Все ведьмы – рыжие - Звездная Елена. Страница 25

– Марго, а что ты знаешь об инициации ведьмы?

В моей голове прокрутилось нечто вроде лишения невинности, посему, стараясь не показывать нарастающий ужас, ровным голос интересуюсь:

– Гетеросексуальность доказывать будешь?

Усмешка, и, склонившись ближе, так что теперь его губы ощущались моими, Стужев проникновенно прошептал:

– Девственность? Маргош, да кому она нужна. Поверь, тут все гораздо интереснее. – Почти поцелуй, и он продолжил: – Для того, чтобы инициировать ведьму, нужно просто… – Князь сделал паузу, затем выдохнул, – разбить ей сердце.

Лифт плавно двинулся вниз, мое сердце ухнуло куда-то, где ему было не так страшно, как со мной, мне вдруг стало очень холодно и жутко, а Стужев… ну он просто искренне наслаждался ситуацией.

– Стужев, – задумчиво произнесла я.

– Мм-м?

Я резко выдохнула, приводя чувства в порядок, потянулась к нему и тоже проникновенно так:

– А к психологу все же сходи, он тебе явно нужен.

Стужев решил поржать мне в лицо. Решение даже было приведено в исполнение, но на патетической ноте злодеюкского смеха лифт остановился, дверь открылась, и вошел…

– Добрый вечер, Владимир Михайлович, – вежливо поздоровалась я с суровым дедушкой, бывшим бабушкиным другом.

Некогда важный генеральский чин остановился на входе в лифт, с некоторым недоумением созерцая картину собственно распятой Стужевым меня, ну и торжествующе-злодейская харя Князя тоже без внимания не осталась.

– Риточка, голубушка, а что тут у вас происходит? – задумчиво вопросил извечно спокойный Владимир Михайлович.

Он вообще всегда был спокойным мужиком – что ему житейские неурядицы после боев в суровой афганской реальности.

– А тут у нас злодей злобствующе торжествует, – созналась я.

Стужев медленно отпустил, но стоять остался рядом.

– В каком смысле торжествует? – Владимир Михайлович в лифт зашел, но трость была им едва заметно перехвачена чуть иначе.

И ведь даже не заметишь с ходу, просто однажды довелось мне присутствовать на уроке «вселенской справедливости», преподанной бывшим генералом местной гопнической братии, и после сего урока у последних возникли трудности с щелканием семечек по причине нарушения зубной нормы.

– В смысле, что наивно надеется разбить мое сердце. – Врать уважаемым людям я не люблю.

– То есть на твою честь не покушаются? – сразу все понял бывший генерал.

– А честь, Владимир Михайлович, в современном мире вещь ненужная, у нас злодеи все больше на сердца ориентируются, – продолжаю я беседу.

– В каком смысле? – встревожился военный и сразу заподозрил Князя в корыстолюбии: – Ритулечка, а этот ваш злодеище, случаем, не бывший медик, перешедший на сторону черного донорского рынка?

– Что? – не понял Стужев, видимо, ни разу не участвующий в высокоинтеллектуальных беседах.

– Нет-нет, что вы, – поспешила я успокоить Владимира Михайловича, – этому до светил медицины, как до Китая в валенках, тут речь о метафорическом разбивании сердца.

– Метафорическом, – протянул бывший генерал, вперив пристальный и очень подозрительный взгляд в Стужева. – Молодой человек, а вы служили?

Князь как-то нехорошо сложил руки на груди и уставился на пенсионера не менее подозрительно-пристальным взглядом.

И тут лифт остановился.

– После вас, – произнес Владимир Михайлович, обратившись ко мне.

Как воспитанная девочка, я вышла из лифта. Уже вступив в коридор, повернулась… и узрела, как ловким и очень быстрым движением Владимир Михайлович нажал на кнопку собственно тростью, ею же отрезал путь к отступлению Князю. Дверь закрылась!

Тридцать последующих секунд я стояла в ступоре, думая, куда бежать, кому звонить, и вообще я за него дико испугалась! За Владимира Михайловича, естественно, не за двухметрового качка же!

Двери лифта медленно разъехались…

– Не служил, – вынес вердикт бывший генерал, гордо покидая кабинку лифта.

Князя конкретно глючило на полу. Зубы у Стужева были явно на месте, а вот ребра, кажется, нет.

