Рацухизация - Бирюк В.. Страница 58

— Ты чего золу на подсыпку переводишь? Её ж можно с водой развести и получить щелок.

— Дык… Девать некуда. Печка-то… кажный день…

И это — правда. Стремление к чистоте и рост народонаселения в усадьбе привели к тому, что у меня баня топится каждый день. Постоянно нужно кому-то помыться, что-то постирать, просто — тёплая вода для разных нужд.

Была бы прежняя, «чёрная» печка — не получалось бы. «Чёрную» печь надо остановить, топку вычистить, помещение проветрить… А с трубой — разогрел и только подкидывай. Зола, угольки, мелкий мусор валятся вниз сквозь колосники. Вытянул короб, вывалил на кучу в пристройке, назад поставил — процесс не останавливается.

Золу просеивают, разводят с водой и получают щёлок. Которым моют, моются и стираются.

Нормальное «святорусское» крестьянское хозяйство имеет по золе сильно положительный баланс: используют только часть от получившейся. Я о критических применениях: стирке, мойке… Дорожки и песком можно посыпать.

С появлением трубных печей картинка стала меняться: дров сгорает раза в два-три меньше — крестьяне золу вёдрами каждый день уже не выкидывают, не загрязняют окружающую среду. Недостачи нет, но и сильный избыток кончился.

Другое дело — мои печки. Кирпичные — у Христодула, гончарная — у Горшени, «мазильная»… Баня у меня топится непрерывно, постоянно горячая сдвоенная печка у Домны — прокормить такую ораву…

В отличие от крестьянских хозяйств, моя индустриальная часть вотчины делает золу непрерывно и много. Выход чистой, после просеивания, золы — меньше одного процента от веса дров. Для сравнения: из ржаной соломы — впятеро больше. Но солому и скотина поест. А дровами мы только топим. Каждый день, вне зависимости от погоды, каждая моя печка даёт несколько фунтов недогоревшего мусора. Который выкидывают.

Как говаривал одни нью-йоркский миллионер:

— Хочешь разбогатеть — почаще заглядывай в мусорный бак. Хочешь сохранить состояние — делай это каждый день.

У меня тут не так интересно, как в нью-йоркском мусорном баке. Соотечественника, к примеру, пока не находил. Но — заглядываю.

Прошедшей зимой избыток золы в усадьбе не сильно бросался в глаза: шло много новосёлов, их надо было мыть, всё их — стирать. Щёлок расходился довольно быстро.

К весне «помойная» деятельность начала стихать. «Отопительный сезон» тоже закончился — остановились домовые печи. Конечно, мыться и стираться людям всё равно надо. Но у многих за зиму достаточно золы собралось, летние печи работают. Мой «индустриальный мусор» стал никому не нужен.

К концу лета возле всех моих печей образовались кучи этого продукта. Я, случайно, в одну такую кучу влез, сильно перемазался, послушал насмешки моих «мужей добрых», обиделся… Ну грязно же!

И запустил я производства поташа.

Ме-е-едленно.

В Пердуновке заработал поташный завод.

Снова — современники меня не поймут. Многие и слова-то такого не знают. Поэтому просто поверьте: поташ — рацухизма мирового масштаба!

Тут нужно делать морду шведского посла из «Иван Васильевич меняет профессию» и произносить с восторгом:

— О! Кемска волость! О! Поташ!

О крайней пользе и всемирной ценности этого продукта — я в курсе, поэтому делаем серьёзно. Не морду, конечно, а производство.

Прежде всего — радуемся. Если вас не прёт от рацухерачества — не ввязывайтесь в это дело. Рацухеризация — очень радостное занятие. Веселит дух и горячит кровь. Конечно, когда для этого всё есть.

Например, есть Гончаровка. Где уже стоят избы и амбары, течёт вода, живут люди… Назовём это — «инфраструктура».

Есть место для моей очередной рацухи. Кстати, то самое, где я когда-то перед Прокуем плясал и загадочно пел:

   «И ни церковь, ни кабак —
   Ничего не свято!
   Нет, ребята, все не так,
   Все не так, ребята!».

