Один из леса - Левицкий Андрей Юрьевич. Страница 13

За ведущей на пустырь дверью раздались быстрые шаги, и я вскочил, подняв ружье. Донесся шепот:

– Стас!

Я шагнул к двери, встав у стены, приоткрыл.

– Это я, – прошептала Ксюха. Она тяжело дышала, словно только что бежала.

– Входи.

Девушка протиснулась в проем, схватила меня за руку и прошептала:

– Сиг тебя сдал!

– Кому? – не понял я.

– Бадяжнику. Когда вы говорили, я на кухне слышала. Ты пошел сюда, а хозяин сразу к нему побежал. Я за ним. Он зашел к Бадяжнику в дом, я снаружи спряталась. Когда Сиг вышел, там засуетились, сам Бадяжник тоже вышел, стал отдавать приказы. У входа начали собираться бойцы. Я тогда побежала быстрее к тебе.

– Скорее всего, он сказал Бадяжнику, что новый вышибала решил его ограбить, – предположил я. – Сиг, наверное, прикинул, что так разрулит всю ситуацию.

– Но ты же можешь им правду рассказать.

– Какую, о чем? Кому я нужен со своей правдой, завалят без слов, и все.

– Тогда уходи быстрее!

– Тебя никто не видел? Когда ты Борзому предлагала на лесопилку на свидание прийти, и сейчас?

– Не видели.

– Хорошо. – Я погладил ее по голове. – Спасибо, девочка. Теперь иди.

Не дожидаясь ответа, быстро собрался и шагнул к двери, напоследок бросив растерянной Ксюхе:

– Просто иди на кухню, занимайся своими делами. Ты ничего не видела и ничего не знаешь.

Когда я пересекал пустырь позади Шатра, с другой стороны донеслись голоса и топот ног.

Накинув на голову капюшон куртки и сунув в руки карманы в перчатках, я быстро шел вдоль торговых палаток в двух кварталах от Шатра.

Ищущие меня каратели либо еще не добрались сюда, либо вообще не собирались соваться. Но все равно я надвинул капюшон поглубже и осторожно поглядывал из-под него, стараясь не привлекать внимания.

Торговали здесь по большей части всякой рухлядью. Я трижды останавливался, приценивался – сначала к «валу» со сломанным прикладом, потом к АК без целика, потом к старенькому ТТ. И когда уже решил, что на имеющиеся деньги ничего толкового, кроме патронов, не куплю, увидел в конце ряда торговца артефактами.

Старик в обносках сидел рядом с навесом из дырявого целлофана, повешенного на вбитые в землю палки. Рядом была расстелена тряпица, а на ней лежали два арта.

Старатель. Так называют людей, которые с риском для жизни добывают артефакты. Старатели, либо более уважительно – сталкеры, только этот бомж на сталкера не тянул. Из грязной бороды его торчали сухие травинки, глаза покраснели от пьянства, а нос напоминал помидор. И руки тряслись.

Я присел на корточки, разглядывая арты: цветок со слабым мутно-синим свечением, а рядом угловатое, размером с кулак странное образование – вроде камня, частично покрытого пупырчатой корой, как у кокоса.

Это были «живокост» и «погремушка». Первый артефакт ускорял заживление ран, второй имел более необычный эффект: поглощал звуки на небольшом расстоянии вокруг себя. «Погремуха», в отличие от большинства других артефактов, со временем не разрушается, ее можно почистить и снова использовать.

Между артефактами в землю прямо сквозь тряпку была воткнута палочка, и на нее, будто парус, надет лист фольги. Ох, умелец! Это он таким манером экранирует арты от взаимного излучения? Что они там излучали, никто толком не понимал, но лучше не держать артефакты вместе, могут возникнуть проблемы. Некоторые сталкеры считали, что арты глушат мозги, и, чтобы противостоять этому, обшивали фольгой подкладки шапок и ходили в них, как идиоты.

– Бери, малой, – просипел старатель. – Бери, не пожалеешь.

Я склонился ниже. «Живокост» был совсем мутным и едва светился.

– Старый, – констатировал я.

– Не бухти! – обиделся бомж и ткнул меня морщинистым пальцем в грудь. – Наговариваешь на товар! Нулевый арт!

Я откинул его руку.

– Таким «живокостом» только прыщи сводить. Сколько за «погремуху» хочешь?

– Сто рублев.

– Сколько? Да ты опупел, старый!

