Рыцарь Шестопер. Новый дом - Соколовский Фёдор. Страница 36

– Скучать некогда, ваше величество, – незамедлительно отозвался тот, распахнув глаза и словно выпадая из дремы. – Просто приходится даже во время важнейших государственных дел заниматься скучными для всех вас цифрами. И считать, считать, считать…

Граф Жулин входил в четверку людей, знающих Ярослава Хорфагера как облупленного. Он вполне справедливо доверял им на девяносто девять процентов. Один процент недоверия король оставлял даже для них.

Да и вообще, доверять казначеям было не в правилах монарха. Он не раз и не два повторял, что ведающих финансами чиновников надо казнить ежегодно без суда и следствия. Все равно ворье, все равно заслужили.

И на этом фоне весьма странно выглядела позиция Жулина, восседавшего на своем «денежном» месте с момента воцарения Ярослава на престоле. Он выглядел на месте казначея горой, которую не в силах был сдвинуть ни один законник. Да, подворовывал не много, но как раз достаточно для казни, с точки зрения самодержца. И тот не раз запугивал графа, оставаясь с ним наедине:

– Жуль, ты бы совесть хоть имел, а?! Опять мне доклад поступил, что казну обворовываешь, от купцов заграничных дорогущие подарки и великие взятки принимаешь. Ну сколько можно? Не пора ли остановиться?

– Ох, Ярик! – восклицал тот в ответ. – Гляжу я на тебя и поражаюсь. С каждым годом все завистливей становишься и жадней. Не позорился бы, а? Ну отдам я тебе свои честно заработанные умом и талантом денежки, ну развеешь ты их на балы, приемы и прочие паскудства высшего света. И что останется? А так смотри и учись: две верфи я построил, и третья строится. Корабли по военным заказам оборонное ведомство у меня на треть дешевле покупает. Далее о купцах. За право продажи их зерна здесь я беру немалые взятки, идущие все на те же верфи да на развитие ремесленных гильдий. Ну ты знаешь… А что получается в итоге? Купцы вынуждены закладывать эти «естественные» расходы в свои цены на зерно и прочие сельскохозяйственные товары. Благодаря этому и наши жупаны со своими кметами могут весьма прибыльно своей продукцией приторговывать. Потому и оброк больше набегает с продаж, потому и денег больше в казне, потому и есть что в оборот пустить. Да и наши работники в весях живут сытней и богаче, чем у тех же католиков или греков.

– Ага, скажи еще, что ты внакладе остаешься после продажи своих кораблей. Да и пахари у сохи не должны разъедаться, иначе обленятся вконец! А тогда что? Тогда бунт! И кто первый на виселице окажется? Конечно же казначей! Потому что все захотят еще больше денег!

– А если вспыхнет голодный бунт, кого первого по улицам Слуцка будут таскать привязанным к ногам лошадей? – Это казначей напомнил об одном историческом событии, когда после трех лет неурожая обезумевший от голода народ растерзал правящего короля. Кстати, прадеда нынешнего.

Вот так они порой язвили, поддевая друг на друга. Имели право: ибо друзья детства, бурной юности и разгульной молодости. Причем таланты в добывании денег у Жулина проявились еще в малолетстве. Уже тогда он обеспечивал их маленькой компании безбедное существование. А уж когда друзья подросли, начали влюбляться в каждую приятную на личико куколку да пустились в загулы!.. О-о-о!.. Только юный виконт своими талантами и спасал товарищей от нужды. Потому как наследного принца династии Хорфагеров держали в черном теле и готовили к великой миссии управления государством.

Понятно, что на Совете друзья не показывали свои панибратские отношения. Разве что казначей никогда словечка лести не произнес. Мало смеялся, часто дремал. Потому и считали его сухарем и язвительным педантом, с которым лучше вообще не связываться. А деньги всегда просили не у него, а у короля, тем самым избегая прямого контакта. И никто не знал, что король в любом случае спросит вначале у графа: «Этому давать? А этому?..»

