Прекрасное далеко - Брэй Либба. Страница 50

Подъезжают экипажи, давая знак к окончанию вечера. Мы все стоим перед зданием клуба. Отец, Том и доктор Гамильтон углубились в беседу. Бабушка вместе с другими дамами отправилась осмотреть клуб и еще не вернулась. Я отошла в сторону, взглянуть на сад, и вдруг меня кто-то тащит в тень.

— Недурной вечер?

Шляпа низко надвинута на лоб бандита, но мне прекрасно знаком этот голос, так же, как и яркий красный шрам, пересекающий сбоку его лицо. Это мистер Фоулсон, преданный пес братства Ракшана.

— Не кричите, — советует он, сжимая мою руку. — Я просто хочу кое-что передать вам от моих нанимателей.

— Что вам нужно?

— Ай, какие мы непонятливые! — Его улыбка превращается в оскал. — Магия! Мы знаем, что вы привязали ее к себе. Нам она нужна.

— Я передала ее Ордену. Теперь он ею владеет.

— Ну-ну, опять привираем?

От него воняет пивом и рыбой.

— Откуда вам знать, правду ли я говорю?

— Я знаю куда больше, чем тебе кажется, прелесть моя, — шепчет бандит.

В прохладной ночи сверкает кинжал. Я оглядываюсь на отца, беспечно разговаривающего с доктором Гамильтоном. Он сейчас выглядит тем самым отцом, которого мне так не хватало. И я ни за что не сделаю чего-то такого, что нарушит этот хрупкий мир.

— Что вам от меня нужно?

— Я уже вам сказал. Нам нужна магия.

— А я тоже вам уже сказала. У меня ее нет.

Фоулсон проводит лезвием кинжала по моей руке, и я покрываюсь мурашками.

— Поосторожнее, красотка. Вы не единственная, кто умеет играть в разные игры.

Он тоже смотрит на моего отца и Тома.

— Приятно видеть вашего отца таким бодрым. И вашего брата. Я слышал, ему очень хочется сделать себе имя. Старина Том… Добрый милый Том.

Фоулсон кончиком кинжала срезает пуговку на моей перчатке.

— Может, мне стоит немножко поболтать с ним о том, чем занимается его сестричка, когда он за ней не присматривает? Одно словечко ему на ухо, и вас тут же запрут в Бедламе!

— Он этого никогда не сделает.

— Уверены?

Фоулсон срезает еще одну пуговку. Она, подпрыгивая, катится по булыжникам.

— Мы уже видывали девушек, которые повредились в уме, и их приходится лечить. Неужто вам хочется закончить свои дни в палате, видя мир только сквозь зарешеченное окошко?

Магия разгорается во мне, и я изо всех сил стараюсь ее удержать. Фоулсон не должен знать, что я ею обладаю. Это слишком опасно.

— Отдайте мне магию. Я уж сумею как следует о ней позаботиться.

— То есть вы хотите сказать, что воспользуетесь ею к собственной выгоде?

— А как поживает ваш дружок Картик?

— Вам лучше знать, потому что я его давным-давно не видела, — лгу я. — Он оказался таким же бесчестным, как все вы.

— Добрый старина Картик… Когда увидите его в следующий раз — если вообще увидите, — передайте, что Фоулсон его ищет.

Картик говорил, будто братья Ракшана считают его умершим, но если Фоулсон убежден в том, что он жив, Картику грозит большая опасность.

Внезапно Фоулсон прячет кинжал.

— Похоже, ваша карета прибыла, мисс. Я буду за вами присматривать. Уж в этом можете быть уверены.

Он выталкивает меня из тени. Том, ничего не заметивший, машет мне рукой:

— Идем, Джемма!

Кучер опускает ступеньки.

— Да, иду, — отвечаю я.

Я оборачиваюсь, но Фоулсон исчез, растворился в ночи, как будто его никогда и не было рядом со мной.

Глава 25

Проснувшись, я вижу рядом со своей кроватью улыбающуюся бабушку.

— Вставай, Джемма! Мы сегодня отправляемся по магазинам!

Я тру глаза, потому что мне кажется — я вижу сон. Но нет, бабушка по-прежнему стоит здесь. И улыбается!

— Мы поедем к «Кастлу и сыновьям», чтобы заказать тебе платье. А потом позволим себе заглянуть в «Лавку сладостей» миссис Доллинг.

