Милый пленник - Максвелл Кэти. Страница 20

Кэролайн улыбнулась.

— Не такой уж он плохой. Каждый раз, когда я отказываю ему, он, бедняжка, вздыхает с таким облегчением!

— Зачем же тогда он предлагает тебе руку и сердце?

«Его заставляет леди Димхерст», — чуть было не сказала Кэролайн, но вовремя спохватилась. «Стоит мне только вспомнить об этой даме, как у меня сразу портится настроение», — подумала она. Однако, судя по всему, на этой неделе преподобный Тилтон не будет делать ей предложение.

Увидев, что Кэролайн задумалась, Минерва посмотрела на нее своим «всепонимающим» взглядом (Кэролайн терпеть не могла этот взгляд) и, постучав пальцами по столу, сказала:

— Ах да, тебе же еще нужно написать письмо.

— У меня есть и другие дела, — ответила Кэролайн, понимая, что не сможет обмануть проницательную Минерву. Если тетушка будет обедать у баронессы, то к тому времени, как приедет мистер Феррингтон, она не успеет вернуться домой. «Вот и замечательно!» — обрадовалась Кэролайн и в первый раз за весь день облегченно вздохнула. — Я сегодня действительно буду очень занята, поэтому ты, если хочешь, можешь остаться у баронессы до самого вечера.

Минерву сначала удивило ее предложение, но, подумав немного, она кивнула.

— Наверное, я так и сделаю, — сказала она и, опираясь на трость, встала с кресла.

Кэролайн тоже встала из-за стола.

— Тебя опять мучает артрит?

— Да, вчера снова началось обострение, — ответила Минерва. — Здесь очень холодный и сырой климат, — сказала она и, несмотря на то что в гостиной горел камин, поежилась от холода. — Италия избаловала меня.

Обняв тетушку за талию, Кэролайн помогла ей дойти до прихожей. Там, ожидая Минерву, огромный, неуклюжий кучер баронессы Пьер разговаривал о чем-то с Джаспером. Баронесса всегда присылала за подругой экипаж.

Взяв у Джаспера шляпу Минервы, Кэролайн надела ее на голову тетки и завязала ленты.

— Тебе, наверное, лучше остаться дома.

— Ты носишься со мной, как с маленьким ребенком. Я сама могу решить, что для меня лучше, а что хуже, — взяв со стола толстую шерстяную шаль, сказала Минерва. Передав свою трость Пьеру, она набросила на плечи шаль и, опершись на руку кучера, пошла к экипажу. Однако, сделав несколько шагов, остановилась. — Кэролайн, если тебя что-то беспокоит, ты можешь довериться мне, — сказала она. — Я намного старше тебя, но в маразм еще не впала и смогу тебе помочь.

Лицо тетки выражало такую искреннюю тревогу, что Кэролайн невольно улыбнулась.

— Не волнуйся, — сказала она. — Со своими трудностями я справлюсь сама.

Минерва некоторое время пристально вглядывалась в ее лицо, а потом сказала:

— Увидимся вечером.

— Желаю тебе хорошо провести день, — ответила Кэролайн.

Она подождала, пока за тетушкой закроется дверь, а потом вернулась в гостиную и, сев за письменный стол, снова принялась за письмо.

Пообедав, Минерва и Виолетта Миллз сидели за столом, попивая миндальный ликер. Баронесса возлежала на полу среди мягких подушек и курила кальян, наполняя комнату сладким ароматом табака. Леди Мэри тихо похрапывала, сидя в кресле у камина.

Шарлотта облачилась в один из своих любимых костюмов. На ней был красный газовый кафтан, расшитый золотыми нитями, и турецкие шелковые шаровары белого цвета. Она начала носить шаровары много лет назад после того, как вернулась из одного из своих многочисленных путешествий. Однако после переезда в Лондон она надевала их только дома. Для Шарлотты не существовало запретов, она всегда поступала так, как считала нужным, и носила то, что ей нравилось. Однако ходить по улицам Лондона в шароварах она все-таки не решалась.

— Англичане люди степенные и уравновешенные. Если я выйду на улицу в шароварах, то остановится уличное движение, — уверяла она своих друзей, и те не могли с ней не согласиться.

В отличие от нее Минерва одевалась как настоящая герцогиня, — элегантно и изысканно. Она прожила в Италии много лет и почти все ее туалеты были приобретены именно там. Бернардо был щедрым человеком, однако, несмотря на это, после его смерти все его состояние перешло к жене, а не к Минерве, которая была любовницей. Минерва не завидовала жене Бернардо, ведь у той были только его деньги, а любовь всецело принадлежала Минерве. Она считала, что любовь неизмеримо ценнее и важнее денег.

