Таня Гроттер и колодец Посейдона - Емец Дмитрий Александрович. Страница 56

– Книжки про маньяков прикольнее, – сказал он.

Склепова протянула руку и нежно запечатала ладонью Гуне рот.

– Милый, не старайся казаться умнее, чем ты есть. Интеллект надо расходовать бережно, чтоб было чем смотреть бокс! – проворковала она.

– М-м-м… – невнятно замычал Гуня, не решаясь трясти головой, чтобы не сбросить руку Склеповой. Никто не понял, что он хотел сказать, но Гробыня каким-то чудом поняла.

– Хорошо, родненький, как скажешь! Сегодня вечером я приду к тебе в комнатку, укрою тебя одеяльцем и расскажу тебе сказочку про скелетов. А теперь, будь любезен, помолчи!

Гуня обиженно нахохлился.

– Если наш Буян – голова змея, то где остальные острова, которые были его позвонками? – спросила Таня.

Шурасик снисходительно посмотрел на нее.

– Прошли тысячи лет. Волны, шторма, солнце… Мелкие острова давно ушли под воду. Но один из островов мог остаться… Вернее, еще один , кроме Буяна. Буян – второй уцелевший остров.

– Ну хорошо, острова… А почему мы должны искать разгадку происходящего в Тибидохсе именно там?

– Трезубец Посейдона! Вот разгадка! Трезубец с колоссальной силой дневних богов. Трезубец пронзил змея, а затем магия трезубца должна была уйти вниз и прожечь колодец едва ли не до самого Тартара. Туда же вниз ушел и жар змея. Вот в этом-то колодце все и дело, будь он неладен! – возбужденно крикнул Шурасик.

Рита Шито-Крыто задумалась.

– Посейдон колол змея два раза – в шею и хвост! Значит, колодца должно быть тоже два. И где, интересно, второй? – спросил Семь-Пень-Дыр.

– Не знаю. Может, я и многознайка, но никак не всезнайка. Моя гениальность тоже порой дремлет, – сказал Шурасик.

Баб-Ягун подскочил к окну и нетерпеливо дернул штору.

– Вот второй! Расщелина, из которой идет дым! Ну которая еще на нору похожа! На Буяне, в запретном лесу! Танька, помнишь, мы туда летали! Маечник, а ты помнишь? Из нее вечно тянет серой, а поблизости даже трава не растет! – крикнул он.

– Маленькая она какая-то, – с сомнением сказал Ванька Валялкин.

– Правильно! Значит, этот укол, в шею змея, был вторым. Основная часть магии ушла на тот, первый… На колодец Посейдона! – заявил Ягун.

– Теперь мы должны найти этот остров. Возможно, он даже скрыт под водой на небольшой глубине… – сказала Шито-Крыто.

– Он не под водой… Он над водой, – сказала Таня, вспоминая свой странный сон.

– Да, над водой… Низкий черный остров, который перехлестывают волны… Он там, провал тьмы. Колодец Посейдона – это мрак и Тартар. Это дорога в никуда! Я был там дважды… Я заглядывал в пустоту, точно в зрачки смерти! Они все мертвы, все учителя! – грозно пророкотал Безглазый Ужас.

На его губах проступила кровавая пена. Призрак разросся и занял почти половину кабинета. Пипа Дурнева и Ритка Шито-Крыто, случайно оказавшиеся внутри у призрака, поспешили отодвинуться.

– Смерть, мрак, страдания! Как-то малодушно для призрака, для которого все эти словеса пустой звук! – насмешливо повторил Шурасик. – А вот Милюля считает, что Поклеп жив. Даже сняла сегодня с утра траур. Говорит, что ее пруд и без слез мокрый. Еще говорит, чтобы этот ханурик ей на глаза не показывался, если он специально все устроил, чтобы смыться!

– Стоп! С какой это радости? Мы все слышали, как она выла! Наверное, тронулась умом! Воображаю: какой ужас! Русалка, и так кукукнутая, тронулась окончательно! – заявила Шито-Крыто.

– Милюля выла, потому что забыла посмотреть на краюху. А теперь посмотрела и развеселилась! Ох уж эти русалки! То рыдают, то хохочут, то жадно едят ночами! Прям Кэрилин Курло какая-то! – сказал Шурасик.

– Не произноси это прекрасное имя! Я тебя убью! – хрипло произнес Горьянов.

– А я его оживлю и еще раз убью, если он немедленно не объяснит, при чем тут краюха! – вызвалась Рита.

