Паранджа страха - Шарифф Самия. Страница 28

В последнее время муж сильно изменился: отпустил бороду и каждый день по пять раз читал молитву, запретил мне выходить одной — всегда возил меня на автомобиле. Он запретил мне носить джинсы, требуя надевать платья ниже колен. При этом продолжал издеваться надо мной, утверждая, что речь идет о послушании перед Богом. Сам он, однако, был не очень послушным, так как продолжал пить. Употребление алкоголя в исламе — один из самых тяжких грехов. Он напивался, а расплачивались мы.

Прошло несколько лет после моей поездки в Алжир, и нравы в стране еще больше ужесточились. Набирал обороты терроризм, отчего все больше местных жителей становилось ретроградами, а отец с братьями стали еще набожнее. Я не хотела, чтобы мои дочери вели такой образ жизни. Я поделилась с мужем своим желанием остаться во Франции ради дочек, но у него на этот счет было свое мнение: он сказал, что убьет меня, если я откажусь следовать за ним, а сам с детьми убежит, и пожаловался отцу на то, что я потеряла религиозное чувство и уважение к нашим традициям.

Отец немедленно мне позвонил. Он был вне себя.

— Слушай меня, Самия! Если ты не поедешь с мужем в Алжир, я сам отправлюсь во Францию и зарежу тебя, даже если потом придется остаток лет провести в тюрьме. Когда Абдель будет готов, ты должна последовать за ним.

Я откладывала объявление новости детям, потому что боялась их реакции, особенно реакции старшей дочери. Я ненавидела себя за неспособность сопротивляться, неспособность помешать отъезду. А ведь я так хотела быть примером твердости духа для своих дочерей. Я предпочитала врать, чтобы не быть избитой.

Узнав о решении отца, Нора разрыдалась и принялась уговаривать меня отпустить отца одного. Она была уверена/что мы сможем жить втроем. Боже, если бы я могла так поступить, я бы сделала это без колебаний, но я не чувствовала в себе сил. Порой я даже проклинала себя за то, что позволяла родителям и мужу растаптывать мои надежды, уничтожать меня и пытаться уничтожить детей.

В Алжире отец приобрел нам дом неподалеку от своего.

Делать покупки во Франции было выгоднее, поэтому я решила прикупить кое-что из вещей, в том числе и предметы мебели, и отправить в Алжир. Это заняло много времени. За каждую покупку я расплачивалась своими собственными деньгами, но все равно товары выписывала на имя мужа. Говорить с моими родителями было бесполезно, их ответ был известен заранее: деньги мусульманки принадлежат ее мужу, если она хочет попасть в рай. Несогласная с этим считается нечистой, и никто из мужчин не возьмет на себя ответственность за нее. Приближающийся отъезд я воспринимала очень болезненно. На что мы втроем могли надеяться, живя рядом с родственниками? На самом деле ни на что.

Я просто боялась страданий, не имея сил к сопротивлению. Я покорилась, чтобы обрести покой!

Несколько раз у меня появлялись мысли обратиться за помощью к французским властям, но мой пресловутый страх перед последствиями не позволял этого сделать. Всепоглощающий страх перед родственниками и мужем мешал мне рассуждать здраво. Я никогда не принимала решений самостоятельно и до сих пор не считала себя способной на это. Я по-прежнему оставалась маленькой, контролируемой родителями девочкой.

Нора была очень обеспокоена предстоящим отъездом, она не желала покидать страну, которую по праву считала своей родиной. Она была привязана к подругам и не хотела отказываться ни от привычек, ни от спокойной жизни во Франции. Я ведь не посвящала ее в свои проблемы и делала все для того, чтобы ее жизнь как можно больше походила на жизнь ее сверстниц. По возможности я старалась не говорить мужу о том, что иногда позволяла дочери. Не без последствий для себя, потому что он винил меня в проступках дочерей.

Теперь из школы Нора возвращалась в слезах. Ее подруги умоляли не уезжать, они не понимали, как девочку ее возраста могут принуждать следовать за семьей! Я видела, что Нора похожа на меня: даже если она была не согласна, все равно поступала так, как решили ее родители.