Сидевшая напротив Минервы Виолетта Миллз одевалась так, как и подобает одеваться жене викария. Она так и не смогла привыкнуть к той одежде, которую носили на ее второй родине, в России. Не смогла она привыкнуть и к роли любовницы. Несмотря на то что Виолетта всегда была одета модно и элегантно, предпочтение она отдавала платьям сдержанных, приглушенных тонов, таких, как бледно-лиловый, светло-голубой, бежевый и коричневый. Ее одежда была сшита из прочной, удобной и практичной ткани.

Виолетта жила вместе с леди Мэри, которая более тридцати лет не покупала себе новых платьев. Она говорила, что Уильям (так звали ее покойного мужа) не любил современную моду, и, несмотря на то что ее муж умер двадцать лет назад, она все еще считала, что тратить деньги на новые наряды нет никакого смысла.

Леди Мэри обожала шляпы с широкими полями, украшенные изящными страусиными перьями, наклеивала на лицо черные мушки, обильно посыпала волосы пудрой и носила платья из тяжелой парчи, считая, что эта ткань выгодно подчеркивает достоинства ее не в меру располневшей фигуры. Тем, кто впервые видел эту высокую тучную женщину, казалось, что она похожа на огромную гору. Однако муж леди Мэри был еще более колоритной персоной — это был человек невероятно смелый и дерзкий. Минерва знала, почему леди Мэри все время спала. Ей просто было скучно. Как-то раз она сказала Минерве, что после смерти мужа жизнь утратила для нее смысл и она не живет, а просто ждет того момента, когда Господь призовет ее к себе и она сможет встретиться со своим Уильямом.

Из всех четверых только леди Мэри имела незапятнанную репутацию и пользовалась уважением в обществе. Однако она редко выезжала в свет. Даже тогда, когда ей нужно было появиться в обществе для того, чтобы выполнить свой долг перед семьей, она старалась увильнуть от этой неприятной обязанности. Леди Мэри предпочитала проводить время в обществе своих подруг. С ними ей было тепло и уютно.

Минерва первой заговорила о Кэролайн.

— Она сегодня вела себя очень странно. Я еще никогда не видела ее в таком смятении, — сказала она, заканчивая рассказ о том, как Кэролайн писала письмо.

— Кому было адресовано это письмо? — спросила Виолетта.

— Мистеру Феррингтону — джентльмену, которого вы видели вчера вечером.

Сев на подушки, Шарлотта удивленно посмотрел на Минерву.

— Ты спросила у Кэролайн, зачем она ему пишет?

Минерва покачала головой.

— Кэролайн очень скрытная. К тому же мне показалось, что она испугалась того, что я могу задать ей этот вопрос.

— Тогда почему же ты не спросила ее об этом? — поинтересовалась Шарлотта. Она говорила по-английски с легким французским акцентом. — Я бы обязательно спросила, — сказала она и, услышав тяжелый вздох Минервы, недовольно поморщилась. Они уже спорили на эту тему. — Она ведь твоя племянница…

— Только по мужу. И это не дает мне право вмешиваться в ее жизнь.

— Но она намного младше тебя. Молодые люди всегда должны советоваться со старшими. Мне так кажется. Это единственное преимущество, которое дает нам старость, — сказала Шарлотта и снова сунула в рот мундштук.

— Кэролайн хочет чувствовать себя независимой, — сказала Минерва, поставив локоть на стол. — После того как умер ее муж, она ни с кем не советуется, даже со мной. Временами я даже беспокоюсь о ней.

— Она была счастлива в браке? — спросила Шарлотта.

— Понятия не имею, — пожав плечами, ответила Минерва. — Трамбалл умер в 1810 году. Я его совсем не знала. Вскоре, после того как он появился на свет, я уехала на континент [6]и вернулась в Англию за несколько месяцев до его смерти. Мои родственники отреклись от меня, и только Кэролайн оказала мне радушный прием. Ей даже пришлось пойти против воли Трамбалла, хотя она не хотела, чтобы я знала об этом. На его похоронах она предложила мне жить у нее. Она никогда не рассказывала мне о своей семейной жизни. Это — запретная тема, и мы никогда ее не обсуждаем, — призналась Минерва, погладив пальцем ножку бокала. — Да, я пыталась расспросить ее об этом, — сказала она, посмотрев на Шарлотту (баронесса уже открыла рот, очевидно, собираясь задать ей именно этот вопрос). — Это было сразу после смерти Трамбалла. Я думала, что если Кэролайн расскажет мне все, то это поможет ей пережить смерть мужа. Однако она не любит откровенничать. Кэролайн была единственным ребенком в семье, и, похоже, отец воспитал ее в исключительной строгости.