Янтарь и Льдянка. Школа для наследников - Снежная Дарья. Страница 6

Практически целиком расположенное в горах, богатых залежами металлов и драгоценных камней, это королевство никогда не участвовало в стычках с соседями. В этом не было нужды: равнинные земли жителей Зубчатых гор не интересовали, а властители королевств прекрасно понимали – просто сбросить солдат с дворцовых башен будет и то разумнее, чем отправлять их штурмовать вмурованные в скалы авернские замки. Вот люди и рассудили, что и Дэриэн даже со всем его могуществом в горы не полезет, а потому население королевства за годы Закатной войны увеличилось вдвое.

В горы новоявленный император действительно не полез. Гораздо важнее было удержать вместе то и дело бунтующие завоеванные земли, чем безуспешно терять людей в ущельях и на перевалах. Но и мысли завладеть авернскими рудниками и шахтами не оставил, крепко вбив эту идею в голову своего сына.

Ни ему, ни его наследнику это не удалось. Горцы дорожили своей независимостью и становиться частью Закатной Империи не желали. А вот правнук первого Императора оказался хитрее. Вместо того, чтобы, словно древнему божеству, скармливать горам сотни и тысячи солдат, он запретил любые торговые отношения с Аверном. Взвыли и горцы, оставшиеся без хлеба, и жители Империи, лишенные не только драгоценных безделушек, но и таких полезных в хозяйстве мелочей, как, например, подковы. Тем не менее попытки обойти закон карались настолько жестко, что вскоре Дэниэр II стал первым Императором, с которым Аверн вступил в переговоры.

Длились они без малого пять лет, в ходе их Император даже успел скончаться, поговаривают, не без помощи Горного короля. Его преемник оказался чуть менее изворотливым и не сумел окончательно и бесповоротно присоединить Зубчатые горы к своему государству, переведя их королей в разряд вассалов. Он удовольствовался малым: Аверн вошел в состав Империи в качестве суверенной провинции, сохраняя свою королевскую династию и подчиняясь Императору лишь во вторую очередь.

Несколько десятков лет такое положение вещей всех устраивало. Но лишь до тех пор, пока очередной Император не решил, что существование в пределах одного государства двух правящих династий, пусть даже одна из них имеет какое-то значение лишь в горах, не дает ему достичь душевного равновесия. Авернцы переняли имперскую традицию воспитания магов и даже планировали открывать собственную школу. А объединение военного потенциала гор с магическим угрожало бунтом, который вполне мог оказаться успешным. Помня об опыте предков, действовать грубой силой Император не решился, в очередной раз отправившись в обход, рассудив, что сделать вместо двух династий одну можно не только путем устранения, но и путем объединения.

Как назло, обоим правителям очень везло на наследников, а вот с наследницами все никак не получалось. До тех самых пор, пока мой отец после черной лихорадки, унесшей жизнь его жены и двух сыновей, не женился второй раз на немолодой уже графине, явившей свету не очередного принца, а принцессу.

Вот тогда-то Дейрек Первый сильно пожалел, что поторопился обручить своего старшего сына с дочерью крэйга [9], лишив себя такой чудесной возможности сделать внука наследником обоих государств. Отказ от помолвки мог вызвать блокаду побережья и затяжной конфликт, в который Императору ввязываться не хотелось. В то же время он прекрасно понимал, что другой подобный шанс неизвестно когда представится. Да и Аверн, ослабленный лихорадкой, сожравшей треть населения, как никогда нуждался в поддержке Империи и не мог ничего противопоставить желанию Императора объединить дома в знак окончательного примирения.

Так я досталась младшему принцу.

Договор о свадьбе был заключен, едва мне исполнилось несколько месяцев, но Император милостиво позволил будущей невестке отпраздновать в родном доме целых семь дней рождения. Я помню, как меня усаживали в расшитый золотыми нитями паланкин, помню голос отца и плач матери. Тогда я не до конца понимала, что значат их слова об очень долгой разлуке.

Дейрек Первый подозревал, что Лайнел Авернский очень скоро может опомниться и попытаться ситуацию переиграть, да и помимо него в Зубчатых горах найдется немало противников грядущего объединения семей. А поскольку оно могло состояться лишь по достижении обоими будущими супругами совершеннолетия, в столичном дворце мы прожили недолго. Император надежно упрятал нас в далекое уединенное поместье под названием «Четыре ивы».

