но в четыре часа утра словно кто-то толкнул его. Он открыл глаза, посмотрел на часы и мгновенно вспомнил о последних словах Загранцева. Накинув на плечи куртку от пижамы, выбежал на балкон. Было тепло. Над крышами разлилась заря — яркая и чистая. Через минуту выглянет солнце, и тогда…

Внимание привлекло что-то подвижное, светлое…

То, что Костя слабо надеялся увидеть и чего, откровенно говоря, побаивался, сейчас легким сероватым паром блуждало по двору, проскальзывало в открытые окна и двери балконов. Их было много, этих облачков, и все они, словно подчиняясь единой команде, носились по городу в поисках… чего или кого?

Конечно, кого!

Только сейчас Костя вспомнил, что совсем недавно ему уже приходилось видеть один такой клочок пара!

Да, да. Это тоже случилось ранним утром, до восхода солнца. Он случайно проснулся и заметил, как что-то полупризрачное, хвостатое метнулось от подушки к раскрытой двери балкона. Тогда он подумал, что все это ему просто привиделось. Со сна.

Выходит, не привиделось!

Вон они, клочки сероватого пара, с хвостами и без хвостов, напоминающие то комету, то волны во время лрибоя, то размазанные шары и кляксы. Но не это главное. Жуткой была неотвязная мысль о том, что они живые!..

Костя быстро оделся — не прозевать бы Загранцева! — и толкнул дверь. Он быстрым шагом проскочил несколько улиц и всюду видел над собой скользящие серо-лиловые призраки, словно они заполнили собою весь город. А может быть, так оно и было?

Пробегая мимо центрального сквера, Костя внезапно остановился:

— Виктор Ильич!

Загранцев скупо улыбался и поглядывал вверх:

— Вон сколько их! А то ли еще будет!.. Но сейчас они исчезнут с улиц ждут солнца. — Загранцев замолчал, разглядывая изодранные ботинки. — Да! Я ухожу, Константин Сергеевич. Моя не совсем удачная миссия закончилась. И потому хотел бы выполнить свое обещание. Только сил маловато.

Косте стало не по себе.

— А нельзя ли… уйти позже?

— Нельзя, — твердо сказал Загранцев. Он подвел Костю к первой же скамье и предложил сесть. — А теперь слушайте меня внимательно…

Костя ничего не услышал. Видимо, все, что хотел передать ему Загранцев, вошло в его сознание без слов.

Сначала он понял то, что давно знал и сам, — какие факторы породили и вскормили жизнь на Земле. Затем пошли мысли о развитии жизни, о преобразовании оболочки планеты, об организации всеобщей системы жизни… Умело приноравливаясь к окружающей среде, живые организмы сами становились ее создателями, создателями экосферы — мудро построенного самой природой здания.

Безбрежные леса и сочнотравные долины в процессе длительного времени нашли способ использовать солнечный свет для преобразования углекислоты и неорганических веществ в новую органическую субстанцию.

Образовалось великое кольцо — менее стойкий линейный процесс превратился в постоянный круговорот, в самообновляющийся цикл жизни.

А потом — словно пощечина: это прочное кольцо разорвал человек. Когда же нарушаются такие связи, то ослабевают или вовсе прекращаются те двигательные влияния, которые поддерживали всю эту мудрую, тысячелетиями создававшуюся систему.

После этого Костя стал понимать не совсем ясно.

Дальше было тоже что-то вроде упрека: велик, мол, человек, но именно он оказался самым жестоким из всех биологических видов, и если он не хочет погибнуть в разрушенном им здании, то должен как можно скорее восстановить его…

Загранцев сидел рядом, безвольно уронив руки на колени. Лицо его казалось изнуренным, серым. Глаза впали. По лбу к вискам стекали струйки пота.

— Я все… почти все это знал, Виктор Ильич, — с сожалением сказал Костя.

— Не успел… Не хватило пороху. — Загранцев с трудом дышал. Заставил себя улыбнуться. Улыбка получилась вымученная, тоскливая. Уж лучше бы он сейчас не улыбался! — Вот видите, Константин Сергеевич, милейший мой человек, что значит быть в ответственной миссии похожим на вас, людей, весь запас энергии я израсходовал на… борьбу с хулиганством и возмущение деяниями человека… Ну, делать нечего. Мой парламентерский приход оказался малополезным, видимо, именно потому, что я такой, как и вы. Мне понравилось быть таким, как вы, но только с добрым сердцем. А ведь я мог стать кем угодно, даже невиданным чудовищем! Но нет, человеческая оболочка для всех вас пострашнее, особенно если в ней должное содержание. А я… что-то во мне не сработало… словно больной. — Он закрыл глаза, поморщился. — А теперь-прощайте. Я оставляю вас.