Властелин ее сердца - Маккарти Моника. Страница 43

– Ты действительно читаешь по-гречески?

– Да, немного. – Робби практически вырвал книгу у нее из рук – Осторожнее с этим. Это редкий неполный том «Истории» Полибия [11].

Розалин наморщилась:

– Никогда не слышала о нем.

Он бережно положил манускрипт в сундук, начал сбирать остальные книги и укладывать их туда же.

– Ну, я сомневаюсь, что многие девушки разбираются в военной истории.

– А я сомневаюсь, что многие шотландские воины читают на греческом и увлекаются древней философией.

– Ты будешь удивлена, – сухо сказал Бойд. – Мы в Шотландии имеем даже школы, совсем как в Англии.

Розалин проигнорировала сарказм и вместо этого сосредоточилась на возможности узнать больше о нем. Она поднялась с пола, отряхнула юбки и села на стул.

– Значит, когда ты был моложе, ты ходил в школу?

Робби убрал все книги и, казалось, искал что-то в своем сундуке, однако бросил на нее взгляд, говоривший: он знает, что она затеяла.

– Да. В Данди.

– Это поблизости от того места, где ты вырос?

Он вздохнул и повернулся лицом к ней:

– Нет.

Когда стало ясно, что это единственное, что он намерен сказать на эту тему, на ее лице, видимо, отразилось глубокое разочарование. Тогда Робби продолжил с энтузиазмом человека, у которого вырывают зуб:

– Я родился в вотчине моего отца барона Нодсдейла, неподалеку от Ренфру в Эйре, на западе Шотландии, а воспитывался на границе. Данди находится на востоке Шотландии, на северном берегу реки Тэй, в тридцати милях к югу от Килдрамми.

– Это слишком большое расстояние, чтобы отправиться в школу.

– Это очень известная школа, в которой учатся молодые помещики и вожди кланов со всей Шотландии. Викарий, который обучал меня там – его звали Уильям Мидфорд, – помимо остального был страстный военный стратег. «Пиратские» методы ведения войны, за которые нас так чернят твои соотечественники, на самом деле описаны в некоторых из этих книг. – Очевидно, Бойд заметил ее скептицизм. – Аппиан и Полибий пишут о Ганнибале, карфагенском полководце, который считается одним из величайших военных стратегов в истории. Он был знаменит не только устройством засад, тактикой выжженной земли и тем, что пересек Альпы и застал римлян врасплох, но и тем, что заставил римлян бояться.

Розалин кое-что слышала о Ганнибале.

– Он, говорят, был еще невероятно жестоким.

Робби посмотрел на нее:

– Кто это говорит? Потомки римлян, которых он разбил? Даже Полибий, грек по рождению, но римлянин по воспитанию, признает, что, как и все люди, он, вероятно, был и плохим, и хорошим.

Она улыбнулась:

– Итак, ты отправился в школу, чтобы научиться стать разбойником?

Он бросил на нее взгляд и, видя, что она дразнит его, покачал головой:

– Нет, я родился, уже зная, как это делать.

Розалин посмотрела на его обтянутые кожей руки и грудь.

– В этом я не сомневаюсь. Ты выглядишь так, словно родился с мечом в руке.

– Мне не нужен был меч, пока англичане не вложили его мне в руку. Я никогда не хотел быть воином. Я бы довольствовался…

Он внезапно остановился, отвернувшись, словно на него нахлынули воспоминания, но сумел справиться с ними и вернуть контроль над собой. Когда Бойд снова повернулся к ней, добродушное поддразнивание, которое царило несколько минут назад, было спрятано за решительным, невеселым фасадом.

– В школе я научился быть мятежником. Именно там я узнал о справедливости – настоящей справедливости, а не ее английской версии – тирании и притеснении, о принципах свободы и независимости, которые давали Шотландии и населению королевства право и ответственность выбрать своего короля, а не находиться под управлением чужеземца.

Находка этих книг разбудила все разногласия, которые были между ними. Учения в этих манускриптах воспитали в нем пламенный патриотизм, который вылился в целеустремленную решимость сражаться за независимость Шотландии против ее соплеменников.

