Паранджа страха - Шарифф Самия. Страница 2

Возвращаясь домой, я думала о том, что моей подруге очень повезло. Я только переступила порог, как мать схватила меня за ухо.

— Где ты таскаешься?

— Я была у Амины. Смотрела куклу, которую принес ее отец. Я не сделала ничего плохого.

— Еще бы ты что-то сделала! Но мне не нравится, что ты ходишь в дом к мусорщику. Держу пари, что он нашел ее на свалке… Или я не права?

— Права, но кукла совсем чистая. Мать Амины хорошо ее вымыла.

— А ты бы стала играть куклой, которую нашли среди объедков?

— Если ее даст мне отец, если она будет такой же красивой, — да, я буду ею играть.

— Отец никогда не унизится, чтобы подарить тебе подобную игрушку, — высокомерно заявила мать.

Она отвернулась от меня, возвращаясь к прерванным делам. Услышанное сбило меня с толку, поэтому я пошла следом. 16 — Почему он никогда не дарит мне подарки? Ведь он может мне что-то купить, чтобы доставить удовольствие.

— Удовольствие? Тебе? А ты… что сделала ты, чтобы доставить удовольствие своему отцу?

— Я послушная и хорошо себя веду.

— Знаешь, что действительно доставило бы ему удовольствие?

— Нет! Пожалуйста, скажи мне!

— Если бы ты вообще никогда не рождалась, — раздраженно ответила мать.

В тот вечер я решила попросить у отца куклу и рассказала об этом Малеку, своему младшему на год брату.

Он попытался отговорить меня от подобной затеи, ведь по вечерам отец всегда выглядел уставшим.

— Давай лучше играть с моим гаражом! — предложил он с готовностью.

Но ничто другое меня не занимало. Одна только идея — тоже показать свою куклу подруге.

Вернувшись с работы, отец прошел в гостиную и удобно устроился в своем любимом кресле. Каждый вечер мать приносила тазик, наполненный теплой водой, в которую отец окунал уставшие ноги.

Когда я вошла, он сидел закрыв глаза, а мать стоя на коленях мыла ему ступни. Не самое удачное время приближаться к отцу — он мог рассердиться и, чего доброго, ударить меня.

Я вернулась в свою комнату и написала ему о своем желании: «Папа, я тебя люблю и хочу куклу. Ты самый лучший папа на свете!» Записку я сунула отцу под подушку. Ложась спать, я надеялась, что отец все-таки подарит мне вожделенную игрушку.

Некоторое время спустя в комнату вошла мать.

— Это ты написала?

— Да, — ответила я R полусне.

— Что ты ему написала?

— Что прошу у него куклу.

— Ты разве не знаешь, что он не читает по-французски? Или думаешь, если умеешь читать, можешь насмехаться над отцом?

— Нет, мама. Я думала, что папа умеет читать на многих языках.

Само собой разумется, мои действия были истолкованы превратно и меня заподозрили в злом умысле, а ведь я всего-навсего написала коротенькую записку с просьбой о кукле. Брат сказал мне, что не следовало этого затевать: по мнению отца, все куклы были от лукавого, и ни в одном благочестивом доме не потерпели бы присутствия подобных игрушек.

* * *

Как-то утром меня разбудили радостные крики братьев. Я подхватилась и поспешила в кухню, откуда доносились голоса. Мои четверо братьев под присмотром матери приводили в порядок свою одежду. Возбужденные, они сообщили мне, что примут участие в открытии нового отцовского ресторана. Не желая оставаться в стороне, я пошла в свою комнату одеваться.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась мать.

— Одеваюсь, чтобы пойти в ресторан.

— Ты не пойдешь. Туда имеют право идти только мальчики.

— Почему? Я тоже хочу пойти.

— Ты не мальчик. Вот когда у тебя появится пенис, тогда и поговорим. А до тех пор ты останешься дома, — категорично заявила она.

— Тогда я тоже хочу пенис. Пусть мне его купят! — решительно потребовала я.

Мать пришла в бешенство. Схватив кусок горького перца, она резко провела им мне по губам. От невыносимой боли я едва не упала и шагнула к раковине, чтобы вымыть губы, пылавшие огнем, но мать потащила меня в комнату и заперла на ключ.

