Женское счастье (сборник) - Никишина Наталья. Страница 3

– Ты сама мне отца выбирала. У меня, между прочим, не спрашивала…

Я вовремя вспоминаю, что отец – это святое. Его же теперь не поменяешь. И если продолжить тему, то я начну орать про то, что он – скотина, скотина, скотина… А это совсем не поднимает настроение перед Новым годом. Как хорошо, что опять звонит телефон! И Мыша с разочарованным видом снова протягивает мне трубку.

– Твоя Люся припадочная. Не занимай линию. Я звонка жду.

Люся тоже зовет к себе. И меня, и Таньку. Люся – последняя из могикан. Я называю ее образ жизни «открытый дом со столом для господ офицеров». Они с мужем живут, словно никаких лет победившего капитализма не было и нет. Варят картошку, солят грибы. Кормят всех, кто припрется. К ним по-прежнему можно приходить без звонка. В квартире толкутся их друзья и друзья их сыновей. Бывшие невесты, будущие жены, новые женихи бывших невест. Разведенные жены старых друзей и старые друзья разведенных жен. Сумасшедший дом. Но очень веселый. Раньше мы каждый Новый год с подросшей Машкой отправлялись к ним, буянили до утра. Теперь Машка празднует в своей компании. Нет, раз уж решила сидеть одна, значит, буду сидеть одна.

– Ладно. Надумаешь, приезжай ночью, – говорит Люська.

Раньше я непременно бы так и сделала. А теперь – не хочу. Надоело. Надоели комплименты от женатых друзей. Надоели их жены, ревниво оттирающие от меня своих ненаглядных. Надоело уходить оттуда одной…

Надоело… И убирать совсем не хочется. Поваляюсь с книжкой. Хотя еще только пять вечера и можно пробежаться по окрестным магазинам. В холодильнике слишком много свободного пространства. А вдруг Машкины друзья зайдут, а у нас и угостить нечем. Решаю забег по магазинам устроить завтра… А сегодня лягу пораньше. Но выспаться не удается. Машка возвращается после двенадцати. Конечно, пока она не пришла, уснуть я не смогла. А потом следует долгий скандал на тему ее бессердечности.

Ночью я долго гляжу на отсветы уличного фонаря на знакомой стене. Одиночество… Когда-то я думала, что человек не бывает одинок. Человек не бывает, а женщина бывает…

Утро начинается с явления народу моего бывшего мужа и Машкиного отца. Он долго топчется в прихожей и, кряхтя, надевает тапочки. Костя растолстел. А когда-то вычитывал мне за лишние килограммы. Он сообщает мне и невыспавшейся Машке, которая выползла на звонок, что принес нам подарок. У меня все холодеет внутри. Такая щедрость явно не к добру: не иначе как благодетель наш не даст денег. Костя достает из кармана конверт. В нем путевка на двоих на карпатский курорт. Да, удружил. С учетом того, что у меня работы немеряно. Но Машка радуется и победоносно смотрит на меня, мол, видела, какой папа добрый. Видела.

И догадываюсь, что путевка выдана ему на работе бесплатно. А его мегера отказывается в такую дыру ехать. Но тут Константин достает деньги. И я сразу добрею.

– Выпьешь чаю? – спрашиваю ангельским голосом.

– Выпью, – соглашается бывший. В кухне он оглядывает мой собственноручный ремонтик и недовольно хмыкает. По его мнению, все позднейшие переделки в его бывшей квартире только во вред. Он хорошо помнит, что квартира эта принадлежала ему. И он добровольно (!) мне ее оставил. А я испортила эту однокомнатную квартиру тем, что сделала из нее двухкомнатную, выгородив себе крохотный закуток, чтобы работать по ночам. Оставил он мне ее, потому что разменять не удалось. Вот бедный Костик и попал в бессребреники. Зато теперь я от каждого знакомого слышу: «Твой бывший – настоящий мужик. Жилье тебе оставил». Такое исключительное благородство. Как будто нормой должна быть ситуация, когда свою жену и дочь выставляют на улицу. Еще он меня не бил, не запивал, не сидел на игле, не выгонял голой на мороз. Да ему просто памятник ставить можно! Пока я думаю свою вековечную думу, мы обмениваемся новостями про общих знакомых и наших родных. Машкино отвратительное поведение я с Костей не обсуждаю. Он же мне и поставит на вид, что я неправильно ее воспитала. Вроде бы кто-то мешал ему в этом процессе участвовать. И вдруг Костя спрашивает меня, причем без издевки:

– А замуж ты, мать, не собираешься?

– Нет, не собираюсь. Да и поздно уже собираться…

– Ну, это ты зря. Выглядишь отлично.

