Все впереди - Брэдфорд Барбара Тейлор. Страница 28

Букеты цветов, ваза с фруктами и поднос с напитками, газеты и журналы еще более усиливали атмосферу приветливости и домашнего уюта этой комнаты. Особенно хорошо в ней было в эту ноябрьскую ночь при весело потрескивающем огне в камине и включенных лампах под розовыми шелковыми абажурами.

На одном краю каминной доски стоял телевизор. Я включила его и села на софу, чтобы посмотреть вечерние новости. Но они уже кончились, и диктор перешел к новостям спорта, и поэтому через несколько мгновений они потеряли для меня интерес.

Выключив телевизор, я прошла в спальню, спрашивая себя, когда же Эндрю удастся приехать с работы. Мы говорили с ним некоторое время тому назад, сразу после моего возвращения из Тейт-галери, и он сказал мне, что заказал столик в «Харри» для обеда. Но он не уточнил, на какое время он заказал его, и не сказал, когда вернется в гостиницу.

Чтобы убить немного времени, я прочитала несколько глав книги Колетт, но, обнаружив, что уже около восьми, я разделась, накинула халат и пошла в ванную комнату. Смыв макияж, я сделала новый, расчесала щеткой волосы. Я уже кончала собирать их в пучок на затылке, когда услышала звук ключа в замочной скважине. В радостном ожидании я бросилась в гостиную.

Эндрю вешал плащ в стенной шкаф в маленькой прихожей нашего номера. Обернувшись, он увидел меня.

— Привет, — произнес он.

Он поднял свой портфель с пола и сделал шаг вперед.

Я пристально взглянула на него и поняла, что он совершенно изнурен. Это напугало меня. Темные круги под глазами выделялись еще резче, чем прошлым вечером, лицо вытянулось и стало бледнее, чем обычно.

Поспешно подойдя к нему, я крепко обняла его, затем схватила за руку и повела в комнату. Но он остановился у камина, отстранился от меня и положил портфель на ближайшее кресло. Наклонившись к огню, он согрел руки, выпрямился и оперся о каминную доску.

Глядя на него внимательно, я спросила:

— Ты неважно себя чувствуешь?

— Устал. Чертовски устал.

— Мы не обязаны идти куда-то обедать, — заметила я. — Можем позвонить и заказать обед в номер.

Он странно, непривычно холодно посмотрел на меня.

— Мне совершенно все равно, пойдем мы обедать или нет. Но мне не все равно, что меня заставляют тащиться в Йоркшир. Должен сказать, я не собираюсь тащиться туда к маме. — Он сказал это несвойственным ему раздражительным тоном. — Я только что с ней разговаривал по телефону, она сетовала на то, что мне приходится так долго задерживаться на работе, и настаивала на том, чтобы мы поехали туда завтра. «Так что и я смогу отдохнуть», — сказала она. Не об этом ли вы сговорились сегодня за ланчем?

— Мы совсем не об этом говорили! — воскликнула я немного поспешно. — В действительности Диана лишь упомянула об этом, между прочим.

— Но со мной она только об этом и говорила! — выкрикнул он, свирепо глядя на меня. — Она прочла мне целую лекцию. Она также сказала, что ты тоже хотела бы поехать, что с моей стороны было бы нечестно заставлять тебя томиться в городе весь уик-энд…

— Эндрю, — резко перебила я его, — мне все равно, поедем мы или нет.

Он был не только усталый, но и злой, и у меня появилось ужасное чувство, что он рассердился на меня так же, как на свою мать.

— Рад слышать, что ты так думаешь, потому что мы не можем туда поехать. Об этом нет и речи. Мне надо работать завтра и, вероятно, в воскресенье.

— Ох, — сказала я расстроенно.

— Что это значит?

— Ничего, просто «ох». Однако, если ты должен работать этот уик-энд, зачем ты предложил мне сюда прилететь? Просто сидеть в гостинице и ждать тебя? Я могла бы с таким же успехом остаться в Нью-Йорке с детьми или поехать с ними в «Индейские лужайки».

Вместо ответа он несколько рассеянно запустил руку в волосы, затем потер глаза.

