Рассказы веера - Третьякова Людмила. Страница 7

В стенах бесконечных кафе, на аллеях театралы со стажем пускались в споры с молодежью, полной свежих мыслей и взглядов. Следить за этими дискуссиями было едва ли менее любопытно, чем за самим действием спектакля.

...Иной раз княгине с трудом удавалось уговорить дочь ехать домой. Лиза, казалось невозмутимо поедавшая мороженое, на самом деле была вся слух и внимание.

– Ну, пожалуйста, маман, еще немного. Так интересно они рассуждают! Театр – есть ли что-нибудь прекраснее? Я же вижу, вы сами любите его.

– Уже поздно, моя дорогая! Оглянись, ты не увидишь вокруг ни одной молоденькой девушки. Это прямо неприлично.

Щеки дочери пылали. Она прислушивалась к разговору за соседним столиком:

– Они говорят о новой пьесе. Скоро премьера! Слышите: «Свадьба Фигаро».

Шаховская, как и многие, была очарована произведением Бомарше еще до появления «Фигаро» на сцене. Она присутствовала в гостиной графа Андрея Петровича Шувалова в тот вечер, когда автор сам читал свою пьесу.

Браво, мсье Бомарше! Но чем измерить благодарность собравшейся публики хозяину дома, который не уставал знакомить у себя соотечественников с самым примечательным, что появлялось на берегах Сены?

Все знали в Париже графа Шувалова, и он знал всех. В никому пока не ведомых талантах он умел угадать завтрашних знаменитостей и первым представлял их творчество на суд зрителей в своем доме: будь то еще пахнувшая свежей краской картина, только что написанное музыкальное произведение, новая пьеса или рукопись.

Шувалов обожал Францию, и судьба благоволила к нему, давая возможность то «дворянином при посольстве», то по собственному желанию смолоду подолгу жить в этой стране. Поэтому граф имел давние дружеские связи с теми, кто уже стяжал себе прочную славу на ниве искусства, и состоял с ними в самых коротких отношениях. А те лишь изредка вспоминали, что их добрый и щедрый друг «граф Андре» – не прирожденный француз!

Да уж, Андрей Петрович, человек многогранно одаренный, сочинял стихи на французском языке так, что их приписывали перу Вольтера, чем немало веселили истинного автора.

Его безукоризненное владение этим языком использовала, кстати, императрица Екатерина. Известно, что хозяйка Зимнего дворца и по-русски, и по-французски писала не без затруднений. Но ей, так дорожившей перепиской с интеллектуальной элитой Франции, вовсе не хотелось ударить в грязь лицом. А потому все письма, адресованные, скажем, Вольтеру или Дидро, направлялись ею сначала Шувалову. Тот исправлял грамматические ошибки, вставлял изящные обороты, по части которых был большой искусник, и возвращал выправленный текст. Тогда письмо набело переписывалось Екатериной, а затем украшенное императорскими печатями летело на берега Сены.

Разумеется, это всего лишь курьезная подробность в отношениях ее величества и графа Андрея Петровича. Государыня действительно очень ценила этого человека – мастера на все руки. Что в Париже, что в Петербурге он никогда не сидел без дела, удивляя соотечественников энергией, разнообразием своих познаний и умением воплотить их в конкретное дело.

Шувалов наладил в России производство гобеленов, ничуть не уступавших французским. Он работал над усовершенствованием российских банков и структуры управления в губерниях, занимался изысканиями в отечественной истории.

Зная отменный вкус Шувалова и то, что не существовало в Париже дверей, которые бы перед ним не открывались, Екатерина доверяла ему приобретение художественных ценностей. Это была деятельность такого размаха, хитросплетений и интриг, сюжеты которой озолотили бы дюжину мастеров детективного жанра.

Бывало, граф годами выслеживал добычу, иногда она, казалось, уже была у него в руках – и вдруг ускользала. Но едва ли от Андрея Петровича можно было что-то спрятать! Разумеется, дело одним Парижем или даже Францией не ограничивалось: словно опытный сыщик, Шувалов мог появиться в любом уголке Европы с такими суммами, каких не имел никто.