И сейчас Жулин манкировал своими обязанностями, не собираясь давать отчет по делам казначейства:

– У нас все нормально и стабильно! – Сказал, как отрезал. Зато продолжил в несколько иной плоскости: – Разве что ожидается некий всплеск активности денежных потоков в кузнечном деле. Этот Павлентий из Вищина гениальные приспособы стал выпускать. По сути, каждая тачка, к примеру, заменяет четырех носильщиков с корзинами песка. Теперь грунт может перевозить с места на место всего один человек. Благодаря этому освободившаяся рабочая сила будет перенаправлена на иные важные участки ведущегося строительства.

– Ну уж со строительством я сам разберусь! – не удержался от реплики герцог Флорыч. – Это по моему ведомству.

Казначей продолжил, словно и не делал паузы:

– И по докладам моих информаторов получается, что человек, придумавший подобные приспособы, очень талантлив. Иначе говоря, имеет право на получение поощрительной награды из рук его величества. Да и все остальные участники тех событий высказываются, что рыцарь Шестопер просто оказался оболган предателями и шпионами и что те возвели на него напраслину. Его опекуны, баннерет Молнар и великий волхв Гонта, дружно ходатайствуют о королевском помиловании для молодого Грина и ручаются за него, как за самих себя.

– Как могут продажные предатели поручиться за одного из них?! – не выдержал герцог Изенгари. – Еще и помиловать такого?! В застенки! Всех! Немедленно!

И опять граф Жулин даже глазом не моргнул. Продолжил спокойно, со скучающим видом:

– Еще ходят слухи, что арест римских шпионов и наемных убийц затронул некие высшие интересы посланцев Великой Орды. Потому что они всеми силами старались не допустить в наше королевство миссию русского князя Берлюты. Как известно, арестованные римляне успели уничтожить три подобные миссии. Вот азиаты и не жалеют средств для мести…

– Ну, знаете ли, граф! – окончательно вскипел Изенгари. – Как глава иностранного ведомства, я категорически заявляю: собранные вами сплетни – полная чушь, ложь и провокация! И они недопустимы в преддверии готовящегося союза с великой державой, занимающей более половины Азии, с Золотой Ордой!

– Да ладно, что мне доложили, то я и пересказал, – покладисто согласился казначей. При этом с трудом удержался от зевка. – Только вот лично я не пойму: что нам пользы с этих азиатов? Где Орда, и где мы! Не лучше ли оставить между ними, завоевавшими полмира, и нами хотя бы Великую Скифию?

Герцог от этих вопросов побагровел окончательно, даже начал привставать, но замер после хлопка королевской ладони по столу:

– Что сказано, то услышано! – провозгласил он на латыни, демонстрируя свою ученость и хорошее образование. Все-таки в юности он не только в загулы пускался, но и усиленно учился у лучших преподавателей. – Ругаться в любом случае не стоит. А что не ясно, то пускай для нас всех разъяснит глава ведомства Тайного Погляда. Докладывайте, господин маршал!

Единственный в данной компании военный не носил позолоченных лат или эполетов, довольствуясь формой строгого покроя. И когда он молчал, создавалось мнение о нем как о мизантропе, угрюмом, нелюдимом, не склонном к общению человеке. Тем не менее стоило маршалу заговорить, начать общение, как он кардинально преображался: становился обаятельным, веселым, жизнерадостным и буквально за несколько минут беседы покорял любого собеседника своей харизмой. А то и превращал первого встречного в своего друга или как минимум в закадычного приятеля.

Именно он всегда был в юности и молодости главным заводилой для своих друзей. Именно он выдумывал массу забав, приключений и веселых розыгрышей. И именно он, маркиз Лещук, чуть не перехватил у наследного принца его супругу. Ярославу Хорфагеру пришлось выложиться полностью, пообещать невероятное, совершить невозможное, чтобы русская княжна, ныне восседающая на Совете как королева, согласилась выйти за него замуж.

Оба друга наедине изредка обращались к маршалу проще – Лещ. Но что монарх, что казначей прекрасно знали о внутренней, глубоко упрятанной сущности своего друга. И чаще всего звучало другое прозвище: Клещ. Потому что не было для маркиза такого дела, которое он, если уж взялся, не довел бы до конца. Отменные зачатки аналитика, удивительная дедукция и одержимость при ловле заговорщиков, врагов, бунтовщиков и преступников заставили еще прежнего короля споро продвигать маркиза Лещука по карьерной лестнице. А на пятом году правления Ярослава его друг получил звание маршала и стал главой Тайного Погляда.