Женское счастье (сборник) - Никишина Наталья. Страница 6
Отряхнувшись всем телом, Настя, пока ей бросали вдогонку сапоги, пальто и сумку, сдавленным кошачьим контральто выводила такие нецензурные рулады, что даже доги озадаченно примолкли.
Затем, обувшись и одевшись, Настя в злобе и горячке кинулась не на асфальтированную дорожку, которая, петляя, выводила к шоссе, а напрямую – через лес. Она знала, что до остановки автобуса ей бежать всего-то минут двадцать. Но шла она уже довольно долго, а лес, вместо того чтобы редеть, становился все глуше. Хилые сосенки превращались в какие-то исполинские деревья, и все вокруг приобретало первозданный вид.
Настя вдруг поняла, что сквозь снежную пелену она слышит чьи-то шаги. За деревьями мелькнул огромный мужской силуэт. Настя подумала нехорошее слово, потом другое, тоже нехорошее, но цензурное: «Маньяк!» Бедная девушка собралась было что есть силы помчаться к вожделенной остановке, но ноги стали чужими, и она сначала стала как вкопанная, а потом села в сугроб. «Маньяк» потоптался возле нее и спросил глухим басом:
– Тепло ли тебе, девица?
Настя закашлялась и вместо привычного: «Ты что, сдурел?» у нее получилось растерянное:
– Нормально…
– Вот и хорошо, – прогудел тот и стал вынимать ее из сугроба, отряхивать и похлопывать.
«Нет, не маньяк, – повеселела Настя, разглядев белую бороду. – Да это старикашка! Бомжует небось бедняга. Видно, из теплоцентрали вылез недавно».
Настя двинулась наугад через сугробы. Теперь вокруг стало почти светло, звезды глядели с неба ласково и мудро.
– А что, далеко остановка? – спросила Настя шагающего рядом попутчика.
– Да нет, вон там!
От облегчения Настя аж всхлипнула.
– У тебя что, детка, горе какое-нибудь? – участливо спросил дед.
– Да так, ерунда, мелкие неприятности.
Настя растрогалась: старичок-то добрый, надо его отблагодарить за работу.
– Давайте я вас пирогом угощу. Все-таки Новый год!
Девушка вынула из сумки помятый пирог.
– Спасибо, милая. Тогда уж вместе откушаем!
Настя вспомнила, что на вечеринке ничего не успела перехватить, кроме бутерброда. «Лучше б я у них всю икру сначала сожрала», – вздохнула она про себя. Остановившись, они начали жевать пирог.
– Как у моей бабушки, – одобрил старец. И зашарил по своему тулупу. – Выпить хочешь? – Он протянул Насте тяжелую стеклянную флягу. Внутри что-то мерцало. Настя глотнула, и душистый яблочный мороз обжег ей горло. Старичок тоже глотнул и близко заглянул Насте в лицо. Она с удивлением обнаружила, что глаза у него невозможного синего цвета.
Мороз усиливался, и все вокруг тоненько звенело хрустальными ангельскими голосами: и ветви, и сугробы, и звезды. Выпили еще по глотку.
– Ну что ж, с Новым годом, девушка!
– С наступающим, – уточнила Настя.
– Да нет, уже с наступившим! – засмеялся дед. – Уже двенадцать!
Настя ахнула и вдруг, не удержавшись, заплакала навзрыд.
– Ну что ты, девонька, ведь ничего же не случилось! Тебя что, родители ждут или жених?
Нет, ее никто не ждал, но от этого было еще обиднее. Пока все нормальные люди ели, пели, танцевали и вообще жили разноцветно, она застряла в лесу с каким-то ханыгой. Но ничего этого Настя не сказала, а наоборот, поздравила старичка с Новым годом и пожелала ему счастья.
– Спасибо, милая! – ответил он и неожиданно брякнул: – А теперь я исполню любые твои желания!
«Так, старичок явно чокнутый», – встревожившись, подумала Настя и стала потихоньку отступать назад.
– Ничего мне не надо, дедушка. Мне бы только на остановку. Может, кто подвезет…
– Погоди, сейчас подвезем! – И не успела ошарашенная девица испугаться, как дед молодецки свистнул, и откуда-то из лесной чащи грянула удалая тройка. Кони цвета яркой луны били снег копытами. Настя почему-то уже сидела в санях. Невесомый мех укутывал ее от бровей до носков сапог.
Настя пыталась вспомнить что-то давно забытое, знакомое и вдруг вскрикнула:
– Батюшка Мороз Иванович!