К его несказанной радости, у нас обоих внезапно проявились магические способности. Решение отправить нас в Тарос было принято мгновенно. Давать нам всестороннее образование Император в любом случае не планировал, несмотря на то что однажды нам предстояло встать во главе государства. Очевидно, считал, что так мы будем гораздо больше считаться с его мнением в делах управления. А в школе мы получили бы дополнительную возможность научиться стоять за себя. К тому же она находилась под самым носом у Императора и в то же время обладала одной очень важной чертой – Тарос рьяно хранил тайну происхождения. Даже преподаватели не знали, кто сидит перед ними за партой: сын портного, у которого внезапно проявился дар, или юный граф, которому родители пророчили место в гвардии.

Для нас с Янтарем было сделано маленькое исключение: ректора известили о том, кого именно имело честь принять это учебное заведение, и предупредили, что если с наших голов упадет хоть один волос, то вряд ли лиру Сэнделу придется размышлять о том, как он встретит надвигающуюся старость.

Поэтому сейчас я впервые видела его на редкость озабоченным и, пожалуй, даже испуганным.

Я сидела в ректорском кабинете, по привычке забравшись в кресло с ногами, и, обхватив колени, наблюдала, как обычно предельно собранный и невозмутимый маг нервно меряет шагами пол.

Меня же до сих пор не покидало странное оцепенение.

Поначалу там, в комнате, я просто не могла пошевелиться, стояла и неверяще смотрела на застывшее каменным изваянием лицо в обрамлении вороха мраморных кудряшек. Искусная статуя, которая еще недавно сбивчиво извинялась передо мной за прерванный лиром Сэнделом поединок, повлекший за собой наказание, и обещала, что завтра непременно совершит какую-нибудь проказу, чтобы отправиться дежурить вместе со мной.

Потом я со всех ног кинулась в ректорский кабинет и, задыхаясь, пыталась рассказать о случившемся. Маг вручил мне стакан воды и, велев ждать, ушел прояснять ситуацию. Вернулся он быстро, мрачный и бледный. Мало того что Капля была мертва, кто-то еще использовал сонное заклинание и усыпил всех учеников на этаже. Поэтому никто и не слышал нашей беготни. Адепты спали крепким сном и очнутся, лишь когда заклинание выдохнется. Кто бы ни подбросил ящера – а теперь становилось ясно, что в Тарос василиск пробрался не случайно, – он озаботился тем, чтобы никто ему не помешал.

– Как ты? – внезапно поинтересовался лир Сэндел, замерев посреди кабинета и заглянув мне в глаза.

Я? Отвратительно. Когда-то я по глупости считала, что худший день моей жизни – это тот, когда Император почтил нас с Янтарем своим присутствием на каникулах и привез злосчастное кольцо. Мне едва исполнилось четырнадцать. Во взгляде принца в момент, когда он нацепил его мне на палец, сквозила явная обреченность, да и меня от скандала со швырянием глыб льда и воплями «Я не хочу за него замуж!» удерживал лишь пронизывающий до костей стальной взгляд. Император внушал ужас не только верным подданным.

Но это событие меркло на фоне случившегося. Я готова была сейчас выйти хоть за самого Злотвера Владыку Демонов, если бы это вернуло Каплю к жизни и сняло с меня невыносимо тяжелый груз вины.

И, возможно, я даже поделилась бы этим с ректором, уж он-то меня знал как облупленную, но распахнулась дверь, и в кабинет без стука влетела лира Кайрис в сопровождении декана Воздушной башни, лира Инариса. Меня, сжавшуюся в углу, они даже не заметили и с ходу принялись отчитываться ректору.

– И ящер, и заклинание попали в школу извне. Защита не тронута, значит, она восприняла его как «своего», – лир Инарис говорил резкими отрывистыми фразами, хмуря тонкие светлые брови. – Работал воздушник. Сонным заклинанием был зачарован воздух в закупоренной бутылке, затем она была закинута в открытое окно. Бутыль разбилась, и заклинание сработало, мы нашли остатки.