Розалин со смущением осознала, что никогда не раздумывала над тем, что думают шотландцы об этой войне и что у них могут быть основания для нее на научном уровне. Действительно, это мог быть тот же философский фундамент, который ее соотечественники используют, чтобы оправдать войну. Она думала о шотландцах как о безжалостных бандитах, отсталых варварах. Но что, если… что, если у них есть причина воевать? Что, если справедливость на их стороне?

Даже одна эта мысль была предательством ее брата, не говоря уже об измене королю. Но как она могла игнорировать то, что Робби рассказал ей о себе?

Розалин сбивало с толку то, что враги были вовсе не мятежными варварами, которых необходимо было обуздать, а образованными воинами, сражающимися за свободу и справедливость. Но ей хотелось узнать, что он собирался сказать.

– Чем бы ты довольствовался?

Бойд достал ту вещь, которую искал в сундуке, и положил в кожаную сумку мехом наружу, висевшую у него на поясе. Розалин бросила быстрый взгляд – то, что он взял, было похоже на закругленный кусок металла с короткой ручкой.

Хотя, казалось, ее вопрос заставил его почувствовать себя неудобно, он все-таки ответил:

– Мой брат Дункан любил воевать, как и мой отец. Я предпочел бы возделывать нашу землю и выращивать скот. Прежде чем все было разрушено, разумеется.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что он сказал.

– Ты хотел быть фермером?

Этот человек, который был воплощением войны?

Робби поджал губы, словно ее недоверие обидело его:

– Да. Но мое намерение пришлось изменить, когда твои соотечественники убили моего отца. Я бросил школу, когда мне было семнадцать лет, присоединился к восставшим с моим школьным другом Уильямом Уоллесом и никогда не сомневался в сделанном выборе. – Он кивнул на сундук. – Эти книги, кстати, принадлежали ему.

Розалин побледнела. Боже, Уильям Уоллес! Многие англичане, как и шотландцы, были в ужасе от того, что с ним случилось.

– Прости меня.

– За что? Ты же его не убивала.

Он сказал это будничным голосом, но она почувствовала, что за его небрежными словами скрывались глубокие эмоции.

– Пусть так, но мне жаль всего, что ты потерял. Жизнь, которую ты описал… Она кажется мне приятной. Я не должна была говорить тебе раньше такие вещи – обзывать тебя бандитом и разбойником. Я не понимала. – Розалин остановилась и посмотрела на Робби. – Я мало знаю об этой войне и об истории взаимоотношений наших стран. Но из того, что ты мне рассказал, кажется, я понимаю, почему вы воюете. – После небольшой паузы она спросила: – У тебя был брат?

– Да, Дункан был захвачен в плен в битве при Метвене незадолго до того, как я попал в плен в Килдрамми. К несчастью, у него не было ангела-хранителя, который спас бы его, и он был казнен раньше, чем я успел до него добраться.

Розалин положила руку ему на плечо. Ее сердце разрывалось от сочувствия. Его отец, сестра, брат, ближайшие друзья, его дом и будущее. Она не осмеливалась спросить о его матери.

– Мне очень жаль.

Он уставился на ее руку, как будто никто никогда не трогал его с сочувствием и он не знал, как на это реагировать. В конце концов он стряхнул ее руку.

– Это было давно, Розалин. А сейчас, если ты позволишь, мне нужно идти.

Она вскочила на ноги.

– Постой! – Она не могла позволить ему уйти, не озвучив свою просьбу. – Я хочу кое о чем тебя попросить. Это мое персональное восстание, если можно так выразиться.

Робби с недоумением посмотрел на нее.

Она прикусила губу.

– Есть ли… Можно ли разрешить мне… – Розалин глубоко и рассерженно вздохнула и выпалила: – Я здесь умираю от скуки и безделья. Можно предоставить мне какую-нибудь свободу передвижения? Ты достаточно ясно разъяснил мне опасность попытки бегства.

Он долго смотрел на нее.

– Ты дашь мне слово, что не попытаешься убежать?

Розалин повторила слова, которые он в свое время сказал ей, сидя в яме: