Леший и Кикимора - Копейко Вера Васильевна. Страница 41

Анна захлопнула тетрадь. Не идет. Кажется, все мысли в голове как после бури. Взметнулись, перепутались. Никак не осядут. Она потрясла головой. Поможет ли?

Утром, когда она направлялась к клеткам с енотами, дорогу заступил Данила.

— Наконец-то. А то я думал, ты решила бросить меня одного на тропе.

— Ни за что, никогда, — сказала Анна, энергично качая головой. — Я должна провести с тобой учет, и я это сделаю. Когда пойдем?

— Сегодня, — сказал Данила. — У меня все готово. — Он похлопал по планшету, который достался ему от отца, а тому — от его отца. Кожаный планшет болтался на бедре, одетом в камуфляж. Штаны заправлены в серые катанки.

— Мне надо переодеться.

— Да уж конечно, не в этих сапожках на лыжи вставать, — согласился Данила.

Анна была в черных брюках и тонких кожаных сапогах на каблучке. Она уже чувствовала мороз.

Данила посмотрел на часы:

— В десять у конторы. Годится?

Анна кивнула.

— Смотри, — тихо сказал Данила и схватил Анну за рукав.

— Куда? Что? — замерла она на одной ноге, опасаясь опустить другую, вдруг хрустнет снег. Она хорошо знала, как осторожны лесные обитатели.

— Вон. — Данила указал на толстую осину. На высоте человеческого роста висела деревянная кормушка. На ровной площадке желтела крупа — мелкие шарики вперемешку с пшеном, догадалась она. Штук пять птиц устроились на ней.

— Это ты повесил? — тихо спросила Анна.

— Нет. Это моя дочь, — сказал он.

— Дочь? — Анна вскинула брови, пытаясь соединить: Данила и дочь. Внезапно до нее дошло. — К тебе вернулась… жена?

— Точно. — Он рассмеялся. Синицы, а это были они, даже не встрепенулись.

— Но… твоей дочери шесть, верно? Как она достала до такой высокой ветки? — спросила Анна, пытаясь говорить как можно спокойнее. Нет, никогда у нее не было видов на Данилу. Просто одиночество этого человека, занятого лесом и его обитателями, служило примером — совсем не обязательно связывать себя с кем-то так тесно, как муж и жена, если ты страстно любишь что-то еще в этой жизни. — Как же она достала? Кормушка высоко.

— Я подсадил дочку. — Данила засмеялся и порозовел. — Знаешь, я только теперь понял, что вел себя как вот эти. — Он кивнул в сторону кормушки.

Две синицы вытянулись во весь рост, наклонили голову, показывая друг другу черную шапочку. Соперники.

— Ага, — сказала Анна, — кто главнее, да?

— Да. По размеру и по цвету шапочки они узнают возраст и ранг. Смотри дальше.

Анна замерла. Один из соперников повернулся боком. Потом приподнялся на вытянутых ножках, встал столбиком и повернулся грудью к другому. Тот проделал то же самое. Медленно, как маятник, они раскачивались из стороны в сторону.

— Показывают самую главную метку наряда — черное пятно. Видишь, в самом низу брюшка, почти под хвостом. — Данила рассмеялся. — Я точно так же вел себя с тем, к кому ревновал жену. Потом мы ей оба надоели, она взяла и укатила к родителям. В Пермь. Чтобы никого из нас не видеть.

— На самом деле? У нее кто-то на самом деле… завелся?

— Знаешь, я в молодости был страшно ревнивый. Я теперь понимаю, что все сам выдумал. Слава Богу, жена оказалась умнее меня. Она вернулась. — Он вздохнул, по его лицу можно изучать, как выглядит довольный человек. — А теперь пошли. Стемнеет, пока мы рассуждаем о любви и ревности.

Анна почувствовала, как заныли виски.

10

Чем скорее поезд устремлялся к Суходольску, тем быстрее стучало сердце Витечки. Как он объяснится с Анной?

Все началось с того, что в Суходольск приехал его институтский приятель Никита Рогов, который жил теперь в Екатеринбурге.

