Ладья света - Емец Дмитрий Александрович. Страница 58

— Хорошо девочка работает… нежно… надо же… и карманы вывернула… нечего другим оставлять… мой подход! — одобрительно прошамкала себе под нос Аида Плаховна.

Старушка, стоя у веревок снаружи, не отрывала от Ирки глаз. Та чувствовала этот взгляд — он был осязаем, как прикосновение холодной руки, но одновременно и беспокоен. Мамзелькина явно боялась чего-то, но одновременно на что-то и надеялась.

Мефодий не вспоминал об Ирке. Он смотрел лишь на небо. Бывшая точка выросла до двух ладоней и различалась во всех подробностях. Это был драккар, ладья викингов. Нос ладьи изгибался в форме драконьей головы. В драккаре было нечто грозное, уверенное, но вместе с тем и пластичное, смягченное. Это был дракон, но в то же время будто и лебедь. Парус красный с белой полосой. Раздуваясь от ветра и солнечного света, он заменял легкой ладье крылья. Но не только под парусом шла ладья. Мефодий разглядел у нее и весла. Их было по одиннадцать с каждого борта, и одно большое весло — рулевое. Между веслами круглели раскрашенные щиты. Под четырехугольным парусом — деревянный навес.

Ладья, чувствовал Мефодий, летела сюда. В памяти у него мелькнуло что-то, связанное с рассказом Дафны, но сразу погасло. В конце концов, память — средство познания чего-то несуществующего. Когда ты видишь что-то, и осязаешь, и наполнен им — память не нужна.

И опять рядом с Буслаевым возникла Ирка. И снова стояла и мялась, чем-то смущенная. В руках у нее кривилось странно узнаваемое закутанное копье. Буслаеву казалось: край копья хочет доползти до него и коснуться.

— Какая у тебя работа? — спросил он, сдерживая кровавый кашель.

— Я… я — смерть! — робко сказала Ирка.

Мефодий улыбнулся, и Ирка поняла, что он об этом знает. Ладья, медленно снижаясь, опускалась над поляной. Потом остановилась и, точно ожидая чего-то, зависла. Пытаясь понять, куда он смотрит, Ирка вскинула голову, по ничего не увидела. Только тучи. И осеннее солнце. И больше ничего.

— Дай руку! — попросил Буслаев.

Ирка стиснула его ладонь в своей. Пальцы у Мефа были ледяные, почти негнущиеся. Но все же она ощутила слабое, очень слабое пожатие.

— Это хорошо, что ты, а не Аида… Отпусти меня! — отчетливо произнес Мефодий. В его глазах Ирка увидела мудрость смерти.

— Нет! Не буду! Не хочу! — крикнула она.

— Но ведь ты пришла сюда! Зачем?

— Брунгильде нужно копье. Или валькирии проиграют бой! И я не хочу быть с Мамзелькиной, не хочу от нее зависеть! Она обманула меня, она постоянно лжет!.. Каждую секунду! — горячо крикнула Ирка, поворачиваясь к веревкам.

Аидушка за канатами застеснялась, передернула плечиками и негодующе заквохтала, точно соседка, пойманная за подглядыванием в замочную скважину.

Мефодий не смог сдержать кашля. Вся грудь его и руки до локтя были покрыты льдом, который становился все толще. Лед был и на невидимом копье. Он бежал по древку снизу вверх, и из пустоты сантиметр за сантиметром проступало копье. Лед делал копье видимым. Ирка смотрела на него, и ей было жутко: точно из мертвого тела прорастало дерево.

— Просто отпусти! Не бойся! Вон она уже прилетела и ждет… — сквозь кашель попросил Мефодий.

— Кто прилетел?

Ирка вскинула голову и опять увидела лишь серость осеннего неба и прорывавшееся сквозь эту серость солнце. Плача, она схватилась за тряпки и пакеты, но, ощутив, что — нет, она никогда не решится, отдернула руку. Золотые крылья, лежавшие на груди у Мефа, сияли. Там, где лед касался их, он таял, застывая на границах в форме шара.

— Отпусти меня! Мир очень прост… Вера — это когда не боишься верить! Я точно знаю, что вернусь! Отпусти меня!

— Не могу… — крикнула Ирка. — Не могу!

— Хорошо… ладно… покажи мне свое копье!

— Зачем?

— Я хочу посмотреть! Ближе! Еще!

Не задумываясь, а может, просто не желая задумываться, потому что так было выгоднее, Ирка опустила копье к его руке. Ослабевшая рука Мефодия совершила свой последний, невероятный в усилии десятисантиметровый рывок и ухватилась за скрывавший наконечник черный пакет.