— Мама, мне больно! Мне нужна вода! Пожалуйста! — исступленно кричала я.

Отчаявшись, я умолкла и услышала через дверь, как мать что-то напевает в глубине дома. Она осталась равнодушна к моей боли и, игнорируя меня, как ни в чем не бывало занималась хозяйственными делами. К счастью, была зима, и я воспользовалась инеем, покрывавшим окно, чтобы смочить губы. Мало-помалу боль утихла, и я заснула.

* * *

Наступило Рождество, праздник, который правоверные мусульмане считают языческим. Тем не менее во Франции многие родители-мусульмане дарят своим чадам подарки, чтобы те не чувствовали себя неловко рядом с немусульманскими детьми. Год был удачным, и отец каждому из нас купил подарки. Мои братья получили огромное количество чудесных игрушек и разрешение пригласить в гости приятелей.

А у меня появился Лапуля — красивый толстый бурый медвежонок с круглыми глазами, которого я полюбила сразу, как только увидела. Я была счастлива. Ведь это был мой первый подарок. Хотелось повиснуть на шее у отца, как это делала Амина, но я сдержалась. В нашей семье воспитанная девочка не должна вести себя подобным образом, чтобы не вызвать неудовольствия родителей.

С медвежонком в руках я побежала к подруге. Наконец-то я могла похвастаться первым купленным отцом подарком.

— Амина, посмотри, какой у меня мишка! Это мне папа купил. Правда, он красивый?

— Очень красивый, — с готовностью разделила мою радость подруга.

Отец Амины подарил ей пару симпатичных куколокнегритянок. Но Лапуля был лучше всех игрушек, потому что его подарил мне отец. Куда бы я ни шла, я всегда брала медвежонка с собой. За исключением школы, конечно, но тем радостнее было возвращение к нему по вечерам. Он стал моим товарищем по играм, моим доверенным лицом.

Отрочество

Однажды вечером мать позвала меня и моих братьев в гостиную. Там мы узнали, что наш отец сделал состояние во Франции и теперь решил вернуться в Алжир, чтобы заняться другими, не менее выгодными проектами. Мои братья пришли в восторг от открывшихся перспектив увеличить семейный капитал.

— Ух ты! Скоро мы будем еще богаче! Мы вернемся домой! К солнцу и морю! Вот это жизнь! — хором кричали они.

Каково мне было сообщать эту новость подруге? На следующий день Амина с матерью пришла к нам и узнала о предстоящем переезде.

— Нас никто не сможет разлучить, потому что я навсегда останусь в твоем сердце, — говорила Амина, сжимая мои ладони. — Всякий раз, когда будешь разговаривать с мишкой, помни: он умеет телепатически передавать все моим куклам, а они расскажут мне. Когда тебе станет скучно, скажи об этом Лапуле, и я тебе отвечу.

Нас обеих огорчала мысль о предстоящей разлуке, ведь мне было немногим более семи лет.

* * *

На рассвете мать разбудила меня.

— Быстро одевайся. Мы поплывем на пароме. Ну давай же, шевелись!

— Но я еще не попрощалась с подругой!

— Забудь про Амину! Одевайся и выпей молоко. Мы и так уже опаздываем. Не зли своего отца!

Я быстро оделась и залпом выпила стакан молока, надеясь успеть попрощаться с Аминой перед отъездом.

Но на пороге мать схватила меня за ворот.

— Иди сюда, мерзавка! — крикнула она строго. — Сейчас только пять часов утра! Амина спит.

Лапуля в который раз утешил меня, и я отказалась от идеи сказать «прощай» своей лучшей подруге.

Братья выбежали на улицу вслед за отцом, а мать все торопила и подталкивала меня. Вручив мне корзину, она выхватила из моих рук Лапулю и зашвырнула его на верхнюю полку шкафа.

— Я не хочу, чтобы ты тащила с собой еще и это пугало. У тебя и так полная корзина.

— Мама, пожалуйста! Верни мне медвежонка! — закричала я сквозь слезы.

Я рыдала, но мать осталась неумолимой. Она вытолкала меня из дома, заперла дверь и потащила меня к соседке, матери Амины, отдавать ключ. Та увидела на моих глазах слезы и спросила:

— Что с тобой, милая Самия?