Никита позвонил, Витечка приехал в гостиницу, сначала они говорили ни о чем, как бывает у тех, кто давно не виделся, а потом Никита сделал такое предложение, что Витечка ошарашенно умолк. Причем надолго. Только через несколько минут он сумел задать вопрос:

— Ты говоришь это серьезно? — Витечка недоверчиво смотрел на спокойное крупное лицо институтского приятеля. С тех пор, как они не виделись, в знакомом лице прибавилось значительности. Такими становятся лица тех, кого не обошла удача. Кто не отрицает, возносясь над житейскими обстоятельствами, что им помогли не только личные достоинства, но и случай. Обычно эти люди не боятся приманить удачу для кого-то еще, имея в виду, что им самим это зачтется.

— Абсолютно серьезно, — подтвердил Никита.

— Но почему я? — спросил Витечка. Его давно не посещала удача. Пожалуй, с тех пор, как он женился на Анне. Но вкус удачи, она же — победа, он помнил. Она была нежная, теплая, горячая, она словно обволакивала его и запрещала думать о том, что когда-то отвернется от него. В нее хотелось зарыться поглубже, укрыться от холодного мира. Как поступали еноты, столь любимые Анной, прячась в нору на лютую северную зиму.

Витечка с сожалением вздохнул.

— Ты, Воронов, все знаешь об упаковке, — сказал Никита. — Так или нет?

— Допустим, — бросил Витечка. — Тебе рассказать о чем-то конкретном?

— Нет. Оставь знания при себе. Я не собираюсь отягощать себя. Я хочу узнать только одно: согласен ли ты в доле со мной купить линию упаковки вина в пакеты?

Витечка расхохотался.

— Купить? Ты всегда был человеком с юмором. — Он покрутил головой.

— Иначе не состоял бы столько лет в КВН, — усмехнулся Никита. — Итак, считай, это предложение от Клуба веселых и находчивых, пятьдесят на пятьдесят. Смотри. — Никита достал блокнот, ручку и принялся писать цифры. — Объем… Количество… Цена партии…

— Между прочим, — заметил Витечка, — я предлагал здешним людям разливать в такие пакеты ключевую воду. Но… — Он скривился. — Все медведи передохнут в тайге, прежде чем наши Суходольские на это решатся.

Никита кивал.

— Наши люди другие. Они возят вино даже из Лат-америки. А один оригинал собрался привезти на Урал… что? Писко!

— А что это? — Витечка усмехнулся. — Приличное или нет?

Никита хмыкнул.

— Более чем может показаться по названию, — заметил он. — Это бренди из мускатного винограда. Его выдерживают полгода в дубовых бочках, пьют в Чили и Перу, уже века четыре подряд. До сих пор никак не надоест.

— Крепкая штука? — захотел уточнить Витечка, морщась, словно ему предлагали выпить.

— Конечно. Но чаще всего его пьют в коктейлях.

— Наши будут пить чистое или чистый — не знаю, как правильно. — Витечка пожал плечами.

— Я пробовал, в Москве порция чистого писко с долькой апельсина, посыпанного мускатным орехом, стоит полторы сотни рублей.

Витечка поднял бровь.

— Знаешь, — продолжал Никита, — предложение, которое я тебе высказал, делают раз в жизни. Мне самому оно перепало, как ты понимаешь, из-за жены.

— Потому что она…

— Потому что у ее родственников свой виноградник. Он не в самом виноградном месте, а близ города Сент-Этьен. Это пятьсот километров на юго-восток от Парижа.

— Повезло тебе, — хмыкнул Витечка. — Кто бы мог подумать, что настоящая француженка приедет стажироваться на Урал? В страшном сне не приснится.

— А она довольна. — Никита засмеялся. — Я знаю точно.

— Понятно, она довольна тобой. Рад за тебя.

— Я помню, как ты гонялся за своей Анной. — Никита подмигнул. — Значит, поймешь, что такое получать удовольствие от брака.

Витечка вздохнул. Он не собирался рассказывать о том, каково ему живется сейчас.

— Хорошо, — сказал он и выпрямился. — Ты считаешь, что и в Суходольске будут покупать вино в пакетах? Но в городе мало денег. Это не Екатеринбург.

— Оно будет стоить дешево, из-за упаковки. Кроме того, в пакеты никто не собирается наливать дорогое вино. Обычное столовое, его можно взять на дачу, на пикник. Почти домашнее вино.

— Сорт под называнием «Бурдэ»? — насмешливо спросил Витечка.

— Не понял? — Никита свел густые темные брови.

— Бурдец, если говорить по-русски. Я произнес название с французским акцентом.

Никита покачал головой.