Ирка, вскрикнув, как птица, рванула копье к себе, но Буслаев уже сжал пальцы. Иркино движение лишь помогло пакету прорваться. Секунду спустя все было кончено. Последним, что ощутил Меф здесь, на поляне, была мгновенная, яростная мука рождавшихся крыльев. Ирка успела еще различить его непонятный шепот: «Сбросьте мне лестницу… скорее… ладья!»

Когда пакет треснул на всю длину, Ирка закричала и инстинктивно закрыла лицо согнутой в локте рукой. Когда же, немного погодя, отняла ее, Мефодия на поляне не было. Лишь на траве валялось холодное копье Сэнры, покрытое льдом до середины древка. В земле остался след от его наконечника. Как и кто высвободил копье и почему оно лежало почти в метре от следа в земле, Ирке было неизвестно.

От веревок, оттуда, где стояли темные, да и оттуда, где и светлые тоже, доносились удивленные возгласы. Тело не должно было исчезнуть! Рассыпаться в прах, сгореть — но не пропасть! Тело существует по законам земли, из нее сотворено и ляжет в нее в ожидании часа, который пробьет однажды. Только так, и никак иначе. А здесь эта схема была нарушена!

Ирка задрала голову и посмотрела на небо, куда недавно так неотрывно глядел Мефодий… И опять ничего не увидела… Там были одни тучи. Правда, средняя из них действительно походила на ладью, на сходство было самым поверхностным. На глазах у Ирки ладья начала разваливаться, и Ирка поняла, что се образуют два разных по виду и плотности облака, летящих к тому же одно выше другого.

— Странно, — прошептала Ирка, сама не зная, что шепчет и откуда приходят слова. — С человеческой точки зрения он потерпел полное фиаско! Не посадил дерево, не вырастил сына, не построил дом. Но прорвался к свету! Прощай, Буслаев!.. Здравствуй, светлый страж!

Смотреть, задрав голову, было неудобно. Ирка неосторожно шагнула и обо что-то споткнулась. Бывшее копье Таамаг! Ирка поспешно наклонилась, готовая закутать его наконечник, но лежащее на траве копье больше не напоминало косу. Вот скол, вот обмотка у наконечника, вот кольца эспандер- ной резины, которые Таамаг натянула, чтобы копье не скользило в мокрой руке! Это было другое копье, переродившееся, освобожденное для нового владельца! Осознав это, Ирка, не боясь, сорвала с наконечника остатки пакетов и, вскинув его на плечо, ушла с поля.

К Ирке подбежали валькирии и окружили се, защищая от неприязненного любопытства мрака. Среди валькирий топталась похожая на медведя Брунгильда. Ирка протянула ей копье.

— На нем же кровь! И вот заусенцы какие-то! Может, надо его как-то простерилизовать? — жалобно спросила Брунгильда.

— Чего-о? — не поняла Ирка.

Громадная валькирия не ответила. Вырвавшаяся у нее фраза была, как видно, остаточной, не коснувшейся сознания той, кто ее произнес. Пока мозг Брунгильды думал, ворочая с места на место камни прежних опасений, ее руки уже деловито скользили по древку, ощупывая его и знакомясь. Потом осторожно, точно опробуя его, Брунгильда легко провернула копье в кисти и тотчас в травку тихо легли два сбитых с ног оруженосца.

— Ой! Простите! Я вас не ушибла? — испугалась она.

Оруженосец Холы сел, ощупывая шею:

— Что ты? Мы получили огромное удовольствие! Я бы даже назвал его гигантским!

Прогудел рог, требуя начала новой схватки. Разросшийся звук его вдруг как-то резко оборвался. Встрепенувшаяся Ирка поняла, что рог выдернули у кого-то из рук.

А потом Ирка увидела, как Черная Дюжина, начавшая уже строиться рядом с ограждением, вдруг разом повернулась и рассеялась в толпе, подчиняясь чьему-то неведомому приказу.

— Видели? Боя не будет! Мрак струсил! — торжествующе крикнула Ильга.

Фулона покачала головой:

— К сожалению, нет.

— Как нет? Они же уходят! Видишь?

— Ну и что? Трусит только тот, кто на что-то надеется. Кто ни на что не надеется, никогда не трусит, — отозвалась старшая валькирия.

Точно для того, чтобы подтвердить ее слова, один из тартарианцев вернулся и подошел к валькириям. Невысокого роста, кособокий. Одна нога у него была явно короче другой, что придавало его передвижениям странную, непривычную асимметрию. На поясе у тартарианца небрежно болтались на цепочках четыре мундштука от флейт. Сиплый голос его был так тих, что казалось, что это газ вырывается из открытого баллона.