Черный призрак - Лосев Владимир. Страница 45

Мы выбежали на широкую поляну, покрытую нежно-салатовой травкой, ровной, словно ее только что подстригли. Меня сразу потянуло на ней поваляться. Сергей Сергеевич остановился на краю, осматриваясь, ища свои приметы и бормоча что-то себе под нос.

Звучало это примерно так: триста шагов на юго-запад, там от широкого дуба сто шагов, потом на север мимо приворотной трясины, глядя на солнце, пока слезы не побегут, потом чуть назад до просеки, она и приведет…

Кстати, где эта приворотная трясина?…

Хм, трясина есть трясина, а приворот — это приворот.

Слушать я его дальше не стал, сделал пару шагов вперед и с огромным удовольствием рухнул на травку. Сначала ничего не понял, когда меня закачало, как в гамаке. Ощущения оказались настолько свежими и приятными, что я стал раскачиваться выше и выше. Поднимаясь к ясному, слегка выцветшему голубому небу с небольшой стайкой облаков, несущихся к полуденному солнцу.

При этом было забавно наблюдать, как открывается недоуменно рот профессора, а глаза начинают выпучиваться от страха и волнения, словно он перед собой увидел нечто ужасное и очень страшное.

А с каждым разом я взлетал все выше и выше, испытывая невероятное наслаждение. Мне и раньше хотелось летать, но обычно это получалось только во сне, а теперь я испытал такое наяву. Ощущения невероятные, словно и на самом деле паришь на бледно-голубом небе, едва не касаясь желтого диска светила.

В ушах что-то пульсировало, их закладывало примерно так, как бывает, когда летишь в самолете, звуки куда-то пропадали, и это было тоже прекрасно, правда, только до тех пор, пока весь этот мягкий и ровный гул не перебил вопль профессора:

— Умрете же, юноша! Под вами трясина, пробьете траву — и окажетесь там, откуда не возвращаются.

Там были еще другие слова, но смысл был тот же, только подкрепленный разными описаниями мужских и женских частей тела, участвующих в воспроизводстве, заимствованными от монголо-татар.

Все-таки пребывание в советских исправительных лагерях здорово испортило лексикон профессора: на мой взгляд, он мог выражаться более изящно и гораздо остроумнее, а не сравнивать меня с шимпанзе, разглядывающим и трогающим свои мужские прелести перед встречей с самкой.

Тут меня еще ударило по голове неизвестно откуда взявшейся корягой, удар оказался очень болезненным, практически выбил из меня всю радость от полета и испортил прекрасное настроение. Из моих ушей словно вылетели ватные пробки, и я наконец-то расслышал, что кричит профессор:

— Это приворотная трясина, она убьет вас. Боритесь!

— Что? — заворочался я, пытаясь подняться. Травка подо мной по-прежнему раскачивалась, пусть уже не так высоко подбрасывая, но встать все равно оказалось нелегко.

— Ползком, юноша, двигайтесь! Не нужно вставать на ноги, иначе уменьшится площадь опоры и вы провалитесь!

А дальше опять про шимпанзе, на этот раз справляющего свои потребности на виду у всего зоопарка. Фу! Очень грубо и неинтеллигентно.

Я рассердился, и это помогло мне поджать под себя ноги.

Поляна подо мной раскачивалась, и встать было непросто, для этого требовалось опереться на руки, подтянуть ноги и опереться на них…

Рассуждал я очень логично, мозги работали ясно, но иногда возникало странное ощущение, что мысли приходят чьи-то чужие, в то время как мои собственные прятались в глубине черепа, бились о твердую кость, пытаясь пробиться ко мне.

Когда все-таки удалось приподняться и встать на ноги, то тут же провалился неизвестно куда. Рухнул по пояс в холодную неприятную жидкость, которая пряталась под плотным зеленым ковром из корней травы, сплетенных между собой, словно циновка руками ремесленника, и стал проваливаться в дурно пахнущую черноту.

Дна там не было, а имелась какая-то неприятно пахнущая субстанция, в которую погружались мои ноги.

Не прошло и десяти секунд, как перед моим носом уже колыхались травинки, нежно-зеленые, остро пахнущие зеленью, летом и приворотным болотом. Если не смогу удержаться, то через пару секунд они будут расти над моей головой.

— Хватайтесь, юноша!