— Это был адский день, — проворчал он тем же воинственным голосом. — Малколм Стенли ведет себя, как последний идиот. Каким он, конечно, и является… Это сразу ясно. Но что хуже, он еще и мерзавец. И очень много о себе воображает, имея самомнение величиной с дом. Самомнение… — Эндрю сжал губы. — Самомнение всегда стоит поперек дороги, и оно приводит очень многих к неприятностям, — пробормотал он так тихо, что я едва расслышала.

Я ничего не сказала.

Внезапно выпрямившись, он поглядел на меня.

— Сегодня во второй половине дня я наткнулся на одну путаницу Стенли, и для того чтобы ее распутать, мне понадобится много времени. Вот поэтому может возникнуть необходимость остаться в Лондоне еще на одну неделю.

— Я думала, что во вторник приезжает Джек Андервуд, чтобы принять от тебя должность.

— Ему может понадобиться помощь. Моя помощь.

Я открыла было рот, чтобы возразить, и быстро его закрыла. Тяжело опустившись на софу, я через мгновение сказала:

— Почему бы нам не позвонить в «Харри» и не отменить заказ на столик? Совершенно очевидно, что ты не в настроении идти обедать.

— А ты в настроении. Так что мы идем.

— Эндрю, пожалуйста. Ты сегодня такой спорщик, и я не знаю, почему.

Я прикусила губу, чувствуя, как невольные слезы подступают к горлу. Торопливо проглотив их, я сказала как можно спокойнее:

— Я просто хочу делать то, что ты хочешь. Я только хочу, чтобы тебе было приятно.

— Мне надо выпить, — пробормотал он и направился к пристенному столику, стоявшему между двумя высокими окнами.

Я смотрела, как он наполняет бокал чистым виски, отметила его опущенные плечи, усталую манеру держаться. Он выпил виски в два глотка и налил себе еще, на этот раз добавив лед и каплю воды из кувшина. Затем, не сказав мне ни слова, он прошел через комнату и зашел в спальню, унося с собой выпивку.

Я молча смотрела вслед.

Я очень давно не видела его таким капризным и скандальным. Поскольку он меня обидел, поскольку я чувствовала, что он ужасно несправедлив, я вскочила и бросилась за ним. Я была вне себя.

Он стоял у кровати, на которую бросил свой пиджак, и развязывал галстук. Услышав, что я вошла в комнату, он быстро обернулся и застыл, глядя на меня.

Я сказала:

— Я понимаю, что у тебя был плохой день. Я сожалею об этом. Богу известно, ты этого не заслужил. Но тебе не удастся выместить на мне свои неприятности. Я тебя не позволю! Я ничего плохого не сделала!

— У меня были ужасные две недели, не только ужасный день! — отпарировал он, добавив раздраженно: — Пойду приму душ.

Он принялся расстегивать рубашку.

— Сунь голову под воду и держи ее там! Несколько часов! — выкрикнула я, выплеснув наружу свой гнев.

Я резко повернулась на каблуках и пошла прочь, в сердцах хлопнув дверью. Хрустальные жирандоли в гостиной звякнули и слегка закачались. Но мне было наплевать. У меня был такой восхитительный день, и он только что его испортил всего за несколько секунд. Я была разъярена, как никогда. У меня все дрожало внутри.

Миг спустя дверь ванной комнаты с шумом отворилась, и Эндрю подошел к пианино, у которого я стояла.

Взяв за плечи, он крепко прижал меня к себе и заглянул в глаза.

— Я виноват. Я так виноват, Мэл. Я выместил все на тебе, и это очень плохо с моей стороны, очень несправедливо. Этому нет прощения, правда нет. Проблема в том, что сегодня вечером мама разозлила меня: она начала меня ругать, что я не хочу провести уик-энд с ней, жаловаться, что не видит меня совсем, хотя я давно уже здесь, в Лондоне. Конечно, это правда, и у нее хорошие намерения, но… — Он покачал головой: — Я думаю, что сегодня у меня просто нервы не в порядке.

Он смотрел мне в лицо.

Я не сказала ни слова и не сделала ни одного примирительного жеста, и он пробормотал тихим, дрожащим голосом:

— Прости меня, котенок…

Его усталость, казалось, была ощутимой. Весь мой гнев рассеялся в одно мгновение.

— И прощать-то нечего, глупый.

Теперь он улыбался, а глаза были нежными и любящими, как всегда, и он поцеловал меня в кончик носа.

— Ох, котенок, что бы я делал без тебя?

— А я — без тебя? — спросила я.