– Цена нормальная! – засипел он. – Смотри, ядреная какая, налитая…

Старатель поднял арт на ладони, демонстрируя во всей красе. Крупные пузыри, покрывающие часть «погремушки», были бледно-оранжевыми. Ясно, наглоталась уже звуков…

Я кивнул:

– Ну правильно, подержанный арт. Вон расцветка какая… четвертак дам.

– «Погремуху» почистить можно!

– Так это целое дело.

– Полтинник, – сипнул он, обдав меня перегаром.

Донеслись приглушенные голоса, я глянул из-под капюшона – в дальнем конце пустыря, где стояли торговые палатки, появился отряд людей в черном. Далеко, не разобрать: то ли каратели, то ли просто банда какая-то.

– За тридцать беру, – сказал я, протягивая руку.

Он мотнул головой, накрыл арт ладонью.

– Мало!

Я выгреб из кармана горсть монет и показал ему:

– Больше у меня нет. Тридцать – или торгуй свои старьем дальше.

Старатель молчал, часто моргая красными глазами.

– Вот ты тормоз, батя, – я ссыпал монеты на тряпицу, отвел его ладонь и осторожно взял «погремушку».

Люди приближались, теперь были видны черные каски на головах. Точно – каратели Хана.

– Мало… – начал старатель.

– Заткнись уже! – разозлился я. – На самом деле я тебе переплачиваю, вроде ты сам не знаешь. Еще ту сумку давай, тогда в расчете!

Артефакт в руке был теплым и едва слышно гудел. Я схватил лежащую на земле сумочку из шкуры зайца, сунул в нее «погремуху», выпрямился и, нагнув голову, быстро пошел прочь.

В зарослях у берега реки, которая днем унесла тело Борзого, было тихо. Вставив магазин в приемник ТОЗа, я начал быстро передергивать затвор, досылая патроны в патронник. Выбрасыватель с отражателем исправно делали свое дело, с лязгом вышвыривая их через верхнее окно патронника. Задвинув пустой магазин в гнездо, которое мы с Мишей сделали в раскладном прикладе, я взял другой, снарядил его, вставил в приемник и тоже проверил, перещелкав все патроны. Повторил процедуру еще раз, удовлетворенно кивнул и сложил приклад.

Начало темнеть. Услышав шум, я привстал, поглядел сквозь пролом в ограде лесопилки. Во дворе появился отряд карателей. Увидев их, я возблагодарил самого себя за то, что не засел на лесопилке, хотя была такая мысль. Хорошо, что к речке решил уйти!

Они рассыпались по двору, заглядывая в здания, потом все вошли в цех, где я разбирался с Борзым. А ведь там остались следы, кровь на станине… хотя по ним не особо разберешь, что происходило в цехе.

Больше в поле зрения каратели не появились: получается, вышли через двери с другой стороны. А если они оставили внутри пару часовых? Те могли засесть на чердаке у слуховых окон и сверху контролировать весь двор. Может, ерунда это, никого там нет, но все равно – теперь на лесопилку соваться нельзя.

Когда совсем стемнело, я забрался поглубже в заросли, с головой завернулся в куртку и заснул, сказав себе, что должен встать через три часа. Привычка просыпаться, когда нужно, выработалась давно и служила безотказно.

Открыл глаза, когда высоко в небе висел месяц. Хорошо, что до полнолуния далеко, иначе было бы слишком светло для моего плана. В расселине шумела вода. Примяв кусты, я встал, помахал руками, поприседал, разминаясь. На лесопилке не светилось ни одного огня. Переодевшись в камуфляжные штаны, голый до пояса, я спустился к реке. Вымазал грязью торс, плечи, шею, лицо. Вернулся и дождавшись когда грязь подсохнет, и натянул перчатки. Теперь на теле остались лишь два небольших светлых пятна вокруг глаз, все остальное или под штанами, или под темными грязевыми разводами.

Измазавшись грязью, я почувствовал себя как тот мутант-горбун. Они ведь тоже пачкаются в грязюке, причем Михаил утверждал, что именно для камуфляжа. Ну, вот и я теперь как мутант лесной. Один из леса. И никого за меня на всем Черном Рынке. Только Ксюха, но с женщин вообще толку не очень много.

Я сунул в карман нож Михи, а два других, свой и Борзого, повесил на ремень. Обрез кочевника решил оставить, непривычен он мне, к тому же под него нет чехла.