Изнанка мести (СИ) - Великанова Наталия Александровна. Страница 78

Он нахмурился: – Да, они, вроде, вместе разрабатывали какой-то проект. То ли развития округа, то ли фиг знает чего. У них долго уже были дела. Не знаю, подозревал ли отец раньше, но однажды твой дед составил один документ таким образом, что подписи оказались на отдельном листе. Отец не придал этому особого значения. Позже Белов просто вписал в этот листок договор покупки нашей квартиры. Все было признано законным.

Они помолчали. Вика не задала новых вопросов. Она встала, поставила в печь чайник – там он быстрее закипал, чем на плите, достала чашки. Она вспомнила, каким был её дед. Волевой старик, требующий от неё прекрасной учебы и полного повиновения. Не терпящий возражений, работающий по выходным. Неизменно аккуратный, в наглаженном костюме, начищенных туфлях. Строгий, но умелый и ответственный. Потом её мысли убежали к документам, бывшим квартирам. Да, если плата за комочек внутри неё такова – она, не задумываясь, заплатила бы повторно. Она зашла в спаленку, задернула цветастую занавеску, стянула платье, Димины штаны, чулки, переоделась в домашние теплые вещи.

– Хочешь перепихнуться? – крикнул Дима из кухни и Вика от неожиданности икнула. Может, показалось?

– Что? – уточнила она.

– Перепихнуться хочешь?

– Нет! – выпалила она, пытаясь откашляться. Выглянула: – С ума сошел?

– А что такого?

– Что такого? – Вика вышла и уставилась на него, – все равно, что спать с братом, – она взяла маленький ухват и вытянула чайник.

– У тебя нет брата, – улыбнулся он, и Вика выразительно посмотрела на него, раздумывая не пустить ли в дело орудие, сжимаемое в руках, – да, ладно, – Дима покосился на рогатину, – я тоже не хочу. Это так, чтобы поддержать разговор.

В тот вечер Дима остался у неё до утра. Они придвинули кровать вплотную к печке. Было приятно проснуться не в пустом доме. Он пил кофе с булочкой, которую привез из магазина с утра пораньше, она – пустой чай. Потом совершили моцион по саду её любимого поместья, и к обеду он уехал.

А жизнь продолжалась. Иногда Вика думала, как было б хорошо, если б она себя плохо чувствовала. Может тогда слухи об этом дошли бы до Ярослава, и он пожалел бы её. Иногда мысли уносили её так далеко, что ей виделось, как Ярослав нежно обнимает её и её ребенка, любуется её положением и целует. Но чаще Вика изо всех сил старалась не позволять себе таких видений, потому что после этого долго плакала, разрывая сжимающееся от боли и тоски сердце. Она шептала маленькому (а заодно и себе) бодрые слова, просила ничего не бояться. Рассказывала о своей нежности. Убеждала, что сможет любить его за двоих. Запрещала себе утешаться мыслью, что когда ребенок родится, его отец одумается и захочет их вернуть. Она знала, что это пустые мысли. Никогда жизнь не будет так щедра.

Вот бы у нее родился сын и тогда Ярослав бы пожалел о своем наследнике. Но потом она приходила в себя: для сына (как и для дочки) это было бы трагедией. Не дай Бог, когда-нибудь какому бы то ни было ребенку узнать, что он брошен отцом.

Молодые листочки покрывали тонкие ветви деревьев и кустов, сочная трава пробиралась сквозь старую, темную, когда Ольга вернулась из свадебного путешествия. Она позвонила в тот же день и обещала примчаться к Вике в субботу с утра пораньше.

Вика возилась в огороде, когда увидела блеск багряного металла за штакетником. Не успела она подойти и поцеловать подругу, как услышала вопли. Ольга разговаривала по-телефону.

– Да объясни же, наконец! – её голос сорвался в крик, и она стала внимательно слушать, что ей говорили. Вика видела, что с каждым словом собеседника, возмущение Ольги нарастало. – Не звони мне! – внезапно завопила она, – думаешь, будто я завожу любовные интрижки после того, как вышла замуж, на том основании, что увидел рядом со мной какого-то типа? – она захлопнула телефон, дыша, как огненный дракон, потом улыбнулась и обняла Вику, похожая на прекрасную аккуратную куколку. Выдохнула: – Сил моих нет!

– Что произошло?

– А, – Ольга махнула рукой и скорчила гримасу неудовольствия, – сама не знаю! То возьмется ревновать, то сюсюкается со мной. Я его убить готова! – она перевела дух. – Как у тебя дела? А это что? – подруга подозрительно присмотрелась к Викиной талии и подняла тревожный взгляд, – меня не было три недели, а ты, кажется, поправилась?