Как ни странно, комплимент меня греет. Я расслабляюсь и начинаю свои обычные рассуждения:

– Понимаешь, Зайцев, мне замуж не хочется. Ну подумай, лучшие годы я прожила одна. А теперь, когда мне это и не слишком нужно, кого-то обстирывать и обкармливать? Зачем?

– Ну, ты уж обкормишь…

Ага, помнит мое слабое место: не люблю готовить. А Зайцев, глядя в сторону, продолжает тему:

– И правда, Юль, сколько можно жить одной? Машка уже взрослая… почти…

Ишь как заговорил… Что ж он, когда бросал меня, не спрашивал, как я буду жить одна и сколько? Когда я ночами балансы для сомнительных фирм сводила… Когда Мыша болела и мне не с кем было ее оставить… Когда… Ой, сколько этих «когда»… И все они мешают мне поговорить с Костей по-человечески. Я быстро сворачиваю беседу:

– Да ладно тебе, все у меня нормально.

Прощаясь, Костя не удерживается, чтобы напоследок не напомнить:

– Там денег больше. На сто гривен.

Разочарованный тем, что я не падаю в обморок от счастья, он удаляется. Пока он обувается, я смотрю сверху на намечающуюся лысину, на красное от напряжения лицо и думаю: «Как странно: когда-то думала, что не смогу без него жить… Валялась в ногах… Самым натуральным образом. Рыдала… Хорошо, что никто этого не знает. Кроме самого Кости, разумеется… А он ведь и впрямь обычный хороший человек. Тогда, получается, я была плохая? Ведь кто-то из нас был плохим, если мы разошлись?»

Воодушевленная наличием лишней сотни, отправляюсь в путешествие по магазинам. Одновременно со мной туда же отправились и все остальные граждане нашего города. Ну, конечно, не такое столпотворение, как при совке, но людей много. Торгующих и покупающих. Все спешат. Выбирают. Подарок для Мыши у меня давно куплен. Кожаный пояс с клепками и узорами… Положу под елку. А елочку я покупаю только сейчас. Люблю живые елки. Говорят, что это варварство, но я все равно люблю, когда пахнет смолой.

Дома ставлю ель в ведро с водой… Завтра украшу. А сегодня надо что-то приготовить. Хоть салат какой-нибудь завалящий. Мыша снова где-то шляется. А я готовлю и тихонько напеваю. Увлекаюсь и обнаруживаю, что стою, опустив руки, и ору во все горло «Без меня тебе, любимый мой»… На потеху Машке, которая смотрит в дверь кухни. Боже, какое счастье, что она дома… Что пахнет елкой… И снова приходит ночь, и в запахе свежей хвои лезут в голову воспоминания. И снова я думаю про тот давний Новый год…

Мы встретились с Павлом у моей подруги. Бывают такие подруги в молодости, с которыми никак не можешь расстаться. И раздражают они, и мелкие гадости делают. Но ты как дура идешь у них на поводу: бегаешь с ними по их делам, решаешь их проблемы… Вот и моя тогдашняя подружка Наташа была из породы внешне экзальтированных и разболтанных девиц, которые в неожиданный момент являют вдруг изрядную хитрость и цепкость. Павла она заочно представила мне как своего жениха, а затем не могла удержаться, чтобы не предъявить ценный кадр. Мы с ним переглянулись с изумлением и тайной завистью, как, наверное, посмотрели бы друг на друга представители двух разных галактических цивилизаций. Я – в обалденной юбке с бахромой (бахрому, помнится, отрезала от старой скатерти), с ресницами в ленинградской туши до самых бровей, с холщовой сумкой через плечо и с повязкой («кто хиппует, тот поймет») на распущенных до колен волосах… И Павел – коротко стриженный, в аккуратном костюме, в начищенных до блеска ботинках… Я была девушка свободная, с некоторым любовным опытом, который всячески демонстрировала… Курила, лихо опрокидывала стаканчик водки, цитировала запрещенных авторов, якшалась с опальными, непризнанными художниками и режиссерами маленьких драматических студий. А Паша происходил из семьи, где было немало советских начальников городского масштаба. Он не пил, занимался спортом, домой приходил вовремя. И все ему во мне было в диковинку: и стихи Цветаевой, что я читала к месту и не к месту, и бравада, и острый язык. И мы начали видеться чаще. Еще в первые наши встречи я поняла, что с Наташкой их ничего не связывает. И обрадовалась. Но ни он, ни я не делали первого шага. Гуляли, разговаривали, смеялись… А когда наступил Новый год, Пашка выпросил у родителей ключи от загородного дома, чтобы отметить праздник. Собрались большой, шумной компанией.