Бабушка хочет взять меня с собой на прогулку! Фантастика! Угрозы мистера Фоулсона теперь представляются мне не более существенными, чем легкий туман. Он пытается меня напугать? Но я держу в себе всю магию сфер, и ни Орден, ни братство Ракшана не узнают об этом, пока я не сделаю все, что должна. В конце концов, я ведь уже совершила чудо в своей семье.

— Ох, я сто лет не была у миссис Доллинг! Там такое множество пирожных! — Бабушка моргает. — А почему же я туда не ездила?.. Ну, неважно. Сегодня мы к ней отправимся и выберем все, что пожелаем, и… Джемма! Почему ты до сих пор не одета? Нам так много нужно сделать!

Ей не приходится повторять еще раз. Я вылетаю из-под одеяла и с такой скоростью хватаю одежду из шкафа, что там воцаряется полный беспорядок.

Мы с бабушкой проводим вместе волшебный день. Бабушка растеряла всю свою пугающую чопорность, она веселится. Она приветствует всех подряд — от мальчика, который упаковывает наши пирожные, до незнакомцев на улице, она улыбается и кивает. Она даже гладит по голове мальчишку-чистильщика, который, похоже, вообще не знает, что такое нежное прикосновение, хотя ему уже лет восемь.

— Ох, Джемма, посмотри на те шляпки! Какие дивные перья! Может быть, зайдем к модистке и подберем что-нибудь для себя?

Она направляется к двери лавки. Я хватаю ее за руку.

— Может быть, в другой раз, бабушка?

Наша карета так нагружена покупками, что нам негде сесть. Бабушка отправляет кучера домой, вознаградив несколькими шиллингами, и заявляет, что мы вполне можем взять кеб, чтобы вернуться в Белгрейв.

— О, как все замечательно, правда? Я только удивляюсь, почему мы раньше не устроили такую прогулку?

Бабушка похлопывает меня по руке.

— Добрый день! — весело кричит она молочнику.

Тот бросает на нее испуганный взгляд, будто она — эксцентричная тетушка, сбежавшая с чердака, где ее обычно запирают.

— А он не слишком разговорчив. Я сказала — «добрый день», сэр!

— И вам доброго дня.

Молочник осторожно улыбается и касается полей шляпы, но в его взгляде светится прежнее подозрение.

— А, вот так-то лучше! — смеется бабушка. — Видишь? Только и нужно, что немножко их поощрить, и тогда они выбираются из своей скорлупы.

Магазин одежды и ателье «Кастл и сыновья» расположен на Регент-стрит, и мы пришли сюда, чтобы выбрать платье для моего светского дебюта. Торопливая помощница, чьи волосы готовы в любой момент выскочить из-под шпилек, выносит рулоны белого шелка, и бабушка придирчиво их изучает. С меня снимают мерки. Когда сантиметровая лента обхватывает грудь, портниха покачивает головой и сочувственно улыбается. Все мое прекрасное настроение улетучивается. Увы, мы не можем все до единой быть идеальными. Когда все тело измерено и мерки тщательно записаны, я сажусь на диван рядом с бабушкой. Перед ней поспешно раскладывают горы пуговиц и кружев, лент и перьев, а бабушка с такой же скоростью отправляет все обратно. Я со страхом думаю, что мне достанется самое простенькое во всем Лондоне платье.

Продавщицы показывают бабушке самое изысканное платье, какое только я видела. У меня вырывается короткий вздох. Корсаж украшен шелковыми розами, розы красуются и на плече, а на рукавах — банты. Юбка расшита нежными бутонами роз, а шлейф — кажется, в целую милю длиной, — отделан по краю гофрированным кружевом. Это платье принцессы, и мне страстно хочется иметь такое.

Бабушка проводит рукой по бусинкам вокруг декольте.

— Что ты думаешь, Джемма?

Бабушка никогда прежде не интересовалась моим мнением.

— Я думаю, это самое чудесное платье на свете, — отвечаю я.

— И правда, оно милое. Ладно, мы закажем именно такое.

Я готова расцеловать ее.

— Спасибо, бабушка!

— Ну… я полагаю, оно уж слишком эффектное, — ворчит бабушка. — Но мы, в конце концов, только раз бываем молодыми.

Мы снова выходим в лондонскую серость. Уже пять часов, и небо начало темнеть, а улицы затянуло дымом газовых фонарей, от которого у меня кашель. Но мне наплевать. Я стала другой девушкой, такой, которая будет носить шелковые розы и обмахиваться веером из страусиных перьев. И мы собираемся заглянуть в еще одну кондитерскую. И пусть себе удушающие газовые фонари творят что хотят!