Пряча глаза, Вика промямлила Ольге, что отец ребенка – парень с корпоративной тусовки, который не пожелал становиться родителем, а в феврале уволился из компании. Она ненавидела себя за ложь, спотыкалась на каждом слове, приходила в ужас от мысли, что её легко уличить, сопоставив факты, покинувшие её рот за последние три месяца. Она уже и сама не понимала, зачем и для кого врет, однако плела цветистые венки сказок, украшала их лютиками подробностей, лишь бы увести подругу подальше от правды.

Они разместились во дворе на майском солнышке, Вика копалась в огороде, разбивая его на грядки мотыгой и втыкая семена. Потом она взяла лопату и вырыла лунки для картошки. Земля была мягкой: все выходные второй половины апреля и начало мая она потратила на очистку почвы от сорняков, травы, грязи, камней, стекла. Конечно, на большой урожай надеяться не приходилось – её познания в сельском хозяйстве были ничтожны, но Вика рассчитывала компенсировать их усердием, тщательной прополкой и заботливым поливом. Жизнь была борьбой, и она включилась в нее без лишних раздумий.

Ольга сначала была ошарашена Викиным известием, несколько раз спросила, почему она раньше молчала, потом въедливо и долго интересовалась «отцом». Наконец, расслабилась и принялась рассуждать, как она счастлива, быть беременной одновременно с лучшей подругой и в будущем растить детей одного возраста! Вика не могла расслабиться. Чтобы увести разговор в сторону, она спросила о поездке. Оля вяло рассказала о путешествии. Отношения у них с Андреем были натянутые, и большей частью она выражала недовольство и обиду.

– Знаешь, это похоже на ковыряние в ране: он не достает меч и не рубит мне голову. Он вносит заразу во всё моё тело, – разглагольствовала подруга. Вика хмурилась: она плохо понимала, о чём шла речь. Ей казалось, что Ольга запуталась сама и запудрила мозги всем окружающим.

В конце концов, Ольга бросила разговоры, взяла ведро с картошкой и принялась бросать клубни в Викины лунки и засыпать их. Вдвоем работа пошла быстрее. К вечеру они покончили не только с огородом, но и попилили и обрезали сухие ветки на двух яблонях, смородине, сливе. Вику сжигало любопытство о свадьбе Ярослава с блондинкой, но Ольга ни словом об этом не обмолвилась, и она не осмелилась задавать вопросы. Что за жизнь у неё настала? Она не только вынуждена была скрывать от лучшей подруги правду о себе, но даже и спросить боялась.

Настали тяжелые времена. Вика всё время пыталась воссоздать в душе то чувство уверенности и стойкости, которое у неё возникло, когда хотела сообщить Ярославу про ребенка, а он не отвечал на звонки. Этакое слоновье ощущение толстокожести, необходимость идти с высокоподнятой головой и прямой спиной. Теперь она не испытывала ничего подобного. Через два с половиной месяца ей предстояло отправиться в декретный отпуск и получать восемь тысяч в месяц. Восемь! Это всё-равно, что две, что одна. Что ей с ними делать?

Она узнала, во сколько обойдется провести отопление в дом, обустройство туалета. Еще одну зиму с дровами она боялась не выдержать. С ребенком на руках? Вообще, в этом поселке, она единственная существовала в таком логове. Все кругом давно было застроено коттеджами, имевшими минимум два этажа. Огражденные высоченными заборами, они скрывали жизнь своих хозяев от посторонних глаз. Её же избушка была отделена от улицы невысоким полусгнившим штакетником, отчего она имела возможность выглядывать на дорогу, здороваться, а иногда и болтать с прохожими. Справа от её дома был глухой забор, чему она, в общем то, была рада, так как сосед слева, под кодовым названием «дом с колоннами», был очень болтлив. Их дворы разделяла ржавая металлическая сетка. Если Вика вечерком выходила на улицу, он неизменно появлялся с каким-нибудь делом и рассказывал о своих детях, собаке, племянниках, рыбках, стараясь вложить в короткую встречу как можно больше информации. После длительного рабочего дня, наполненного трелями телефона, распоряжениями начальства, потерянными документами, руганью в вагоне, Вике совсем не хотелось слышать о чужих проблемах. У неё своих имелось полно – хоть вывози. Она вежливо кивала, ретируясь в дом, но и там порой продолжала слышать, как сосед всё рассказывал и рассказывал.