Известно, что в Голландии граф приобрел полотно «Триптих» кисти Джорджа Доу за 15 тысяч гульденов, что в переводе на сегодняшнюю европейскую валюту составляет свыше 100 миллионов евро. Можно представить, какие проклятия посылались в адрес графа фавориткой Людовика XV мадам Помпадур! Ведь она хотела купить эту картину в подарок «своему королю» и даже условилась о цене. Но явился в неурочный час этот русский проныра и предложил художнику в пять раз больше. Вопрос был решен.

Обычно Шувалов в течение долгого времени собирал все, что могло пополнить запасы Эрмитажа и Царского Села, затем фрахтовал судно и морем отправлял свои приобретения в Санкт-Петербург. Здесь были мрамор, бронза, мебель, редкие ткани, разного рода коллекции, скупленные по всей Европе.

Но тот груз, который Шувалов отправлял осенью 1771 года, превосходил по своей ценности все добытое ранее. Одних только работ фламандских художников школы Рембрандта было около трехсот. И не исключено, что там находились и полотна самого мастера.

Не случайно эта живопись готовилась к отправке самым тщательным образом: Шувалову пришлось познакомиться с самыми новыми и дорогостоящими способами сохранности раритетов. Полотна были сняты с подрамников. Их заворачивали в лосиные кожи, укладывали в свинцовые тубусы и заливали теплым воском, заполнявшим малейшее пространство.

Помимо живописи Шувалов приготовил к отправке мейсенский и саксонский фарфор, статуэтки, отлитые из серебра и золота, несколько бочонков с монетами, представлявшими нумизматическую ценность, и прочее, прочее, прочее...

Все это было должным образом уложено в трюмы двухмачтовой шхуны «Фрау Мария». Она вышла из Амстердама, но так и не достигла русских территориальных вод. Корабль попал в шторм и затонул со всеми своими сокровищами, прикидочная стоимость которых на сегодняшний день составляет несколько миллиардов евро.

Можно представить, какой огромной личной трагедией для графа оказалось кораблекрушение «Фрау Марии» в Балтийском море! Время, энергия, старания, потраченные попусту, естественное раздражение Екатерины, которая лишилась колоссальных сокровищ, оплаченных казной, бесполезная переписка с лицами, хоть каким-то образом способными пролить свет на случившееся и помочь в поисках корабля, – это происшествие отравило графу несколько лет жизни.

Гибель корабля с сокровищами, отправленными из Франции в Петербург, немало повредила графу Андрею Петровичу Шувалову во мнении императрицы. Едва ли в том, что случилось, действительно он был виноват. Но «Фрау Мария», отправившись на дно, нанесла тем самым урон российской казне, а этого Екатерина II не любила и волей-неволей возлагала ответственность за печальное происшествие на графа, свое доверенное лицо.

Но Шувалов был человеком, умеющим «держать удар». Придя в себя от постигшего его фиаско, он снова занялся укреплением культурных связей между Россией и Францией. Граф много сделал для того, чтобы познакомить русского читателя с новинками французской литературы. Он, как говорили тогда, «наблюдал за изданием переводов».

Кстати сказать, когда Шувалов узнал, что Людовик XVI колеблется – разрешить к постановке «Женитьбу Фигаро» или нет, он тут же послал пьесу в Петербург и получил от Екатерины ответ: нет никаких препятствий к тому, чтобы премьеру пьесы Бомарше устроить на берегах Невы.

Однако король быстро одумался и велел ставить «Женитьбу Фигаро» в «Комеди Франсез». В России неунывающий цирюльник блеснул годом позже: сначала на французском, а потом и на русском языке.

Наступило 27 апреля 1784 года – день премьеры «Женитьбы Фигаро» в «Комеди Франсез».

К началу спектакля перед входом в театр собралась огромная толпа народа, и швейцарским стрелкам, обычно наблюдавшим за порядком в Пале-Рояле, пришлось образовать живой коридор, чтобы имеющие билеты могли беспрепятственно попасть в зал.