Дорога в один конец - Конторович Александр Сергеевич. Страница 43
– Им тут что, Невский проспект? Туда-сюда спокойно гулять можно?
– Никак нет, товарищ майор, не Невский здесь. Там часовой немецкий был. Так старшина его задавил. Час точно еще есть, чтобы пройти. За командиром роты побежали уже.
– Черт знает что! – Федоткин помотал головой, прогоняя сон. – Ладно, давайте тащить этого бойца. А Красовского немедленно ко мне! И это… В особый отдел пошлите кого-нибудь, пусть капитана Азарова оповестят.
Когда из предрассветных сумерек вынырнули темные силуэты, моя рука по привычке дернулась было к пулемету. Но головной прохрипел пароль, и ствол моего оружия качнулся вниз.
– Раненый где?
– Вон там, в ложбинке.
Чуть слышный топот ног, скрипнули жерди носилок, и неясные силуэты проплыли мимо меня, возвращаясь назад. Встаю и я. Здесь делать больше нечего, надо уходить. Но я еще вернусь, и кое-кому здорово поплохеет.
Когда в сенях затопали сапоги, старший лейтенант Горячев, нервно расхаживавший по комнате, остановился и резко – взвизгнули каблуки – повернулся к входу. Наклонив голову, через порог переступил старшина Красовский. Поставил к стене пулемет и кинул ладонь к пилотке:
– Товарищ майор! Старшина Красовский с бойцами прибыл в расположение части! В строю, кроме меня, один боец, и один направлен в медсанбат.
– Присаживайтесь, старшина, – кивнул на лавку майор.
Но еще раньше старший лейтенант двумя длинными шагами сократил расстояние между собой и старшиной и схватил того за плечи:
– Вернулся, Максим!
– Точно так, товарищ старший лейтенант! Вернулся. Спать хочу, сил нет никаких уже вообще.
– Ничего, старшина, отоспаться время будет, – ответил с места Федоткин. – Пара вопросов у нас к тебе всего есть, а потом спи – хоть тресни. Насчет чая горячего я распоряжусь, да и перекусить что-нибудь сообразим, проголодался небось?
Ответ на «пару вопросов» затянулся часа на три. И только тогда, когда мой язык стал откровенно заплетаться, начальство, смилостившись, отпустило меня поспать. Как я добрался до дома, как укладывался – не помню ничего. Кто-то что-то меня спрашивал, я спросонья отвечал…
Не помню. Ничего не помню.
– И что вы хотите этим сказать? – Федоткин неприязненно покосился на особиста.
А тот, словно никогда и спать не ложился, – опрятный и подтянутый, даже чисто выбритый, невозмутимо делал какие-то пометки в своем блокноте.
– Я? – удивился Азаров. – Помилуйте, товарищ майор, да я вообще ничего не говорю! Это все показания ваших же солдат!
– Так… – пригладил волосы майор. – Давайте все сначала, я уже что-то запутался.
– Хорошо, – наклонил голову особист. – Сначала так сначала.
Он перекинул несколько листов блокнота.
– После нападения на немецких часовых никто старшину Красовского не видел до момента его появления на точке сбора. Это подтверждено показаниями почти десятка человек. Что он делал и где находился?
– Он напал на расчет немецкой пушки! – вставил свое замечание ротный. – Она вела огонь по своим, и это видели многие!
– То, что орудие вело огонь, никто и не отрицает, – спокойно парировал капитан. – Вот только Красовского там никто не видел, все это известно лишь с его слов. Ладно. Продолжим. Получив приказание прикрыть отход, старшина вместе с бойцами своего взвода выдвигается опять-таки к позициям зенитчиков. Не стану оспаривать целесообразность такого решения – я все же не строевой командир и чего-то могу и не понимать. Но! Дальше опять непонятно.
– Есть же показания Охримчука и Казина – там все предельно ясно, по-моему… – буркнул с места Горячев.
– Что именно вам понятно, товарищ старший лейтенант? – поинтересовался особист. – То, что, выпустив по складу – практически в упор – три десятка снарядов, удалось взорвать всего два вагона? И все? Весь ущерб?
– Красовский – не артиллерист. Даже и такой результат – и то удача! – парировал ротный.