– В-в-владимир Михайлович… – прошептала ошарашенная я.

– Идем, Ритулечка, такси тебе вызовем, нечего девушке вечером одной бродить, идем.

И мы вышли во двор. Там, пока я пыталась понять, что случилось, бывший генерал звонил ничуть не в такси, а сыну старого друга, которого я тоже пару раз видела, – Евгению.

– Женечка. – Вот то единственное, что сказал Владимир Михайлович.

– Сейчас буду, – ответили в трубке.

Не простояли мы и двух минут, как черный «Хаммер» зарулил во дворик и остановился напротив нас.

Женечка, ростом позначительнее Князя и разворотом плеч повнушительнее, вышел из машины, обошел махину, подошел к нам.

– Как оно? – участливо спросил бывший генерал, протянув руку.

– Потихоньку, – ответил шкаф Женечка. – Проблемы?

– Да ты знаешь, мутный человечек тут нарисовался. – Лексикон бывшего генерала удивил меня не меньше его ловкого обращения с тростью. – Документов при нем никаких, зато все кредитки в наличии, и что совсем странно – права явно не местного производства и не в ГАИ деланы – я такой качественной печати у местного водилпрома в жизни не видел.

– Права, – попросил Женечка.

Владимир Михайлович молча протянул пластик.

Женек в свою очередь протянул руку и… завис. И бывший генерал тоже завис.

– Это вообще кто такой?! – Гневно вопросили за моей спиной.

Медленно обернулась – Стужев нервно вытирал кровь с искореженной губы.

– Генерал… бывший, – пробормотала я.

– Бывший? – подойдя, Князь лишил элиту военных подразделений собственных прав, бумажника, тоже, судя по всему, собственного, карточек кредитных, и даже вытащил из кармана кулон, после чего меня схватили за руку и потащили с места событий, нервно выдав: – Нинзюцу кагэбэшное!

– Кто? – переспросила утаскиваемая Стужевым я.

Мне не ответили, швырнули на сиденье «Феррари», а сам Князь обошел машину, и только после этого Владимир Михайлович и Женечка обрели возможность двигаться, видимо, исключительно чтобы узреть неприличный жест Стужева, который с чувством его продемонстрировал. Затем Князь сел за руль, взревел двигатель, «Феррари» сорвался с места. Позади нас взревел «Хаммер». Гонка началась.

– Нет, с твоим болезненным самолюбием явно что-то надо делать, – пристегиваясь, пробормотала я.

Сказать что-либо иное было стремно.

– Заткнись, Марго, у меня сейчас все болезненное, особенно ребра!

Мы мчались по улицам города, яркие огни витрин мелькали с запредельной скоростью.

– Спасибо, – тихо сказала я.

Князь, игноря необходимость следить за дорогой, удивленно воззрился на меня.

– Ну за то, что ничего Владимиру Михайловичу не сделал, – пояснила причину собственной благодарности.

Стужев хмыкнул и выдал:

– Окстись, Марго, причина в том, что у нас военные под запретом.

У меня и так благодарности было мало, теперь вообще не осталось!

– А почему так? – складывая руки на груди, вопросила я.

– Глупо светиться, учитывая, что у некоторых подразделений связи с нечистью, – загадочно ответили мне.

Позади нас все громче ревел «Хаммер», явно настигая.

– Вот у этого, например. – Стужев вдавил педаль газа.

Несмотря на запредельную скорость, «Хаммер» приближался, причем заметно.

– Елдыга захухренная, – выругался Князь. – Так кто он, этот твой генерал бывший?

Сам Стужев потянулся к приборной панели, что-то сбоку нажал, и эта самая панель… отвалилась. Хватанув пластик с датчиками, кругом измерителя скорости, бензина и еще какой-то фигни, Князь попросту швырнул ее назад. В то же мгновение на месте оголенных покореженных проводов засветилась голограмма. Продолжая вести автомобиль одной рукой, парень нажал какие-то символы. Рев двигателя стал запредельным, а машина… плавно взлетела в черное звездное небо.

Я заорала.

И умолкла, едва за нами, так же оглушая ревом мотора, в воздух плавно поднялся «Хаммер».

А потом посмотрела на Князя – тот, нехорошо так прищурившись, глядел в стекло заднего вида на приближающиеся фары летающего «Хаммера».