– Правильно, золотко, признала! Ну говори, чего хочешь!
В первую же секунду, вместо размышлений по поводу того, а не глюки ли у нее, перед Настиным взором замелькали кадры доморощенного боевика, где трое рослых парней вламывались в Борькин коттедж. А сама Настя с прекрасным и суровым лицом вершила праведный суд. Не успев ничего произнести, она услышала:
– Будь по-твоему! – И тройка понеслась.
Дальше действие точно соответствовало Настиному сценарию: дверь вылетела, как фанерная, псы кинулись, повизгивая, лизать шубу Деда Мороза, рослые парни держали оседающего Бориса. Настя поглядела на посеревшие лица обидчиков – и справедливый суд ей вершить расхотелось. Анастасия окунула зардевшуюся щеку в голубой мех и пошла на крыльцо.
– Ну и ладно, ну и правильно, – забубнил дед. – Чего себе праздник портить? – Неожиданно молодо он сгреб Настю в охапку и бережно усадил в сани. – Куда теперь прикажешь? Может, в Париж?
– Не знаю, – равнодушно молвила Настя.
– Ладно, я тебе сначала свои хоромы покажу.
Тройка рванулась сквозь ночь. Дед Мороз вел себя как безумный, свистел, хохотал и пугал всякую нечисть. Очень скоро Настя и ненормальный старик очутились в странном и веселом доме.
В круглых и овальных комнатах зажглись свечи, зазвенели стеклянные колокольчики, заблестели узорные зеркала. Дед усадил Настю в царское кресло, скинул шубу, и оказалось, что одет он в музейный бархатный кафтан, а фигурой смахивает на новоявленного Рембо.
Не успела Настя задуматься, сколько же дедушке годков, как на инкрустированный самоцветами столик тот водрузил блюдо с дичью и серебряные стаканчики с водкой. А потом начал доставать из высокого дубового буфета бутылочки, кувшинчики и, наконец, огромный поднос, на котором возвышался белоснежный дворец из мороженого.
Они ели, пили, болтали. Потом запели дуэтом: «Ой, мороз, мороз, не морозь меня!» Бас и нежный грудной женский голос сливались… Никогда еще у Насти не было такого замечательного Нового года. Они до слез хохотали, рассказывая анекдоты и вспоминая сцены на даче у Борьки. Незаметно перешли на «ты».
– Слушай, Мороз, – не выдержала Настя, – а кто ты на самом деле?
– Дед Мороз.
– А серьезно?
– Если серьезно, я и Дед Мороз, и Лесной царь, и многое другое. Без подделки. Последний из могикан. Кажется, никого больше не осталось. Может, мы были аномалией.
Мороз посерьезнел, замолчал. Потом вскинулся:
– Ну, пора за дело!
– За какое? – не поняла Настя.
– Желания загадывай! Новогодний Париж хочешь посмотреть?
«Дался ему этот Париж, – разозлилась Настя. – Мне и тут хорошо». Она свернулась клубочком в кресле и смотрела на огоньки свечей в цветных стеклах буфета.
– Нет, дорогая, так дело не пойдет. Я обязан предоставить тебе жениха, лучшего из лучших.
– Да не нужен он мне. Морока одна. Все равно сбежит.
– Не сбежит! – отрезал Дед Мороз.
Настя глянула в его решительное лицо и поняла, что свадьба неминуема.
За женихом махнули не в Париж и даже не в собственную столицу. Настя грустно твердила: «Какая разница!», и странная пара явилась в местный кабак «Центральный».
Скинув меха, Анастасия обнаружила на себе струящееся, будто ручей подо льдом, платье. Молодеющий час от часу Дед Мороз демонстрировал публике, что такое элегантный костюм. Музыканты неожиданно хорошо заиграли забытый вальс. Усталый свет долгой ночи сменился волшебным мерцанием.
К Насте повалили женихи. Казалось, что в провинциальном кабаке «Центральный» происходит заседание ООН и Олимпийские игры одновременно. Настя устало качала головой, пожимала плечами… Ее даже не воодушевляло, что лучшие шлюхи города завороженно пялились на нездешнее платье и вереницу заморских гостей, подходивших к Настиной руке.
Хозяйка льдистого платья не замечала производимого фурора и все поглядывала на красивое, словно застывшее лицо Деда Мороза. Настя ничего не соображала, кроме того, что вот сейчас, через мгновение все оборвется и она никогда больше его не увидит.