Урук-хай, или Путешествие Туда... - Байбородин Александр Владимирович. Страница 35

Стрелы орков были безжалостны, и потери всадники понесли ужасные, но воинов в эореде было гораздо больше, чем орков. Уцелевшие после атаки рассыпались под холмом, и видно было, как отдаёт распоряжения всадник в зелёном плаще, тот, что отъехал от стяга перед атакой. Он потерял свой шлем, и в последних лучах солнца белели светлые, как пшеничная полова, волосы. Второго всадника, того, что послал эоред на холм, нигде не было заметно. Наверное, он погиб в атаке.

Светловолосый воин под белоконным стягом что-то кричал, махал рукой, и всадники небольшими кучками, по четыре-пять, начали окружать холм со всех сторон. Ещё несколько погнали в сторону огромный табун запасных лошадей. Двое, взяв в повод по паре коней, пустились вскачь по направлению к деревне.

«Всё верно, – сказал Гхажш и сплюнул через стену, в сгущающуюся темноту. – Сейчас они холм окружат и будут нас стеречь, пока подкрепление не подойдёт. Только раньше это надо было делать, сразу. Теперь им сил не хватит. Так что поиграем ещё». Он крикнул наблюдателю на дереве, и через минуту на верхушке, между ветвей, зажёгся факел и начал кружиться в разные стороны. Кому Гхажш пытается подать знак, и кто такой Ратгхаур, я не знал. Думал, что начальник ещё одного такого же атагхана.

Гхажш тем временем продолжал отдавать короткие тихие приказы, и едва ли не десяток орков парами начали перелезать через стену и уходить вниз, в сгущающуюся тьму. Через какое-то время несколько из них вернулись и перевалили через колья два стонущих тела. Это были раненые роханцы. Один – совсем молодой, с едва пробивающимися усиками и напуганными детскими глазами, а второй – постарше, и глаза у него были злые, яростные. Он пытался сопротивляться, но грязные, в потных потёках боевой раскраски, руки орков держали его крепко. К тому же, в груди у него зияла рана, и при каждом выдохе из неё появлялись розовые пенные пузыри. Молодой был ранен тремя стрелами в ноги: в бедро и обе голени.

Роханцев свалили в углу стены. Гхажш с Урагхом подошли к ним, присели рядом на корточки, и я услышал знакомый, до мурашек на спине, шёпот Урагха: «Ну что, конееды, позабавимся?» Отвечавшего ему я не видел, но догадался, что это был немолодой воин, потому что отвечал он хрипящим, булькающим, прерывистым шёпотом. «Подожди, орочий выродок, – хрипел пленный, – утро будет, при солнышке наши вас на куски порежут». Послышался звук слабого плевка, и уже голос Гхажша тихо и спокойно произнёс: «Не угадал, усатый, мы урр-уу-гхай, мы солнца не боимся. А твои до утра не доживут. Мы их варгам скормим, вместе со зверюгами вашими. Варги конину любят. После них даже копыт не остаётся. Так что давай по делу. Сколько вас было?» Опять послышался звук слабого плевка, отвечать пленный, похоже, не собирался. «Ладно, – словно бы согласился с ним Гхажш. – Дело твоё, мог бы ещё пожить». Послышался чавкающий звук и бульканье стало на несколько мгновений очень громким, а потом прекратилось. Урагх сместился немного в сторону, и теперь, повернув голову и скосив глаза, я мог видеть молодого роханца.

Молодой всадник сидел, привалившись к прутяной стене, вжимаясь в просыпающуюся сквозь щели землю, ему было страшно. «Ты-то говорить будешь? – всё тем же спокойно-тихим голосом спросил у него Гхажш. – Или тебя сразу Урагху отдать? К утру он из тебя как раз завтрак для нас сделает». Роханец вжался в стену ещё сильнее и проблеял тонким срывающимся голоском: «Не надо, дяденька, я всё скажу! Всё! Что знаю!»

– И что ты знаешь?

– Нас было двести тридцать, когда из Эдораса выехали. А здесь уже меньше, мы за две недели нескольких потеряли.

– Чего вы тут шаритесь?

– Так, – пленный растерялся, – Вас ищем, дяденька. Вы тут неподалёку деревню сожгли. Нам приказано найти.

– Вот и нашли, – усмехнулся Гхажш. – Кто приказывает? Кто главный?

– Йолунд, третий граф марки, он приказывает. Он уже год как над нашим йоредом поставлен.

– Кто второй? В зелёном плаще…

– Это Хасутайн, сержант йореда. Он не из благородных, выслужился.

– Старый, стало быть, вояка? А? Быстро отвечай!

– Он не старый ещё, ему лет тридцать, просто служит уже пятнадцать. Когда прежнего начальника убили у нас, он, говорят, полгода йоредом заправлял. А потом графа поставили. Но это ещё до меня было…

– Понятно, – оборвал его Гхажш. – Урагх…

У шеи роханца мелькнул тёмный клинок. Всадник поперхнулся, схватился за вспоротое горло, пытаясь остановить кровь, и начал заваливаться на бок, дёргаясь всем телом.

«Это хорошо, что ими сейчас старый служака командует. Этот всё будет делать как положено. А сейчас уже нельзя как положено, – Гхажш снова сплюнул сквозь зубы, и плевок попал на тело молодого роханца. – По уму, им сейчас рассыпаться надо, нас с холма выпустить и идти за нами, издалека постреливая, чтобы мы не быстро бежали. За подкреплением они послали, но где оно? В деревне мужиков им сейчас не поднять, те пожар только потушили. Им сейчас о королевской подати напоминать, всё равно, что быка дразнить. Значит, на кого-то ещё надеются. Раз холм окружили, значит, к утру своих ждут. Или раньше. Плохо будет, если раньше». Не знаю, сколько бы он так ещё рассуждал вслух сам с собой, но где-то вдалеке вдруг зазвучал долгий, еле слышный вой.

«Ратгхаур, – почему-то прошептал Гхажш, и в шёпоте его мне послышалось облегчение. – Только бы это был Ратгхаур». Он сложил ладони раструбом, запрокинул голову, приложил ладони ко рту, и над холмом разнёсся такой же леденящий, неотличимый от волчьего вой, только гораздо более громкий. Гхажш выл долго, с переливами, иногда на несколько мгновений прерываясь, чтобы набрать воздуха или послушать. Я видел, кто это воет, но и у меня по коже бегали быстрые, как тараканы, мурашки. А что должны были чувствовать всадники, я даже и представить не могу. Испуганное ржание коней было слышно даже на вершине кургана. Когда Гхажш прерывался, конечно.

Сколько прошло минут этого воя, я не знаю, но не очень долго. Гхажш прервался в очередной раз, и издалека, но уже намного ближе, прозвучал ответ. Или, может быть, вопрос: очень уж занятно менялся звук, словно вывший действительно спрашивал. «Наш талан нынче», – снова прошептал Гхажш и провыл что-то, играя голосом, словно на свирели из волчьих глоток. Вдалеке его, видимо, поняли, потому что к прежнему вою присоединился ещё один голос, более низкий. Этот выл короткими, рублеными звуками, то спрашивал о чём-то, то будто приказывал. Гхажш время от времени подвывал.