– Не объясню! Она со мной умрет, моя святая тайна, мой вересковый мед! – хихикнул Шурасик. – Ладно, кончайте меня душить! Как-то Поклеп возил Милюлю на Лысую Гору. На Лысой Горе одна бабка-ведунья дала Милюле нож и краюху хлеба. И сказала так: «Запомни, русалка, если хлеб зачерствеет и нож заржавеет, значит, беда случилась. Нет, мол, твоего суженого в живых. А если только нож заржавеет, а краюха мягкой останется – значит, он хоть и жив, да в беде…» В общем, вчера Милюля об этом вспомнила и кинулась смотреть. Нож ржавый, а краюхе хоть бы хны. ЖИВ ПОКЛЕП!

– А кто полезет в колодец? – нетерпеливо спросил Кузя Тузиков. Его периодически осеняли тупые идеи.

– Гроттерша! – встряла Лиза Зализина, сидевшая до сих пор с поджатыми губами.

– Почему Гроттерша? – удивился Тузиков.

Зализина подняла брови.

– Как почему, Кузичка? Как почему, радость моя? Есть такая нелегкая работа – спасать мир. Спасает мир в основном Гроттерша, солнце наше ясное, а остальные мнутся на подтанцовках. Гроттерше и подвиги лучшие достаются, и лучшие парни. За что ей счастье такое, дуре носатой? Вот и сейчас мы должны скинуть роднулю нашу в колодец Посейдона и посмотреть, что из всего этого получится.

– Ура! Гроттершу в колодец! Кто за? Я поднимаю ногу! – захохотала Склепова и, откинувшись на диване, задрала к потолку ногу.

Ревнивый Гломов зарычал и поспешно бросился одергивать на ней юбку. Гробыня хохотала и назло Гломову пыталась поднять и вторую ногу.

– Ты, жалкий собственник, не прячь мои ноги от народа! Дай мне проголосовать! Вот он мой голос: а-а-а-а-а-а-а! – радостно вопила она.

– Не обращайте на нее внимания! Поезд тронулся от вокзала! – сказала Пипа, понимающе цокая языком.

– А я предлагаю ухнуть в колодец сперва Зализину, – предложил Ягун.

– Зачем? – не поняла Склепова.

– Отвлекающий маневр! Чтоб переполошить в Тартаре всю нежить! Воображаю, падает Лизка в Тартар, и начинается: «А, миленькие мои! Гадики! К Ванечке лапки протягивали! А ну идите-ка сюда, убогие!»

– В колодец никому лезть не нужно! А вот слетать туда… да, придется! – оборвал его Шурасик.

– Почему? – спросил Кузя.

Шурасик похлопал его по плечу.

– А потому, дорогой коллега, что колодец – это не пылесос. Сдается мне, что он никого не втягивал. Ни здесь, ни в Скаредо. Магия колодца связана с розовым туманом. А что такое розовый туман?

– А я откуда знаю?

– Очень любознательный ответ. Тем не менее, dictum sapienti sat est! [3] – укоризненно направив на Тузикова палец, сказал Шурасик.

Услышав милую его сердцу латынь, перстень Феофила Гроттера оживился и, нагревшись, охотно поддакнул:

– Quod non est paululum dicere! [4]

– Ohe, jam satis est! [5] Право же, вы меня смущаете! – купаясь в меду ложной скромности, ответил ему Шурасик. – Так вот про туманы… Сегодня ночью в отделе диссертаций я обнаружил исключительно ценный труд!

Шурасик ловко извлек пухлый фолиант, у которого время безжалостно обгрызло края обложки. Из книги наружу, не переставая, вытекало что-то липкое и противное. В кабинете Сарданапала запахло болотом.

– «Книга магических туманов». На латыни, разумеется. Лейпциг, начало XIV века. Коллективный труд ста семидесяти двух магов. В течение десяти лет они ставили опыты по изучению магических свойств всех существующих в мире дымов и туманов. Всего около ста тысяч описаний. Тут все – начиная от пара, который вырывается из носа у лопухоида морозным зимним утром, и заканчивая ядовитым дымком погасшего вулкана Арцхапетри, который так мал, что его принимают за заброшенный муравейник. Томик крайне своенравный… Его испарениями лучше дышать через тряпку, в противном случае дожить даже до тридцатой страницы будет проблематично. В остальном же неглупая черномагическая книжица! – с умилением сказал Шурасик. – Так вот, в числе прочих тут описан и розовый туман!

– Что, просто розовый туман? – спросила Склепова, брезгливо наблюдая за липкой тинной лужей, расползавшейся вокруг книги.