Я скосил глаза и увидел огромную сучковатую дубину, которая, видимо, и треснула меня по голове, и ухватился за нее судорожно, но довольно крепко. Сергей Сергеевич потащил меня к себе на ровный плоский берег с растущими на нем деревьями. Выползти оказалось совсем не просто — при падении я пробил в ткани дыру и теперь расширял ее каждым движением. Это было как на тонком льду, все рвалось и ломалось под моими руками и телом.

Я даже несколько раз ушел под воду, потеряв опору, при этом нахлебался грязной воды так, что меня стало мутить.

Смерть была рядом, мне казалось, она сидит за спиной профессора на узловатых корнях деревьев и с нескрываемым удовольствием наблюдает, как я, громко визжа от страха, пытаюсь вылезти из трясины.

Хорошо, что Сергей Сергеевич оказался крепким мужчиной и обладателем здравого рассудка. Не обращая внимания на мои крики, он не спеша меня подтягивал к берегу.

Через пять минут я оказался у ствола дерева. С трясущимися руками, недоуменно глядя на черную дыру в ровном травяном ковре, которая затягивалась у меня на глазах.

Прошло, наверно, не больше пяти минут, и перед нами снова лежала поляна, покрытая ровной, словно подстриженной травой.

— Что это было?

— Если судить по записям, то приворотная трясина. — Профессор грустно усмехнулся. — Дубину-то отпустите. Что, теперь так и будете ее с собой таскать?

Я удивленно посмотрел на свои руки: побелевшие от напряжения пальцы, которые все еще стискивали огромный узловатый сук и не разжимались. Удалось это сделать только после того, как по совету Сергея Сергеевича я сделал двадцать глубоких вдохов и выдохов.

Руки после этого заболели так, словно попали под кузнечный молот и их расплющило. Голос мне не подчинялся, стал каким-то хриплым с привизгами.

Он восстановился через пару минут, и мой вопрос прозвучал почти нормально:

— Трясина — это я еще как-то понимаю, но почему приворотная?

— Из болота выделяется какой-то необычный газ, который заставляет людей терять осторожность, они начинают вести себя примерно так, как вы, юноша. Некоторые начинают носиться по траве, подпрыгивая и смеясь, другие раскачиваются. Третьи прыгают, стараясь достать солнце. Когда кто-то пытается кого-то спасти, то тоже подпадает под действие газа и довольно скоро сам перестает понимать, что делает, поэтому тонет чаще всего не один, а трое, иногда пятеро. В конце концов проваливаются все. Вам, юноша, повезло, что не пошли к центру поляны. Там бы вам никто не смог помочь. Мне известно об особенностях этого болота, хоть на нем еще ни разу не был. Я и остановился только для того, чтобы убедиться в том, что передо мной именно оно. А когда понял, что с вами происходит, то остался у дерева в безопасности, оттуда бросил вам сук, так удачно очутившийся рядом. Замечательно, что не промахнулся и сразу попал в вашу голову, юноша. Боль вас немного отрезвила. Хорошо, что не растерялись, ухватились за него. Так что поздравляю с очередным спасением. Увы, задерживаться здесь нельзя для того, чтобы вы пришли в себя, — бежать надо. Если опоздаем, то приворотное болото покажется такой ерундой, что о нем и не вспомним. Три месяца нам до следующего открытия кордона не продержаться, сожрут нас. А обратно в Любину возвращаться тоже непросто, там всякой живности тоже хватает.

— А кто нас сожрет? Мы же вроде прошли спокойно.

— Разве еще не убедились, юноша, в том, что желающих полакомиться свежей человеческой плотью в этих местах хватает?

После этих слов сразу захотелось врезать в этот ухмыляющийся рот. Не знаю почему. Наверно, на меня все еще действовала та гадость, что в мою кровь из болота попала. Даже рука стала подниматься, хоть и понимал, что глупость делаю.

Тут сразу и обнаружилось, что я насквозь промок и даже не просто промок, а пропитался до последней нитки болотной жижей. В сапогах хлюпало, под мышками тоже, вся одежда прилипла к телу, даже шаг сделать трудно. Ощущение такое, что меня обвязали эластичными бинтами. И это было хорошо, рука дальше не пошла, а упала обратно. Недоуменно себя оглядев и вдохнув мерзкий запах, сказал с тоской: