Все впереди - Брэдфорд Барбара Тейлор. Страница 26

— Все в порядке, Диана. Мама поняла, честное слово. Сказать по правде, она была рада, что народу было не много. Это ей так несвойственно, должна я признать, поскольку она так любит общество, но она казалась довольной, что было мало народа. Мы, сын Дэвида с женой и ребенком. Ой, и Сэра с матерью, конечно. Мама дружит с тетей Пенси с тех пор, когда мы с Сэрой были младенцами. Она даже не пригласила свою мать, бабушку Эделию, но все равно, я не думаю, что она бы приехала. Она немножко впала в детство, бедняжка. Такая жалость! Она всегда была такая живая.

— Она ведь очень стара теперь, не так ли?

— Девяносто один год.

— О Боже, это старость.

— Я не возражала бы прожить до такого возраста, — сказала я, — но до тех пор, пока сохраню свои мозги.

Диана засмеялась, и я с ней.

Я сказала:

— Дэвид Нелсон — симпатичный человек, кстати. За последние несколько месяцев я узнала его лучше, он очень искренний. И по-настоящему привязан к маме.

— Я рада, что Джессика наконец вышла замуж. Она так долго была одна. Выйти замуж за Дэвида — это самая мудрая вещь, которую она могла бы сделать.

Я посмотрела через стол на Диану, изучая ее несколько секунд. И, прежде чем успела подумать, я ляпнула:

— И вы тоже, должно быть, очень одиноки, Диана. В конце концов, вы же одна.

— Я думаю, большинство женщин, — нет, я сама себя хочу поправить, — большинство людей, которые живут сами по себе, в различные моменты становятся крайне одинокими в своей повседневной жизни, — сказала она, слабо улыбаясь.

Потом мы помолчали, и я заметила в ее глазах промелькнувшую печаль, а затем она медленно произнесла:

— В некотором роде, одиночество — это форма смерти… — Она не закончила фразу и просто смотрела на меня.

У меня не хватило слов: я ощутила, как свою, ее тоску, ее утрату и почувствовала более глубокое, чем раньше, сожаление. Она глубоко растрогала меня.

За столом снова воцарилось молчание. Мы пили вино, смотрели в окно и несколько минут словно не замечали друг друга, погруженные в свои мысли.

Совершенно неожиданно у меня возникла ужасная потребность спросить ее о моем отце, рассказать ей, что мы с Эндрю насочиняли о них тогда летом. «Да, я спрошу у нее», — решила я. Но когда я повернулась к ней, чтобы видеть ее лицо, я почувствовала неуверенность. Я не осмелюсь и слова ей сказать об этом. Не потому, что она меня смущает, это не так, а потому, что она, по сути своей, скрытый человек. Я не могла бы обсуждать с ней ее сокровенные тайны, вмешиваться в ее личную жизнь.

Она поймала мой взгляд и улыбнулась самой своей сияющей улыбкой, потом сказала весело:

— Но мое одиночество не длится очень долго, Мэл, только час или два, и накатывает на меня лишь изредка. Надо отдавать себе отчет в том, что мне очень повезло с бизнесом. Он держит меня полностью занятой днем и ночью — путешествия за границу, поездки на аукционы и распродажи на континент, ланчи и обеды с клиентами и потенциальными покупателями, встречи и переговоры с иностранными лидерами, не говоря уже о визитах в магазины. В такие дни у меня просто не находится ни одного свободного момента. Я все время летаю то во Францию, то в Италию или Испанию. Или куда-нибудь еще.

— Разве вы не встречали во время путешествий кого-нибудь соблазнительного? — спросила я. — Обходительного, утонченного француза? Или восторженного, романтичного итальянца? Или, быть может, эффектного, страстного испанца? — Я не могла удержаться от легкого поддразнивания.

Рассмеявшись, как школьница, она покачала головой; глаза у нее стали веселые.

— Боюсь, что нет, Мэл, — сказала она, затем поднесла бокал к губам и выпила глоток вина, очень хорошего Монтрап. Она понимала толк во французских винах.

В этот момент появился официант с нашими первыми блюдами.

Диана заказала суп из лука порея и картофеля, «чтобы бороться с окружающим холодом», как она сказала после того, как мы изучили меню.

Я выбрала устрицы и рыбу, и все это соблазнительно стояло передо мной. У меня прямо слюнки потекли. Я сказала Диане:

— Как только я оказываюсь в Лондоне, то ухитряюсь превратиться в неряху из-за этой замечательной рыбы, которую так люблю. И я боюсь, что снова сейчас вся вымажусь.

— Я полагаю, это лучшая рыба в мире; и не забывай, что от нее не растолстеешь.

— Как будто вам нужно об этом беспокоиться, — пробормотала я.

Я всегда восхищалась стройной фигурой Дианы. Я и сама не была толстой, но она была очень тонкой и хорошо сложенной для своего возраста.

Просунув маленькую острую вилку в раковину и вонзив ее в пухлую, сочную устрицу, я приподняла ее и отправила в рот. В то же мгновение я ощутила вкус морской соли, водорослей и самого моря в этом маленьком комочке, и все эти вкусовые ощущения одновременно прокатились у меня во рту. Это было освежающее и восхитительное ощущение. Проглотив одну устрицу, я потянулась за другой, не делая перерыва, затем за следующей, не в силах удержаться. Я собиралась уже остановиться, сделав над собой усилие, иначе я проглотила бы их всех за пару минут.

Неожиданно Диана сказала:

— Интересно, не захочет ли твой отец жениться теперь, когда он свободен?

Я оторвала взгляд от блюда с устрицами и в изумлении посмотрела на нее. Отложив вилку, я откинулась на стуле и продолжала смотреть на нее. Я чувствовала, как брови сдвинулись у моей переносицы.

Обретя дар речи, я медленно сказала:

— Надо, чтобы у него был… кто-нибудь… кто-нибудь, на ком он мог бы жениться, не правда ли?

Я обнаружила, что не могу продолжать. Я снова откинулась на стуле, слишком взволнованная, чтобы произнести хотя бы слово. Я хотела, чтобы Диана сказала мне эту новость — о ней и папе. Я чувствовала себя нелепой, косноязычной и поэтому не могла должным образом повести разговор.

— О, но у него есть кто-то, — сказала она, и на ее губах снова заиграла лучезарная улыбка.

— Есть?

— Ну, почему же нет? Что тебя заставляет думать, что мужчина, подобный твоему отцу, мог быть один? Для этого он слишком общителен.

Она внезапно замолчала, пристально глядя на меня. Должно быть, она заметила выражение моего лица. Я продолжала сидеть, как громом пораженная, глупо глядя на нее. Я просто онемела.

Диана нахмурилась:

— Я думала, ты знаешь… Я думала, твоя мать сказала тебе много лет тому назад… — Снова ее голос затих.

— Сказала мне что? — спросила я сдавленным голосом.

— О Боже, — пробормотала Диана вполголоса. Что я наделала? Как я попала впросак!

— Нет, нет, Диана, честно, ничего подобного! — запротестовала я, страстно желая услышать еще больше. — Что вы имели в виду? Что, вы думали, моя мама мне сказала?

Она глубоко вздохнула:

— Что в его жизни была другая женщина. Я имею в виду, после того, как твоя мать и он договорились разойтись; это было много лет назад, когда тебе было восемнадцать лет и ты уехала в Рэдклиф. Джесс однажды сказала мне о его — романе, связи, назови это, как хочешь. Я просто предположила, что она поделилась с тобой, когда ты стала взрослой. Особенно после твоего замужества.

— Нет, она ничего не сказала. Должна признаться, я думала о его жизни, позже уже. Думала о том, что у него были другие женщины, я хотела сказать.

Диана кивнула.

— И теперь кто-то есть, не так ли? Кто-нибудь особенный в жизни моего папы?

Она снова кивнула, будто не решилась сказать вслух. Наверное, подумала я, она чувствовала себя, как я несколько минут тому назад. Безусловно, я могла понять, почему.

Глубоко вздохнув, я выпалила:

— Это вы, не так ли, Диана? Мы с Эндрю начали подозревать это несколько месяцев тому назад.

Моя свекровь выглядела так, будто ее ударили по лицу: она смотрела на меня в полном изумлении, а затем рассмеялась. Смеялась она долго, и дело дошло до того, что слезы потекли у нее из глаз. Только огромным усилием воли она сумела успокоиться. Дотянувшись до своей сумки, она достала кружевной платочек и промокнула им глаза.