Вот и сюда конкретно — «нетак» пришёл. В моём лице. С ошалевшем Фрицем на прицепе:

— Фриц, будем строить здесь.

— Вас?!

— Нет. Строить будем не нас, а… поташное производство.

— О! Поташ!

Всё-таки, на восторженную иноземную морду пришлось посмотреть. Что характерно, предложений типа:

— А может — кабак? Или — церковку какую?

не поступало.

На слово «поташ» нынешние немцы реагируют… как кошки на валерьянку. Сразу пытаются лизнуть и потереться.

Собственно, и само название от немецких слов «потт» — горшок и «аш» — зола.

В 14 веке поташ станет «стратегическим сырьём» — немецкие суконщики будут «кушать» его тысячами бочек. Поташный склад под Бременом станет «особо важным достоянием» Ганзы. Один Гданьск в 15 веке будет продавать 6–7 тысяч бочек поташа и 24–26 тысяч бочек сырой золы. В следующем веке амстердамские мыловары потребуют в год 24 тыс. бочек поташа, красильные предприятия в Утрехте и Гельдерне — 12 тыс. бочек.

Слово — немецкое, а продукт — наш. Столетиями — одна из главных статей российского экспорта. Ещё в 14 веке Новгород будет продавать немцам «меха, воск, жемчуг и золу». Типа: в одну цену. Просто золу! На экспорт, за тысячи вёрст, тысячами бочек… Весь Ганзейский союз слюной аж захлёбывается.

Ганзы ещё нет, но Фриц уже облизывается как кот на сметану. Или — как немец на поташ.

В 16 веке Московская Русь так втянулась в это… всемирное поташнивание, что появились специалисты. «Поливачи» профессионально поливали горевшие поленья «сиропом» от промытой золы до получения кристаллической массы. Занятие требовало особых умения и опыта, крестьянских детей отдавали в ученики к поливачам ещё подростками.

По Мордовии бродили боярские передвижные поташные заводы — майданы, выжигая огромные лесные массивы. Россия довела экспорт товара до 2.5–3 тыс. т. в год, вышла на первое место в мире. Тут Петр Великий сообразил: можно ж и у себя применить. И установил монополию: «Нигде никому отнюдь поташа не делать и никому не продавать под страхом ссылки в вечную каторжную работу».

Знаменитые лесоохранительные законы Петра основаны, в значительной мере, именно на необходимости сохранения сырьевой базы поташного производства. Монополия была подтверждена и указами Екатерины Великой: «Поташ и смольчуг для бережения лесов, кроме позволенного из Малороссии отпуску, в вольную торговлю не отдавать».

До XX века в Европе поташ — важнейший промышленный химический реагент. Только к концу 19 века на смену соединений калия (поташ) пришли соединения натрия (сода). Взамен сырья растительного происхождения пошло минеральное.

Глава 282

   «Выйду ночью в поле с мозгОм
   Ночкой темной тихо пойдем
   Мы пойдем с мозгОм по полю вдвоем
   Мы пойдем с мозгОм по полю вдвоем
   Сяду я верхом на мозгА
   Ты вези по полю меня
   По бескрайнему полю моему
   По бескрайнему полю моему».

Имеется ввиду — бескрайность информационного поля. Как и указано выше — моего. А «верхом сяду» — это про Фрица. Уже сел и погоняю:

— Фриц, перестань слюни пускать! Ты с каналами и мельницами уже заканчиваешь? Тогда бери своих копачей и переходи сюда. Смотри. Вон там — вычистить родник. Ниже — прокопать нормальное русло и пруд. Воды должно хватать и гончарам, и кузнецам, и сюда. На самом верху поставишь сарай с ситами. На склоне — короб большой на ножках. Левее — амбар с печкой. Да вот же, я тут всё нарисовал и расписал.

Неделю вечерами мозги морочил и глаза портил. Но теперь есть комплект приемлемой документации. Хоть и на бересте. Главное: мой масон меня понимает. Все эти чёрточки, стрелочки, буковки, цифирьки… имеют для нас обоих одинаковый смысл. Без всяких заморочек с обратной перспективой, нулевыми отметками и тотальной неграмотностью.