– Странно… В вагон на разгрузочной площадке – попал. Причем вторым выстрелом! А в гораздо больший склад – тремя десятками снарядов, между прочим, не попал?
– Не так все просто, товарищ капитан, – покачал головою Федоткин. – Склады обвалованы, снарядом земляную насыпь так легко не пробить! Там несколько метров толщины, между прочим!
– Тремя десятками снарядов-то не пробить? – удивленно приподнял бровь Азаров. – Надо будет поинтересоваться у артиллеристов! Спасибо!
И он сделал еще одну пометку в блокноте.
– Далее… Эпизод с крестом. Все опрошенные в один голос утверждают – старшина к кресту не пошел, остался стоять на месте. Правда, Казин говорит, что слышал команду залечь – но вот Охримчук такой команды не слышал отчего-то…
– Он ранен и контужен… – развел руками Горячев. – Что ж вы от него хотите?
– Допустим, – кивнул капитан. – Однако я еще не закончил. Дальнейшего боя вообще никто не видел. Да, оба бойца уверяют, что слышали выстрелы и взрывы, но собственно боестолкновения никто не наблюдал. Вы хотите меня уверить в том, что старшина в одиночку перебил всех немцев, которые шли за ними по пятам? Из винтовки перестрелял? Он такой меткий стрелок?
– Вообще-то да, – не унимался ротный. – Очень даже хороший! Так у него же был пулемет!
– И где он его раздобыл? Немцы одолжили?
Старший лейтенант промолчал.
– Последний эпизод, – снова сверился с блокнотом особист. – Переход через линию фронта. Как был снят часовой – никто не видел. Охримчук был без сознания и не может утверждать, что старшина был с ним рядом все то время, пока Казин ходил за помощью. Почти полтора часа, между прочим. Кстати, а отчего Красовский сам через фронт не пошел? Он, между прочим, командир взвода, старшина. Мог бы гораздо быстрее организовать помощь раненому, нежели рядовой боец.
Оба его собеседника молчали.
– Подвожу итог. Мы достоверно знаем, что среди вышедших через линию фронта командиров есть вражеский агент. Таковых командиров у нас только двое – лейтенант Малашенко и старшина Красовский. Оба принимали участие в разработке плана нападения. Но если все действия лейтенанта происходили на глазах у большого количества бойцов, что подтверждается их показаниями, то старшина Красовский большую часть времени отсутствовал неизвестно где. Его слова никем подтверждены быть не могут. Мог ли он в это время иметь контакт с немцами? Агентурный контакт, я имею в виду. Мог. Возразите, что и этого никто не видел? – Особист поднял глаза на офицеров. – Соглашусь. Но таковой возможности исключить не могу. Далее. Действия Красовского при отходе тоже не всегда находят свое подтверждение. Боя никто из бойцов не видел, наличие пулемета у старшины труднообъяснимо. Он отсылает через линию фронта рядового бойца – а сам остается в немецком тылу. Почему?
– А вы сами-то, товарищ капитан, как можете все это объяснить? – спросил ротный.
– Немцы вполне могли подстроить своему агенту правдоподобную легенду. Чтобы выставить его героем в наших глазах. Или вы уж настолько их недооцениваете? Напрасно!
Федоткин молча вертел в руках карандаш.
Азаров закрыл свой блокнот, убрал его в полевую сумку. Встал.
– Я уж молчу о том, что старшина не в первый раз оказывается в окружении… Странно это, вы не находите, товарищи? И каждый раз выходит оттуда прямо-таки геройским образом! Может быть, его уже пора к ордену за это представлять?
Оба офицера ничего на это не ответили.
– Я доложил руководству о своих выводах. – Капитан надел фуражку и поправил гимнастерку. – Оно с ними согласилось. Можете спокойно планировать ваши операции и дальше, товарищ майор. Мое участие в деле завершено.
– А… – вскинулся было ротный.
– Старшина Красовский будет арестован и предстанет перед судом военного трибунала. Надеюсь, никаких возражений у вас против этого нет?
Глава 17
Пробуждение мое вышло каким-то непонятным: кто-то немилосердно тряс меня за плечо и пытался разбудить. А я сквозь сон отмахивался от него.