Восьмилетняя Мелисса не придавала большого значения переезду.

— Останемся мы здесь или будем жить там — какая разница. Все будет хорошо, — говорила она с улыбкой. — Мы одна семья, я заведу себе новых друзей. И там мы сможем чаще видеть дедушку и бабушку.

Самые близкие подруги обвиняли меня в том, что я не осознаю опасности терроризма в Алжире середины девяностых. Почему я была так безответственна? Когда я думаю об этом теперь, мне кажется, что террор, царивший в моей жизни, просто не позволял мне видеть того, что свирепствовал в стране.

Возвращение в Алжир

Тринадцатого июля, в пятницу, мы отправились из Франции в Алжир на пароме. Это была моя вторая поездка таким путем. Как и в прошлый раз, мне казалось, что я плыву прямо в ад!

— Пятница, тринадцатое, — повторяла Нора. — Это принесет нам несчастье, мама!

— Ничего с нами не случится, моя хорошая. Мы возвращаемся на землю наших предков, и я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива. Ты сможешь посещать — респектабельную школу и жить той жизнью, о которой мечтала.

Я давала ей красивые обещания, не будучи уверена в их исполнении. Я была уверена лишь в одном — любой ценой я буду защищать свободу моих девочек.

Чтобы избежать лишних упреков, я как добропорядочная мусульманка на оставшиеся собственные деньги купила роскошное авто на имя мужа, которое он тут же назвал машиной своей мечты. Плавание длилось сутки.

Мы приближались, и от этого становилось страшнее. Дочерям я представляла картинку прекрасной жизни, но…

Я наблюдала, как они играли на палубе, когда со мной заговорила молодая женщина.

— Здравствуйте, меня зовут Амира, я еду в Алжир в отпуск. Кажется, что страна охвачена огнем и залита кровью. Стоимость жизни возросла вдвое. Да пребудет Господь с нашими братьями и сестрами! Надо быть очень смелым, чтобы жить там.

— Здравствуйте, Амира. Я — Самия. Очень скоро я сама узнаю эту жизнь. Если у вас есть время, могу рассказать, как можно в нее попасть.

— Вы останетесь в Алжире? — удивилась женщина.

— Увы, да, Амира! Мой муж решил вернуться, а я следую за ним. Вопреки своему желанию, должна вам признаться.

— Что значит вопреки желанию? В наши дни нас больше не принуждают делать что-то вопреки.

— У меня очень жестокий муж, отец еще хуже. Я живу в страхе. С самого рождения моя жизнь под постоянным контролем.

— Если вас так контролировали во Франции, в Алжире будет в тысячу раз хуже. Пока не поздно, возвращайтесь с дочерьми во Францию. В Алжире можно убить женщину, и никому не будет до этого дела. Во Франции власти придут вам на помощь, но только не в Алжире.

— Знаете, я не осознавала, что все стало настолько опасным. Как я могу быть уверена в безопасности моих девочек? Что теперь делать? Максимум через час мы прибудем. Теперь я начинаю понимать, как глупо было соглашаться на переезд, но чувствую себя такой беспомощной перед ними.

И я расплакалась. Благодаря собеседнице я поняла масштаб своей безответственности. Я следовала «за». Я находилась в капкане. Я жалела, что ничего не предприняла.

Боже, какой же я была наивной и беспомощной перед семьей! Соглашаясь ступить на алжирскую землю, я оказывалась в-ответе за все, что случится с моими детьми!

— Оставьте мне свои координаты. После отпуска я вернусь во Францию и подумаю, что можно сделать для вас и ваших девочек. Меня взволновал ваш рассказ. А пока держитесь. Да поможет вам Бог.

Амира подарила мне крупицу надежды. Если будет совсем плохо, она нам поможет. Я ей оставила координаты моих родителей, потому что своего собственного адреса пока не знала, но обещала послать сразу же, как только он станет мне известен. Она тепло попрощалась со мной, и я поняла: моя история глубоко тронула ее.

Отступать было поздно. Я могла только идти вперед, но осторожно. А тем временем мой муж разыскивал меня повсюду, поскольку с минуты на минуту паром должен был пришвартоваться.